Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2006)
В поэтической рубрике альманаха представлены поэты Александрова и других городов Владимирской области. Хочется выделить стихотворение Владимира Пучкова “Осенний свет, как приглушенный звук!”:
Вот стружками засыпанный верстак,
Вот муравей, бегущий вдоль распила;
Обломок кирпича... Любой пустяк
Как бы особым светом осветило.
И был он подан под таким углом,
Как будто в небесах открылись окна,
И виден стал любой изъян, излом,
Где колкие топорщатся волокна!
Фактура жизни тем и хороша,
Что так зерниста!.. Я держу в ладони
Простой голыш, округлый, как душа,
С прожилками на темно-красном фоне.
Еще один автор альманаха — поэт Пиетро Вителли, мэр города Кори в Италии. В 1998 году он побывал в этих местах и поэтически выразил свои впечатления от Александрова и Карабанова. Что видел, то и описал, по-итальянски... Итальянцы, увы, в большинстве своем уже не пишут рифмованных стихов. Время Данте прошло. У них сейчас эпоха верлибров, сочинения синьора Вителли — не исключение.
Альманах — издание иллюстрированное. На обложке его — графический лист А. Панина: крылатый конь с крылатым же всадником, дующим в трубу. Если это трубный глас, то не апокалиптические ли конь и всадник? Это непосредственное впечатление. Но потом нам пояснили, что изображен фрагмент одной из икон, хранящейся в фондах Историко-архитектурного и художественного заповедника Александровская слобода.
Превосходна реалистическая графика А. Демьянова — “Зимний полдень” — заснеженные ветви нависли над таинственной лесной дорогой... Помещен в рубрику “Вернисаж” и известный в Александрове художник-примитивист Леонид Банакин (1919 — 1999). Живописью он стал заниматься после семидесяти лет, но своеобразие его таланта привлекало к нему интерес, и музей провел его выставки при жизни, потом и посмертные — в России, Венгрии, Польше, Словакии, Чехии.
Музыкальная жизнь, не в пример другим провинциальным городам, насыщенна. Музеем проводятся Коршунковские сезоны, международные фестивали классической камерной музыки, фестиваль “Александровские сезоны Большого театра”, которые организовал Л. К. Готгельф, директор цветаевского музея. Мелотрадиции эти имеют свои истоки, им посвящен очерк О. В. Сидоровой, научной сотрудницы музея-заповедника, где повествуется “О В. В. Зубове, педагоге и музыканте”. Скрипач Зубов основал оркестр при фабрике Баранова (близ Александрова); был основателем городских курсов, много лет отмыкавших музыкальным ключом классики детские души. Бывший служащий банка в Москве до последних лет жизни занимался преподаванием, воспитал несколько поколений.
Среди иллюстративных материалов альманаха — уникальные старинные дореволюционные фотографии, сделанные доктором С. Н. Масленниковым (1884 — 1967), врачом, некогда вылечившим от рака А. И. Солженицына, когда тот находился после лагеря “на минусе” в Средней Азии. Лечил по переписке, заочно. Автор “Ракового корпуса”, где в 11-й главе говорится о Масленникове, прислал в музей письмо, подтверждающее подлинность истории об александровском докторе. Хотелось бы собрать подобные фотосвидетельства других авторов из множества старинных городов для большого фотоальбома “Провинциальная Россия”. Не забудем в заключение сказать, что подавляющее большинство разнообразного иллюстративного материала публикуется впервые.
Станислав АЙДИНЯН.
1 См. рецензию: Айдинян С. Городской альманах. — “Новый мир”, 1999, № 3. (Примеч. ред.)
Индивид на все времена
А. Я. Гуревич. Индивид и социум на средневековом Западе. М.,
“Российская политическая энциклопедия” (РОССПЭН), 2005, 424 стр., с ил.
(“Российские Пропилеи”).
Приятно быть пророком или хотя бы предсказателем. В № 10 “Нового мира” за 2000 год я представлял читателю первые два тома “Избранных трудов” замечательного отечественного историка-медиевиста Арона Яковлевича Гуревича. Обзор мой завершался словами: “В четвертом томе „Избранных трудов” предполагается обнародование новой, по-русски вообще не издававшейся (она была написана для международного издания) книги „Индивид в средневековой Европе”, над которой ученый работает прямо сейчас. Жизнь продолжается”.
