Мюррей Бейл - Ностальгия
— Гип-гип-ура! — откликнулась Саша.
Джеральд повернул книгу так, чтобы видеть обложку. Некто Андрей Синявский, он же Абрам Терц.
— Неплохо, а?
— Разумеется, написал он это в исправительно-трудовом лагере. Из обезьянника, так сказать.
— Вы недооцениваете свою страну, — раздался голос.
Все обернулись: Зельнер взирал на посетителей сквозь просвет между двумя стопками книг.
— Слово «кенгуру» завораживало очень многих писателей. «Бумеранг» — в меньшей степени. Эти два слова словно вобрали в себя тайну Австралии: дали и расстояния.
— Вы, наверное, имеете в виду Д. Г. Лоуренса?[118] — почтительно осведомился Джеральд.
— И не только его. Это — пусть незначительное, но вполне ярко выраженное течение в мировой литературе.
— Правда? Продолжайте!
Доктор Норт как раз специализировался на кенгуру, наряду с прочими сумчатыми. Многие его работы, опубликованные в научных журналах, начинались с подходящей цитаты — цитаты с севера.
В частности, кенгуру издавна привлекал французских романистов. Зверь этот совершенно сюрреалистичен: что биологически, что визуально. Само слово исполнено театрального пафоса: последовательность ритмических подъемов и спадов. «Беспощадные кенгуру смеха», — писал молодой Лотреамон;[119] и ведь блестящая метафора! Просто блестящая. На счету у юного Альфреда Жарри[120] не один, но несколько кенгуру: клетка для метасамца! Это существительное выпрыгивает на манер глагола со священных страниц Луи Арагона,[121] Мальро[122] в Китае, Гонкурова[123] «Дневника» — да-да, автор сообщает, будто ел кенгурятину в ходе осады Парижа. А взять Жида,[124] представителя натурализма! В своем дневнике он описывает некий памятник на площади маленькой французской деревушки, украшенный «знакомыми кенгуру». Прусту[125] некий до времени постаревший знакомый внезапно показался чужим и странным, «как кенгуру». А вот еще Тиффож, этот людоед, оседлавший «похожего на кенгуру коня». (Ну да Мишель Турнье[126] и бумеранг умел кидать. Так говорят.) Кенгуру фигурирует в «Жизни» Босуэлла,[127] в «Мельнице на Флоссе»;[128] «Кенгуреныш» — ласковое прозвище в письмах Вирджинии Вулф,[129] ха-ха-ха. А как же звался тот шут гороховый из Ирландии, который на протяжении многих страниц путал кенгуру с женщинами и «хвостами» рубашек? Чем дальше к северу находится писатель от Австралии, тем чаше встречается пресловутое слово. Удаленность обусловливает необычность и желание подчинить себе. Работая в Цюрихе, Джеймс Джойс[130] рекомендовал Kangarooschwanzsuppe. «Кенгуруподобный» — расхожая метафора. Взять, например, описания зайцев у Исака Динесена[131] или, например, юного философа в работе Томаса Манна[132] «У „Пророка“». В своих записных книжках Чехов использовал этот образ при описании беременной женщины с длинной шеей; в романе Эренбурга ретромобиль подскакивает, как кенгуру. Великий Осип Мандельштам задается вопросом о логике кенгуру в Армении. Рассуждая о космосе в своей автобиографии, Владимир Набоков пишет: «Кенгуриной сумке его не вместить». Неплохо, а? Да что там, отлично! В грозу Генри Миллер[133] разоблачался догола и «прыгал как кенгуру», придурок несчастный.
— Синявский, — Зельнер вновь опустил голову, — принадлежит к северной традиции.
— А как же «бумеранг»? — У Норта руки чесались законспектировать услышанное.
— Согласен, слою великолепное. Хотя, насколько мне известно, встречается оно не так часто, как «кенгуру». Возможно, потому, что бумеранг — всего лишь, строго говоря, неодушевленный предмет. Хитро сработанная деревяшка. Но в северной литературе этот образ зажил новой жизнью: европейцы словно окружают вашу страну, чтобы ввести ее в игру, — бумеранг летит, как лассо. Вы становитесь государством-участником:
…L'amour revient en boumerang,
L'amour revient à en vomir le revenant.
— Аполлинер,[134] — кивнул Норт, зоолог и книжный червь.
— Тогда вы наверняка знаете, что слово «бумеранг» использовал и Сэмюэл Беккет,[135] — откликнулся Зельнер, оценив ею интерес. — Использовал при описании одного из своих персонажей, бродяги, который всегда возвращается обратно к отправной точке. По-моему, новелла называется «Дин-дон».
