Сергей Каледин - Записки гробокопателя
— Здравствуйте, — улыбнулась Таня, прикрыв ладонью рот. Прореха в два зуба все-таки мелькнула.
— Слышь, хозяйка, — не унимался Синяк. — А чего она у тебя без зубов? Драчливая? Излупит в одночасье…
Но Роман уже подвигался, уступая место на заднем сиденье. Синяк важно хмыкнул — видел, что Жирный завелся, и, довольный обустройством его личной жизни, солидно расплатился и залез в автомобиль.
— Ну, с Богом! Видите, Танечка, Жирный вас сразу полюбил. Да, Жирный?
Саша обернулась удостовериться, что Роман не спятил.
— Ой! — воскликнула Таня, забыв прикрыть выбитые зубы. — А я вас знаю! Мы вместе в Политехе учились, Владимирском…
— Город невест, — всунулся Синяк.
— Иваново — город невест, чучело, — поправил друга Роман, — а Владимир «Золотое кольцо», история…
— Да, да, правильно, — согласилась с Романом Таня и продолжила свое: — Вы на экономическом учились, а я на технологии… За вами еще хромой араб ухаживал… красивый очень…
— Танечка белку на лету в глаз бьет! — заорал Синяк, радостный, что есть общая тема. — Колись, Михеевна.
— Прекрати, — прошипела Саша, ненавидевшая свое отчество. — Надо же землячку нашла, и где!
— Я же говорил, Таня не местная. Я ее раньше здесь не видел, — вякнул Синяк и осекся. Выходит, он тут пасется. Думай, Ананий, когда болтаешь, а главное, базлай поменьше.
— Я раньше на другой точке стояла, — пояснила Таня. — На Пушкинской. А у Владимира Ильича недавно.
Наконец «мерседес» въехал в Басманный переулок и меж задремавших троллейбусов пробрался к подъезду шестиэтажного дома, обшарпанные колонны которого поддерживали этажерку из огромных балконов. Фары высветили медную табличку возле двери — «Издательство „Ромб“».
Синяк выключил двигатель.
— Жирный здесь и живет, здесь и книжки выпускает.
— …А дети есть у вас? — спросила Саша, вылезая из машины.
— Леночка школу кончает, — ответила Таня, — она отличница… Ей медаль…
— А муж? — допытывалась Саша.
— Сань, может, хватит? — спросил Синяк. — Чего ты устраиваешь допрос с пристрастием? Отдохнуть хотим, оттянуться… А ты грузишь.
— У меня муж… есть, — не совсем уверенно сказала Таня. — Но мы развелись. У него другая женщина, тоже с нашей фабрики. Но он меня иногда встречает на мотоцикле…
— Зубы иной раз выбивает, — не по делу влез Синяк, запирая руль на желтую клюку от угона.
Роман повертел пальцем у виска: чего несешь, от Сашки набрался? Синяк виновато пожал плечами. А Таня подкола не заметила.
— Да, — бесхитростно подтвердила она. — А как вы догадались?.. Забывает порой, что мы в разводе…
«Я пришла к тебе с приветом», — теперь уже Синяк подмигнул Роману и незаметно повертел обрубком у виска в адрес Тани.
— Угу, — кивнул Роман.
— Харч из багажника взяли, — зачастил Синяк, пытаясь замять неловкость. Кура, пицца, алкоголь. А хлеб? Жирный, хлеб имеешь? Имеет… Тогда вперед.
Дом, где Роман жил с нуля, почти весь уже продали. Роман держался из последних сил — новые владельцы дома вместо утлой его квартирёшки, доставшейся после покойной бабушки Липы, предложили великолепную квартиру в Отрадном с видом на шлюзы, где канал шагал по ступенькам. Любимое место Романа в Москве, он его и заказывал богачам. Теперь вот и отказываться неудобно, и уезжать неохота.
В маленьком коридоре на первом этаже жил когда-то Боря Гольцман. Когда все дружно вступили в половозрелый возраст и вопрос хаты стал пыром, Боря, пес паскудный, стал сдавать им в отсутствие родителей свою комнату почасово.
А сейчас в той же самой комнатенке, переделанной на евролад, находится кабинет главного редактора издательства «Ромб». Не так давно Роман принес редактору автобиографическую повесть и показал место, где описывается малый Борькин бизнес со всеми пикантными подробностями. Редактор зашелся, тут же заключил с Романом договор и, что самое невероятное, выдал аванс потертой деньгой в мутном целлофановом пакете с хлебными крошками…
…Саша разложила на блюде зелень, овощи, нарезала брынзу.
— А давайте я греческий салат сделаю, — предложила Таня. — Я на Кипре научилась…
При слове «Кипр» Саша насторожилась.
— Зачем? — задала она недоношенный вопрос.
— Меня мой друг возил… — слегка смущаясь, ответила Таня. — Его… убили уже.
Саша облегченно перевела дух и спокойно занялась разделыванием копченой курицы.