И вот эта книга перед нами. Правда, прорицателем я оказался не самым лучшим. Она, книга эта, являет собой не четвертый, а то ли третий том “Избранных трудов” (издана в том же дизайне, что и предыдущие), то ли самостоятельное издание (нет упоминаний “Избранных трудов”). И главное — несколько изменилось название. Если первое несовпадение, скажем прямо, не слишком важно, то перемена названия может свидетельствовать (так мне, во всяком случае, представляется) об определенных изменениях — если не в замысле, то, так сказать, в умысле книги, в том, для чего (а не почему ) была она написана.
Но сначала все-таки об этих “почему” . Внешняя причина такова: как указывает сам автор, его подвиг на создание рассматриваемого труда знаменитый французский историк Жак Ле Гофф, предложивший написать книгу “Индивид на средневековом Западе” для задуманной им многотомной серии под общим названием “Строить Европу”.
Есть и причины личного свойства. В недавно вышедших в свет мемуарах А. Я. Гуревича со знаменательным названием “История историка” автор, говоря о работе над предлагаемым вниманию читателя сочинением, замечает:
“И вот, неожиданно для меня самого, я в разгар этой работы испытал соблазн обратиться, наряду с изучением автобиографий, исповедей и апологий средневековых авторов, к самому себе, к своему жизненному пути. Мне было бы трудно логически убедительно обосновать и объяснить связь, несомненно существующую между этими двумя, казалось бы, совершенно разными начинаниями. Здесь достаточно высказать предположение, что историк, погружаясь в изучение жизненного пути индивида далекого прошлого, вольно или невольно соизмеряет его, этот путь, с собственным жизненным опытом. Сколь ни различны эпохи и персонажи, одно помогает понять другое.
Надеюсь, читатель не заподозрит меня в том, что я осмеливаюсь приравнять свою собственную личность к персонам такого формата, как Аврелий Августин или Петр Абеляр. <…> В совершенно несоизмеримой системе масштабов автор „Истории историка” примерно в том же возрасте, когда пережил свое обращение Августин, должен был пройти через длительную и мучительную ломку научных убеждений. Одним из отдаленных последствий этой внутренней перестройки был конфликт с официальной идеологией и пропитанными ею принципами исторического анализа. Разве не представляли собой атаки коллег и „инстанций”, понуждавшие меня отречься от выстраданных мною новых методов исследования, своего рода метафору научной (вот она, аллюзия на Абеляра. — Д. Х. ) самокастрации?”1
Но была и есть более глубокая причина (хотя почему личные побуждения так уж не важны?). В печатных трудах, в публичных выступлениях, в частных беседах А. Я. Гуревич не устает повторять: “Мы вопрошаем людей прошлого исходя из проблем дня сегодняшнего. Это вполне естественно. Долг историка состоит в том, чтобы услышать их ответы, а не давать наши ”.
В сборнике к восьмидесятилетию А. Я. Гуревича2, в статье, посвященной его научному пути, автор настоящих строк писал, что интерес этого ученого к проблеме личности не случаен. Вопрос, которым задавались думающие люди поколения Арона Яковлевича (впрочем, не только его поколения): “Кто мы — „винтики” или мыслящие существа?” — побуждает историков к рассмотрению оной проблемы. Осознав, что мы суть индивиды, мы должны искать таковых же в прошлом, изучать сходство и отличие личностей иных времен в сравнении с нами.
Последние слова “Индивида и социума…” (далее в этой книге следует лишь дополнение, названное автором “Экскурсы”) счастливо совпадают с моими мыслями. Позволю себе привести их, извинившись за слишком длинную цитату.
“Проблема человеческой личности — <…> это проблема нашего с вами самосознания. В мире, где мы являемся свидетелями как мощного взлета человеческого ума и таланта, так и доселе неслыханной стандартизации массового сознания, отрицающей личность и ее выбор, в этом мире каждый из нас поставлен перед необходимостью разрешить вековечную загадку: что есть человек и каковы пределы его свободы?
