Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2008)
Происходит прощание с идеей объективных критериев, способных определить наличие идеальной внешности или отклонения от идеала. Никто не имеет права выдвигать такие объективные критерии. Красота и уродство — субъективны. Некрасивой внешности больше не может быть в принципе. Внешность может быть только более или менее индивидуальной, более или менее типичной.
Прекрасное больше не является одним из главных декларируемых устремлений и идеалов.
Вполне закономерно, что рубеж XX — XXI столетий ознаменован анимацией, которая отходит предельно далеко от прежних гармоничных форм. Главный герой “Лаборатории Декстера” — толстенький коротышка, у которого голова, шея и туловище являют единый прямоугольный объем. Голова у Декстера квадратная в прямом смысле слова, но никаких рефлексий это не рождает ни у ее обладателя, ни у его близких. Семейство Крампс в “Близнецах Крампс” состоит из людей со слишком широко расставленными, круглыми, как шарики, глазами. У малышей из “Команды нашего двора” овальные приплюснутые головы. Главный герой сериала “Джонни Браво” — пародия на супермена. У Джонни широченные плечи и накачанные бицепсы, по сравнению с которыми ножки кажутся совсем крошечными. Огромная голова увенчана шевелюрой в стиле молодого Элвиса Пресли и высится над туловищем как глыба. Общая диспропорциональность и неадекватность героя превращают его в антиэстетичное существо. Разнообразие форм, издевающихся над классическими идеалами красоты, можно перечислять на многих страницах.
Впрочем, эта тенденция не отрицает наличия анимационных персонажей, соответствующих традиционным представлениям о привлекательности. Когорта “красивых” в современной анимации на генетическом уровне восходит к более ранней эстетике. Однако традиционному прекрасному в анимации, как правило, сопутствуют иронические оценки, комические подробности — одним словом, то, что способно подчеркнуть всю неуниверсальность идеала красоты.
Самый яркий пример этого можно наблюдать в сериале “Totally Spies”. Саманта, Кловер и Алекс — три школьницы из Беверли-Хиллз. Они обладают комплекцией ожившей куклы Барби. Длинноногие, сексапильные, с идеальной худобой и безупречным бюстом. Излюбленные рисунки на майках и форма сумочек-рюкзачков — сердечко. Актуальный цвет — розовый. Девочки могут сходить с ума по новейшей модели сапожек и даже отнять пару обуви у первой встречной. Они пользуются косметикой, посещают солярии, бассейны и салоны красоты. Даже в их личном самолете, раскрашенном в малиновые и оранжевые цветочки, есть комната для фитнеса.
Мотив заботы о внешности прописан так подробно и временами экстравагантно, что его трактовка невольно тяготеет к фарсу и абсурду. Над идеалами мира Барби, над абсолютизацией “чисто женского” сериал откровенно потешается. Тема любви подается тоже исключительно иронично. Личная жизнь как сфера полноценной самореализации женщины развенчивается.
Имея все данные для жизни по законам мира чувственных наслаждений и материального потребления, Алекс, Кловер и Сэм ведут жизнь супершпионок. Не успевают они разрешить одну экстремальную ситуацию, как тут же их направляют на новое задание. Мечта Кловер о карьере модели подается не иначе как с насмешкой.
Розовые пудреницы осуществляют компьютерную связь с шефом Джерри. Из розовых тюбиков помады выдвигаются микрофоны, камеры слежения и многое прочее, что необходимо по ходу приключений. Солнечные очки в модной оправе способны отражать лазерный луч, режущий железо, или выслеживать врагов с помощью тепловых сенсоров. Спрей для загара парализует противника. Облегающая одежда надувается, предохраняя от переломов при падении с высоты. Есть приспособления для перелетов по воздуху и неподвижного парения в поднебесье. Техника эта настолько близко прилегает к телу, что кажется второй кожей тинейджерок.
Новейшая формула идеальной девушки: красота плюс возможности Человека-Паука плюс стиль жизни Джеймса Бонда. Только наличие всех трех составляющих гарантирует победу героинь над жизненными проблемами. Сериал показывает, что красота нуждается в добавлении сверхчеловеческого начала, иначе она будет слишком беззащитной, слишком банальной, слишком бесполезной.
Беззащитность, банальность и бесполезность — три человеческих бедствия, которым современная анимация объявляет войну.
