Юрий Азаров - Подозреваемый
Я всю жизнь ждал человека, который мог бы понять меня. Понять мои возможности. Я знал, что и Петров и Солин с чисто профессионально-следственной стороны ведут со мной разговоры об искусстве. Я им не верил. Но я жаждал с ними разговаривать. У подозреваемых особая черта — потребность поговорить с теми, кто тебя подозревает. Разговор может идти о чем угодно, а все равно ты, как сукин сын, выворачиваешь себя наизнанку, чтобы хотя бы в подтексте прозвучала оправдательная интонация. Вся твоя физиономия, нервы, каждая кровинка борются за то, чтобы понравиться тому, кто тебя допрашивает. Иногда эта борьба осточертевает. Иногда ты вспыхиваешь: а, гори оно все синим пламенем, будь что будет! А иногда ты робко, долго, правдоподобно и унизительно плетешь паутинку, играешь со следователем в жмурки, флиртуешь, пускаешь ему пыль в глаза и наслаждаешься тем, когда достигаешь цели.
Меня тюрьма переиначила. Я и сам постоянно себя ловлю на том, что уже нет меня прежнего. Помню, случилась у меня однажды какая-то болезнь, связанная с нарушением мозгового кровообращения. Мне прописали массу таблеток. Я попил, а потом испугался, вдруг таблетки изменят структуру моей личности. Боялся перемен в себе. Любопытно, как сказала бы Жанна, я ждал худших перемен и постоянно опасался, что любые насильственные вмешательства в мою физиологическую структуру что-то изменяет во мне.
Леди в тысячу баксов
Оказывается, совсем не случайно спрашивал у меня Солин о том, когда и как познакомился Петров с моей бывшей женой Жанной. События развивались следующим образом. Еще до первого моего ареста я как-то разговорился с Долининым.
— Срочно нужен человек на очень большую зарплату, — сказал он. — Лучше, чтобы это была обаятельная женщина. Со вкусом. С хорошими манерами и со знанием английского языка. Желательно, конечно.
— А что за работа? — поинтересовался я.
— Я даже не знаю, как назвать эту должность. Нужно представлять мой новый мебельный магазин. Понимаешь, дружище, у меня там великолепная обстановка: импортные гарнитуры, шведские спальни, французские столовые, польские кухни, компьютерные столики, разная мягкая мебель, шторы, жалюзи. Нужна хозяйка. Нужно, чтобы в салоне присутствовала красивая женщина. Она должна вписаться в этот мой роскошный интерьер и стать как бы частью дизайна. Конечно, мы ее приоденем, приукрасим, причешем, одним словом, создадим имидж настоящей леди…
— И сколько же эта леди будет стоить?
— Тысячу баксов, не считая загранкомандировок, которые тоже кое-что будут давать. Плюс до шести процентов с каждого удачного заключенного договора.
Я тогда и подумал о Жанне. Почему бы не сделать ей доброе дело. А в том, что она на эту должность подойдет Долинину, я абсолютно не сомневался. На всякий случай тут же дал Долинину телефон Жанны, и через два дня она уже работала в большом столичном мебельном салоне. Долинин был очень доволен началом ее работы: лучшего варианта ему и не найти. Так он по крайней мере мне сказал.
Когда и при каких обстоятельствах встретились Жанна и Петров, я не знал. Да это и не важно. Как сказал мне Солин, у них закрутился с ходу такой ошеломительный роман, что Долинин перепугался и предупредил Петрова: "Оставь Жанну в покое…" Петров сказал, что у него самые серьезные намерения, что Жанна ответила ему взаимностью и что скорее всего они поженятся. Это страшно расстроило Долинина. То ли сам он был неравнодушен к Жанне, то ли боялся, что роман отразится на работе, или, может быть, еще по каким-то неведомым причинам, но Долинин предпринял ряд шагов, чтобы помешать развитию событий. Он стал посылать Жанну в командировки, которые, как сразу определила Жанна, носили, мягко говоря, непристойный характер. Так Долинин вызвал Жанну, познакомил ее с молодым и привлекательным шведом по имени Роберт и предложил Жанне сопровождать иностранного гостя в Калининград. Билеты были куплены заранее в двухместное купе спального вагона, вдобавок выданы солидные командировочные и даже заготовлена корзина с шампанским, фруктами, печеньем, конфетами.
