Лахезис - Дубов Юлий Анатольевич
Но даже если помещение, где вы встречаетесь, полностью проверено и перепроверено независимыми группами доверенных людей, конфиденциальность все равно не гарантирована. Потому что мобильный телефон — это не только сим-карта, это еще микрофон. Активировать микрофон даже при выключенном мобильнике, причем так, что владелец всего лишь удивится необъяснимо быстрому разряду батарейки, — проще простого, хотя стоит недешево.
Можно, конечно, обезвредить мобильник окончательно, вытащив из него батарейку и положив в другой карман. Так и это не всегда спасает. Если в комнате есть окно, то микроскопическая вибрация стекла, провоцируемая любым звуком, улавливается специальной аппаратурой из припаркованного напротив автомобиля.
Так что действительно серьезные люди никогда не пользуются мобильными телефонами для обсуждения щекотливых вопросов. И не обсуждают эти вопросы в устной беседе где-либо вне специально оборудованных помещений.
Такое помещение должно быть полностью изолировано от внешней среди, а вместо отсутствующих окон там непременно присутствуют мощный кондиционер и компактный генератор помех, блокирующий любую попытку записи разговора. Но все же поберечься не мешает, поэтому наиболее ответственные пассажи вслух не произносятся, а записываются карандашом на листе бумаги в планшете с чуть приоткрытой крышкой. По завершении разговора записи уничтожаются в шреддере, а получающаяся бумажная труха тут же сжигается.
Добиться подобной изоляции во всех офисах банка я не смог, потому что мы располагались в памятнике архитектуры, и, как только строители попытались заложить кирпичом первые же два окна, я немедленно получил грозный телефонный звонок, а на следующий день — письменное предписание. Пришлось пойти на некоторую перепланировку, в результате которой появилось несколько внутренних помещений без окон, полностью изолированных от внешней среды. В одно из таких помещений я переместил свой рабочий кабинет.
Дома я никаких переделок не затевал, решил, что это без надобности. Как выяснилось, я был не совсем прав, и со временем старшие товарищи дали мне это понять.
Случилось это спустя несколько лет, когда Фролыч сделал мне очередное предложение. На следующий же день меня отправили на неделю отдохнуть в Сочи, куда я прибыл на одном самолете с Мироном. Он даже не пытался сделать вид, что это простое совпадение, и в санатории не отходил от меня ни на шаг. Когда я вернулся, то сразу же обнаружил, что дома были посторонние. Не то, чтобы я принимал какие-то особые меры предосторожности, приклеивал волоски к дверным косякам или еще что-то такое из Джеймса Бонда, но у меня есть одна странность, которая вывела бы из себя любого, кто вынужден был бы со мной совместно проживать, однако я живу один, поэтому мне никто не мешает. Например, если я сажусь за стол, то сигареты всегда кладу справа от себя и тщательно выравниваю пачку по краю стола, а зажигалку «Зиппо» пристраиваю точно по центру пачки. Секретарша в банке уже приучена к тому, что если я прошу принести мне кофе и сок, то стакан с соком должен стоять справа от меня, а чашка кофе — слева, и на одинаковом расстоянии от края стола. Ну и так далее. Все это не означает, что я какой-то аккуратист и имею болезненное пристрастие к наведению порядка, нет, вокруг меня постоянно бардак и беспорядок, но беспорядок этот имеет свою систему. Например, книги, которые я прочел, я могу месяцами не ставить на место в шкаф, а разбрасываю по всей квартире. Но если книга оставлена на диване, накрытом шотландским пледом, то можете быть уверены, что лежать она будет не поперек рисунка, а так, будто она есть одна из клеток, только другого цвета.
Так вот, за полчаса до того, как пора было отправляться в аэропорт, я, чтобы скоротать время, взял полистать какую-то книжку, кажется «Владетеля Баллантрэ» Стивенсона, а потом оставил ее на пледе, аккуратно выровняв по границам клетки. Когда же я вернулся, книга лежала на том же месте, но под углом к рисунку.
