Эдуард Тополь - Настоящая любовь или Жизнь как роман
— Конечно.
— Как же случилось, что вместо того, чтобы встречать его как героя — оркестром, его встречали на вашем причале агенты КГБ?
— Ну, с этой организацией не спорят, — усмехнулась она. — Хотя, честно сказать, это было для всех нас большой неожиданностью — его арест. Дело в том, что начальник нашего пароходства товарищ Данченко уже послал в Москву ходатайство о награждении капитана Кичина орденом Трудового Красного Знамени — за тринадцать походов во Вьетнам и за спасение «Требинье». И вдруг вместо ордена этот арест…
Два инспектора таможенной охраны — сотрудники Одесского управления КГБ — поднимаются на борт каждого судна, пришвартовавшегося к причалу Одесского порта. Таково правило: сначала осмотр судна — нет ли на судне контрабанды. Только после этой многочасовой проверки происходит встреча моряков с их семьями и друзьями, которых они не видели порой шесть, а порой и восемь, и десять месяцев. Эти жены, дети, родители и друзья томятся часами в здании морского вокзала, ждут, когда их пустят на пирс, к трапу прибывшего судна.
Но на самом деле таможенный осмотр судна — это просто-напросто сбор инспекторами КГБ того «оброка», той дани, которой они обложили моряков перед выходом этого судна в заграничное плавание. «Гришин, я тебе, етти твою мать, заказывал «грюндик» мне привезти. А ты что привез? «Соню» — «Сделано в Тайване». Дешевкой хочешь отделаться?» «Борощенко, где женский джинсовый костюм? Что ты мне индийские джинсы суешь? Сам будешь индийские джинсы носить! Ну-ка, открывай свои чемоданы! Та-ак, у тебя три детские шубки-дубленки. Одну я беру себе». — «Но я же своим детям привез! У меня трое». — «А в загранку еще раз хочешь пойти? Или нет? То-то! Тогда и привезешь третью шубку для своих детей. Заодно будешь знать, как подсовывать мне индийские джинсы вместо “Леви Страус”!»
Ну и так далее в том же духе, пока все пятьдесят — шестьдесят членов команды не отдадут им свою плату за разрешение уходить в плавание за границу…
На этот раз инспекторов было не два, а четыре. Они подъехали на черной «Волге» Одесского управления КГБ прямо к трапу судна «Мытищи», пришвартовавшегося только что к одесскому причалу. Вся команда высыпала на палубу и махала руками женам и детям, чьи лица можно было различить вдали, за стеклянными окнами морского вокзала. Но когда эта черная «Волга» прокатила по пирсу прямо к трапу судна и четверо гэбистов в одинаково серых костюмах стали подниматься на борт, моряки смолкли. Двух из них они знали — капитана ГБ Г. и майора А.[19], женатого на дочке председателя Одесского управления КГБ. Именно этот майор отличался предельной наглостью в своих поборах с моряков, и именно ему сказал капитан Кичин, что больше он взяток платить не будет. Конечно, вся команда «Мытищ» знала об этой стычке, и многие, чувствуя себя после спасения «Требинье» героями дня, тоже подумывали послать этих А. и Г. подальше, не платить им ритуальный «оброк».
Но то, что эти двое подъехали к трапу на служебной гэбэшной «Волге» и не вдвоем, а вчетвером, — это был дурной признак. Команда «Мытищ» молча наблюдала, как четверо гэбэшников прошли мимо вахтенного матроса на борт судна, поднялись на капитанский мостик и подошли прямо к капитану Кичину. Кичин стоял там в окружении офицеров в белой парадной форме с офицерским кортиком на поясе.
Подойдя к нему на расстояние двух шагов, майор сказал громко — так, чтобы было слышно даже на нижней палубе:
— Гражданин Кичин, снимите свой кортик! Вы арестованы! Вот ордер на ваш арест, подписанный районным прокурором.
— За что? — вырвалось у молоденького третьего штурмана.
— Там ему скажут, за что, — произнес усмехающийся майор А., не отрывая торжествующего взгляда от глаз капитана Кичина. Затем приказал двум сопровождающим его гэбэшникам: — Уведите арестованного!
И только когда эти двое спустились с Кичиным по трапу и увезли его в черной гэбэшной «Волге», майор повернулся к застывшей в хмуром изумлении команде теплохода «Мытищи» и объявил весело, с торжеством:
— Ну вот, товарищи герои! Все ясно? А теперь приступим к осмотру судна и ваших личных вещей. Начнем с первого помощника капитана. Мирошников, что там с тебя причитается? — И достал из кармана блокнот, в котором были записаны все его «заказы».
— Где вы взяли деньги на покупку морякам ценных подарков? Только не пытайтесь отрицать, что эти подарки были. Вот письма ваших матросов домой — каждый хвастается, что получил от вас подарок.
— Я и не отрицаю. Команда проявила настоящий героизм при спасении «Требинье», и подарки, которые я им сделал от имени пароходства, куплены на деньги пароходства. Пароходство разрешило мне купить два буксирных троса, но я купил только один, а на остальные деньги боцман купил краску для ремонта судна и подарки команде.
— Сколько денег из этих пяти тысяч долларов вы присвоили себе лично?
— Ни цента. Я даже запретил боцману покупать для меня подарок.
— Это вранье. У нас есть данные, что вы постоянно провозите в своей капитанской каюте контрабанду — наркотики и дефицитные товары, а ваша жена и любовницы спекулируют этими товарами на черном рынке.
— Неправда! У меня нет любовниц, и я не вожу контрабанду.
— А как вы докажете, что пять тысяч долларов, отпущенные вам на покупку буксирного каната, вы истратили полностью на краску и подарки, а не присвоили себе, скажем, половину?
— Вы можете допросить боцмана. Все закупки делал он. Я же был парализован.
— Мы уже допросили боцмана. Он показал, что вы выделили ему на все покупки ровно 1300 долларов. А остальные деньги оставили себе.
— Покажите мне его показания.
— Вы что! Не верите следователю КГБ?
— Нет, не верю. Я требую очной ставки с боцманом. Пусть он при мне повторит то, что вы говорите.
— Вы работаете капитаном уже восемь лет. За эти годы заработали на провозе контрабанды сотни тысяч рублей. Где вы прячете золото и валюту? Признавайтесь!
— На кухне, под половицей.
— Не врите! Мы вскрывали полы в вашей квартире. Там нет золота.
— На кухне у любовницы…
— Какой любовницы? У вас же нет любовниц!..
— Значит, у меня и золота нет. Вы выдумали и то и другое.
— Слушайте, Кичин! Мы вас заставим признаться! Рано или поздно! Имейте в виду! Контрабанда, злоупотребление служебным положением и присвоение государственной валюты — пятнадцать лет строгого режима, как пить дать! Но если вы сами сознаетесь, суд может принять во внимание вашу молодость и чистосердечное признание и смягчить вашу участь…
Вот такие допросы.