Парадоксы защитной реакции
А как бороться с этими бедами? Как адаптироваться к отсутствию гармонии в современности? Нарочитая, сознательная дисгармонизация картины мира, намного превосходящая несовершенство окружающей реальности, — вот что оказывается орудием сопротивления. Анимация словно говорит: “Мир жесток, мрачен и кошмарен? Хорошо. Мы переплюнем его и в этом! Мы научимся сами и научим зрителей наслаждаться негативом и плясать на чьих-то костях...” (благо они анимационные).
Запрет показа на телеканале “2 Ѕ 2” анимационного сериала “Маленькие лесные друзья” — реакция именно на эту установку. Зверюшки, чьи телесные оболочки постоянно подвергаются кошмарным мучениям, — принципиальные антисадисты, поскольку не осознают сути происходящего. Таков принцип юмора вообще в современной анимации. Персонажи не ведают, что творят или что творится у них под носом. А зрители должны получать кайф от собственной просвещенности. Зритель, который еще не утратил представления о жестокости и даже разделяет общепринятую концепцию жестокости, смеется над экранным миром, который пребывает в “невинности” и не ведает, что творит. Экранная жестокость безудержна и изобретательна. Сериал как бы приглашает наслаждаться именно виртуальным качеством жестокости, которое дает ей преимущество условности и отсутствия последствий для чьей-либо реальной физиологии. Чем более стерилен, свободен от грубого физического труда и прочих интенсивных физических действий мир вокруг нас, чем более опосредованны многие контакты, тем более закономерна популярность подобных визуальных образов. Они компенсируют современному законопослушному гражданину недостаток личной физической агрессивности, дефицит личного права на насилие, множество психологических самозапретов и социальных условностей, ограничивающих деятельность человека в современной цивилизации.
Жестокость, депрессивность и эротика — на этой триаде построены анимационное кино вроде “Наруто”, “Кровь +” и множество сериалов в духе более канонической аниме, манипулирующие мотивами японской культуры в их глобализированном варианте.
Однако воинственный пафос тотального соперничества, томительные предчувствия пагубной, запретной, патологической или даже просто непреодолимой страсти, переживание одиночества в разрастающемся враждебном мире — слишком вечные и потому слишком традиционные мотивы. Сами по себе они не способны выразить тот вкус бытия, который по-настоящему актуален для рубежа XX — XXI столетий. Из специфического ритма этих анимационных сериалов, обрывочного, временами взрывного или заторможенного, с частыми статичными картинками, с долгими паузами в диалогах, с хроническими крупными планами сумрачных лиц, предельно условно обозначающих восточный тип внешности и при всем том учитывающих идеалы Голливуда, — из этого и рождается атмосфера странной реальности и странного в ней напряжения. Из такой реальности как бы отжато и изъято все лишнее, нетипичное, необязательное и хотя бы слегка второстепенное. Здесь нет обыденности и нет воздуха — одни сверхцели и кислород, переходящий сразу в вакуум.
Данная эстетика отвечает нарастающей потребности в виртуальном мире. Она не просто виртуальна, а демонстративно виртуальна, поскольку каждую секунду показывает всю подчиненность жизни персонажей стилю их отображения, технике воплощения фантазий. Депрессивность превращается здесь в стиль жизни героев. А стиль жизни героев оказывается просто стилем, поскольку эта анимация весьма далека от реальности любых стран, континентов и островов.
Чем мрачнее и отрешеннее анимационные лица смотрят на жизнь, тем веселее они общаются со смертью.
Помнится, выдалась одна неделя, когда с разницей в один-два дня прошла серия про похороны козы в “Детках из класса 402” и похороны червяка в “Близнецах Крампс”. И в обоих сериалах по нарастающей шла ирония в отношении всей ритуально-обрядовой стороны похорон, списанной с традиций человеческого общества и адресуемой почившим неразумным тварям. Развенчанию подвергается в данном случае классический гуманизм, абсолютизация серьезного отношения к жизни как таковой, кому бы она ни принадлежала.
Попутно, следуя логике данной анимации, должен уничтожиться и страх смерти, которая демифологизируется, предстает в физической конкретике и, казалось бы, должна успокоить своей очевидной простотой. Однако попутно уничтожаются и пиетет перед смертью, и готовность хотя бы объединяться с кем-то из героев в переживании их трагедии. Вместо преодоления ужаса смерти получается избегание осмысления смертности всего земного.