— Для твоей же безопасности, идиот, — сказал Фролыч. — Не понимаешь? Ты просто осмыслить не в состоянии, что тебе доверено. Насколько это ответственно. Наивысшая степень доверия, ну и меры предосторожности соответствующие. Или ты хочешь, чтобы у тебя дома люди из Федеральной службы охраны поселились?
Вот это ключевое слово «доверие» меня впоследствии веселило особо, потому что доверием, в том смысле, в котором это слово обычно употребляется, тут и не пахло. Выделенный мне офис располагался на пустыре, в одноэтажном помещении бывшей мастерской по металлоремонту в Котлякове и окружен был высоким забором. Снаружи колючую проволоку видно не было, но, если бы кому и взбрело в голову через забор перелезть, он бы тут же повис на спиралях с внутренней стороны, дожидаясь, пока его снимет круглосуточно бодрствующая охрана. Система видеонаблюдения работала по всему периметру плюс у съезда с Пролетарского проспекта на ведущую к офису раздолбанную бетонную полосу, но и внутри все комнаты, коридор и даже, как я думаю, туалеты были нашпигованы камерами. Все картинки выводились в спец-комнату, где постоянно находились три охранника в одинаковых синих костюмах.
Сразу же за входной дверью помещалась небольшая каморка для хранения личных вещей — не только три назначенные работать со мной женщины, но и я сам, прибыв в офис, оставляли там в металлических ящиках с цифровыми замками все личные вещи — от мобильных телефонов и авторучек до ключей. Потом надо было пройти через рамку металлоискателя и в сопровождении очередного стража проследовать к кабинету. Страж прикладывал указательный палец к черной пластмассовой коробочке на дверном косяке, коробочка издавала пронзительный писк и подмигивала зеленым, дверь открывалась. Охранник заходил, оставляя меня снаружи, через минуту выходил обратно и, изображая улыбку, делал приглашающий жест.
На столе, прямо передо мной, покоилась красная кожаная коробка с документами. Чаще всего бумажек в ней было немного: рутинные переброски со счета на счет, поручения на оплату поступивших инвойсов, инструкции поверенным тех или иных трастов. Несмотря на то, что в каждом трасте я числился протектором, то есть лицом официальным, мои письма поверенным всегда начинались с непременного реверанса — все нижеследующее ни в коей мере не должно повлиять на решения, принимаемые вами свободно и независимо, но всего лишь предназначено для доведения до вашего сведения моей личной позиции по данному вопросу, каковая может быть вами полностью проигнорирована.
Самый занюханный чиновник любой контролирующей инстанции в любой юрисдикции мира прекрасно знал, что на деле этот реверанс именно реверансом и является, поскольку личная позиция протектора незамедлительно будет превращена поверенными в юридически безупречную директиву, обязательную для исполнения всеми компаниями, находящимися под зонтиком данного траста. Но ни одна контролирующая инстанция в мире ровным счетом ничего не могла с этим поделать, потому что формально полную ответственность поверенные принимали на себя, транслируя инструкции директорам компаний, контролируя денежные потоки и даже изменяя при необходимости состав бенефициаров траста.
Потому что исключительно протектор и никто иной имеет право назначать и увольнять поверенных, сам же он — пока жив — несменяем и уйти с боевого поста может только добровольно уволившись. И он же имеет право приостановить исполнение любого решения поверенных, если сочтет, что оно идет вразрез с интересами бенефициаров.
Так что в некотором метафизическом смысле мне и вправду было оказано доверие, просто все мои действия контролировались настолько жестко, что распознавать однажды оказанное доверие на фоне постоянно проявляемого недоверия было совсем непросто.
Иногда красная коробка разбухала до переполнения. Это могло происходить при передаче в тот или иной траст новых активов, о происхождении которых я мог только догадываться. Или же трасты вдруг начинали активами обмениваться — это означало, что подводная часть айсберга приводится в соответствие с некими процессами, идущими на видимой всем надводной части. Как правило, после появления моей подписи на сопровождающем письме к поверенным можно было в этот же вечер или на следующий день узнать из телевизионных новостей о новом правительственном назначении или о смене председателя совета директоров в одной из госкомпаний.