— Надеюсь, вы понимаете, сколь ответственен ваш вояж, — строго предупредил Долинин своего нового работника. — Мы очень дорожим нашими шведскими компаньонами. Если нам удастся в Калининграде открыть филиал, то вы получите солидное вознаграждение…
Эти слова были сказаны в присутствии Роберта, который не преминул заметить:
— У такой красивой женщины не может не получиться. Обязательно будут контракты. И я думаю, что после этой командировки мы вместе должны поехать в Швецию…
Жанна долгое время перебивалась кое-как уроками английского языка, а тут вдруг такой рывок в совершенно новый и привлекательный мир. Будучи женщиной влюбчивой, она сияла в окружении двух мужчин, и ей, конечно же, льстило внимание Роберта. Что касается Петрова, то она сразу сказала самой себе: "Меня не убудет. Если у него серьезные намерения, пусть ждет…" Однако Петрову она не сказала, что едет в командировку со шведом. Зато Долинин поспешил как бы невзначай сообщить Петрову о столь блистательном развитии карьеры его будущей жены.
Когда Жанна возвратилась из Калининграда, Петров спросил:
— Как съездила?
— Отлично. И представь себе, лечу в Швецию подписывать контракт на три миллиона баксов. Шесть процентов мои, если Долинин не обманет. Если так пойдет и дальше, я стану богатой женщиной…
— И бросишь меня, — не без горькой иронии заметил Петров.
— Ни за что, — рассмеялась Жанна.
— Работа есть работа. Что поделаешь!
— И еще какая работа!
Магазин-салон функционировал круглосуточно. Чтобы привлечь покупателей, Долинин распорядился в ночное время на покупку товара делать скидки — 10 %. Жанне в связи с этим приходилось бывать в магазине и ночью. Однажды во втором часу позвонил Долинин и сказал, что есть срочное дело и он пришлет за ней машину. В это время у входа ее ждал Петров. Когда Жанна передала ему просьбу Долинина, Петров расстроился.
— Послушай. Я тебя не отпущу.
— Ну что ты, милый, — улыбнулась Жанна и поцеловала Петрова в щеку. — Ты же сам говорил: работа есть работа.
— Мы решили с тобой пожениться, и я не смогу так больше. Давай рассчитывайся и…
— И будем на твою худосочную зарплату кукарекать вдвоем. Это несерьезно.
Жанна уехала. Долинин познакомил ее с только что приехавшим французом Ксавье. Французу было за пятьдесят, но выглядел он крепким и здоровым. Увидев Жанну, сразу рассыпался в комплиментах. На ломаном русском забормотал:
— Долинин сказал, что красавиц, но такой красавиц я еще в России не видел… — Он помог снять Жанне норковое манто, усадил за щедро накрытый стол и сел рядом. Долинин понаблюдал, как француз ухаживает за дамой, и вышел…
Мечтой Жанны было попасть в Париж. Лувр, Елисейские поля, Фонтенбло — это все она знала только по книгам.
— Я влюблена в Париж. Я так хочу в Париж, — щебетала Жанна.
— Через три дня мы Париже. Съездить с вами в Петербург, а потом Париж…
— Да, но меня просто так Долинин не отпустит.
— А мы — дело. Ехать Париж заключать контракт.
Когда Долинин вошел, Ксавье сообщил ему о своих намерениях. Он говорил, что Жанна в Париже очарует всех его друзей и что они благодаря ей заключат несколько контрактов. Долинин млел от счастья. Он поражался самому факту столь ошеломительных успехов Жанны. Не понимал до конца, как Жанне удается, как он говорил, с пол-оборота завести столь разных и многоопытных мужиков. Я знал этот редкий дар Жанны, напоминавший мне всегда неустойчивую кратковременную вспышку особых, исключительно женственных динамических сил. Дело в том, что Жанне доставляло неописуемое удовольствие пробуждать в любом понравившемся ей мужчине страсть, половое даже не влечение, а нетерпение. Ее кокетство нельзя было назвать кокетством, это была скорее игра ее генитальных возможностей, которые как бы сублимировались в игру физических и интеллектуальных сил, и эта игра выражалась во всем — и в блеске расширенных зрачков, и в легкой припухлости полуоткрытых губ, и в томительном, едва заметном движении кончика язычка, и в легком, как бы нечаянном прикосновении мизинчиком или локоточком руки партнера, и в таком мимолетном движении, когда откровенно обозначается вдруг упругость груди, а то еще игривое вскидывание головы, из-за чего каскад блестящих волос мягко рассыпался на щемяще ослепительной белизне плеч.
Как это ни странно, но Жанна сама однажды признавалась мне в том, что предварительная игра удовлетворяла ее больше, нежели именно половой акт. По мере того как распалялся мужчина, она доводила себя до того критического состояния, когда надо либо сказать "Да", либо оборвать игру. И то и другое Жанна проделывала с таким изяществом, что у ее поклонника вспыхивали ранее неведомые ему чувства и появлялось ощущение, что перед ним необыкновенное существо, сулящее ему несказанные радости.