Синяк от безделья решил принять душ. Через короткое время влетел в комнату мокрый, как жаба, злой, но в трусах, слава Богу. Вполне мог бы и без.
— Жирный, гад, чего не сказал, что воды горячей нет?! Я пускаю — оттуда ледяная!..
Пока орал, досрочно согрелся финской клюквенной водкой и, успокоившись, теперь причесывался перед гардеробом, будто и впрямь помылся. Заодно демонстрируя себя с удовольствием дамам, главным образом Саше. Саша рассматривала его с нескрываемым интересом. Да-а, кажется, что тюфяк, а на самом-то деле весь из тугих сфер, не ущипнешь.
— Одеваться-то будем? — поинтересовался Роман. — Танечку бы постеснялся…
— Никогда не видала, чтобы пьяница так прекрасно выглядел, — пожала плечами Саша, выколупывая перед зеркалом линзы. — А если бы ты не пил?
— А мне трезвому девушки не нравятся. Извини. Косу из-за Жирного намочил всю…
— Алкоголь возбуждает секс, это правда, — неожиданно подтвердила Таня. Даже врачи советуют.
— Ты уверена? — фыркнула Саша, окуная линзы в специальную баночку.
— А все-таки я справный парень, — проникновенным голосом, глядя на себя в зеркало, сказал Синяк. — И девушкам еще нравлюсь — да, Таня?
— Да, — подтвердила Таня. — Такой крупный, сильный…
— Оденься, — строго сказала Саша.
Роман стоял у окна. За высоким забором фырчала труба молокомбината. Теперь она шумела не круглосуточно, как раньше, а только по четным дням. А вот диспетчеры на Казанском вокзале орали сейчас к ночи по-старому: грубо, невнятно, иногда с оттенком мата.
Синяк спустился к машине за арбузом. И сейчас собирался вскрыть ему череп.
— Представь, что это голова Сикина, — сказал Роман и, сдергивая с велотренажера чехол, предложил Тане: — А вы покатайтесь пока, чтобы не скучать.
— У Ваньки спер, — заботливо напомнил Синяк. — У бедного человека.
Таня подошла к велотренажеру, но кататься не стала — юбка коротка. Зато обнаружила за «Кеттлером» интересную картину, выполненную черным фломастером прямо на стене. По светлым грязноватым обоям на кривеньких шатких ножках целеустремленно шел по самой блядской улице Парижа Сен-Дени «беллетрист Роман Бадрецов», помеченный заботливой стрелочкой, чтобы не ошибиться. Моросил дождь, по его озабоченному лицу текли утрированные капли, но Роман сосредоточенно топал по булыжной мостовой, задрав воротник залатанной телогрейки. Из-под мышки у него торчала папка с надписью «Вшивая рота». А с обоих тротуаров из-под прозрачных глубоких зонтов тянулись к нему оголенные барышни всех мастей. Вот одна бросилась наперерез — негритянка с косичками.
— Вши-ва-я ро-та, — склонив голову, по складам прочитала Таня.
— Жирный у нас писа-атель, — протянул Синяк.
— Ой, а ваш роман у дочки в школе проходили, по литературе. А вас с натуры писали или по памяти? — спросила Таня.
Синяк чуть не захлебнулся арбузом.
— Ну, дела-а… — протянул безнадежно Роман. — Если сходство так очевидно, надо вешаться… Или гусей пасти или вином спиться…
— Вином, Жирный, не получится. Для этого мозги нужны. Танечка, это Иван нарисовал. Он в Париже не был, но знает его наизусть, промесил в полный рост по картинкам. Талант. А вот ее начальник, — Синяк указал на Сашу, — сука Сикин, Ванечку нашего в тюрьму посадил. И что характерно, живой ходит до сих пор…
— Юра — мой начальник, и обсуждать его не желаю! — перебила его Саша.
— Ой! — воскликнула Таня, уклоняясь от нехорошего продолжения, которому она не обязательно должна быть слушательницей. — Горит что-то!
Саша пошла на кухню.
— Надо Ваньку попросить пидора сегодняшнего пририсовать, — пытаясь смягчить ситуацию, добавил Синяк, тыкая пальцем в настенную живопись. — Как раз место есть.
— Ну зачем вы так? — негромко сказала Таня.
Саша принесла противень с подгоревшими бутербродами.
Роман вытащил из буфета старинное Липино блюдо. Таня стала перекладывать бутерброды.
— Эдик балетное училище кончил… А потом спину сломал…
Синяк притянул Романа за бороду и зашептал горячо:
— У нее вольты в бегах. Не ту взяли, Жирный, гадом быть. Давай съезжу, заменю, пока не задутый?
— Я тебе заменю!
Роман даже замахнулся на него, но в голове у него прокрутился вопрос: а чего он, действительно, так уж запал на эту беззубую полудурку? Ведь, похоже, и правда она малость не в себе… И понял, что его так привлекает. Нераздражающее отсутствие чувства юмора. Естественное существо. Даже чересчур.