— Обычно он так много не рассуждает, — нахмурился Бив. — Повезло вам.
— Он — душка, — восхитилась Саша, склонив голову набок.
— У Набокова есть один проникновенный рассказ, «Путеводитель по Берлину», так в нем настоящий динго задействован. И, если я не ошибаюсь, в одном из последних его романов персонажу во время сердечного приступа видятся очертания Австралии.
Джеральд рассмеялся, не сдержал улыбки и Зельнер.
— Конрад![136] — подсказал Бив. — Он писал о том, как Австралия выглядит на карте.
Посетители завороженно разглядывали стены, заставленные книгами, дефиниции, нагроможденные от пола до потолка. Здесь хранятся ответы на все вопросы. Зельнер вернулся к работе.
— Мы о вас много наслышаны, — несмело проговорил Джеральд. От почтительности у него даже шея побагровела. — Я просто счастлив с вами познакомиться.
— Мое имя облетело мир? Да, наверное. Я ж тружусь как проклятый. А теперь я очень занят, извините.
И Зельнер вновь уткнулся в книгу.
— С чего это он вдруг разворчался? — рассмеялась Саша.
— Он мне говорит, будущее-де «поджимает», — прошептал Бив. — Но сдается мне, ему порою нравится, как звучат слова. Ему приятно их слышать — после того, как он столько с ними проработал.
Норт купил бедекеровский путеводитель по России издания 1913 года, справочник «Московские улицы» и русский разговорник.
Снаружи ливмя лило: настоящий европейский ливень. И вновь дробились и множились образы, усложняя самые простые воспоминания; а водитель такси, как назло, говорил с гнуснейшим акцентом кокни — ничего хуже они за все свое путешествие еще не слышали.
— Я вам вот что расскажу… — взял слово Кэддок. — Мы видели превосходные газетные фотографии: английские альпинисты на вершине горы Эверест, а еще — тяжелоатлеты, побивающие мировые рекорды. Они могут маленькую английскую легковушку поднять над головой! А еще там выставлены самые скоростные в мире мотоцикл и автомобиль. Они…
— Это еще где? — вскинул глаза Гэрри.
— И спагетти, — подхватила Гвен. — У них и спагетти представлены, потому что они такие длинные. Никогда не знаешь, чего ждать.
— Выставка экстремальностей. — Кэддок развернулся кругом, выискивая Гэрри. — Спонсируется правительством. Очень познавательно; всячески рекомендую.
— Нет уж, спасибочки.
— Скорее уж выставка очевидностей, — поддразнил Хофманн.
— А образчики крайней сдержанности там представлены? — подала голос Вайолет. — Здесь англичанам в целом мире равных нет.
— Да нормальные они ребята, эти англичане, — мягко возразил Джеральд.
— Вижу как наяву, — подхватил Хофманн. — Абстрактная живопись и музыка «2-Tone» в сочетании с коктейлями Молотова. Уж и не знаю, что из них экстремальнее.
— Так и есть, — разочарованно протянула Гвен. — А вы откуда знаете? А нам понравилось.
— Да право! — фыркнул Хофманн. — Не идиоты же мы, в самом деле.
Борелли опять задумчиво притих. Луиза ущипнула его за локоть.
— Я бы всю жизнь вот так путешествовала, каждый божий день. — Шейла выпрямилась на стуле. — Столько всего посмотреть можно!
— Ну а мне оно осточертело. Стоп-вперед, стоп-вперед, вечно одно и то же! — закричала Саша. — Я к такой жизни не привыкла, честное слово, не привыкла! Да никто не привык, если на то пошло.
— Как-то не всегда получается понять, что происходит, — нахмурился Борелли. Норт рассмеялся — Нет-нет, я серьезно! — запротестовал он. — Вот сегодня, например, случился презабавный казус.
— А сколько времени мы уже в пути-то?
— Дайте-ка прикинуть…
Никто так и не сумел вспомнить в точности.
— Как интересно! Саша, послушайте меня. Вы как думаете? — Шейла подалась вперед. Ее пылкая искренность имела в себе нечто от любовной страсти. — Мы повидали много всего такого, чего вы и вообразить не могли. По мне, так все на свете — интересно. Я когда-то мечтала стать стюардессой. Даже справки наводила.
Бывалые путешественники, налетавшие не одну тысячу миль, все обернулись к ней: огромные грустные глаза, восковая бледность, кофта с опаловой брошью — символ иной эпохи. На шее и на лбу проступили до странности блеклые жилки — реки далекой, редко посещаемой страны.
— И ведь группа подобралась такая славная, правда? Куда выше среднего, уж здесь вы мне поверьте. Лучшего и желать нельзя. Хорошие согруппники — это так важно!
