Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов
Официант подошел забрать у меня салатную тарелку, и я воспользовался возникшей паузой, чтобы подозвать знаком главного официанта и шепнуть ему на ухо, чтобы Серж на кухне немного притормозил: он слишком быстро подавал одну перемену блюд за другой. Когда я опять включился в разговор за столом, Хьюитт как раз наклонился и, подняв бокал «Тестю Дезалэ Д’Арбалет» 1989 года, спросил:
– Это ведь правда, Эрик? У Вердена были неприятности. Гассан не хочет мне верить.
Американцы обладают замечательным даром совершенно игнорировать кастовое разделение, существующее в других странах, и граф де Нанси Сельер, обычно ничуть не расположенный к библейскому призыву «охотно терпеть неразумных», просто поднял бокал в ответном жесте и сухо сказал:
– За нашего дорогого покойного друга Вердена. Катастрофа вот-вот должна была случиться.
Припущенный палтус в соусе из шампанского подавали с «Монтраше Гран Крю» 1976 года из Романе-Конти. Мы с Андре Пико обсуждали проблемы с персоналом; ему все не удавалось найти для «холодной кухни» помощника шеф-повара, на которого он мог бы положиться, а у меня были неприятности с официантом, который, похоже, нарочно выполнял поручения медленно, чтобы, как мы подозревали, создать видимость работы сверхурочно – бывшей проклятием рестораторов, и проклятием весьма дорогим с тех пор, как во Франции установили тридцатипятичасовую рабочую неделю.
Затем Хьюитт повеселил весь столик историей о том, как он с графом де Нанси как-то ел обед из двенадцати блюд в «Ля паж», «гастрономическом храме» Женевы. Правила в знаменитом ресторане с видом на Женевское озеро были так же суровы, как и «в кальвинистской церкви по воскресеньям», там было полно надутых официантов и пожилых парочек, которые не смели и пикнуть.
– Кроме как за нашим столиком, никто в зале не смеялся, – вспоминал Хьюитт. – Правда, Эрик?
Граф что-то проворчал.
Где-то примерно между шестым и седьмым блюдом в «Ля паж» Хьюитт возжелал кальвадоса, яблочного бренди из Нормандии, которым любил перемежать блюда для того, чтобы лучше ощутить вкус следующего, однако официант «Ля пажа» напыщенно заявил, что это невозможно. Американцу пришлось бы подождать час или два до того времени, когда уже унесут сыр. Тогда настанет подходящее время для сладкого бренди. Тогда официант будет счастлив принести им этот напиток. «Принесите ему кальвадос немедленно, или я вам пощечину влеплю!» – вспылил граф де Нанси. Официант убежал с посеревшим лицом и вернулся, поставив рекорд скорости, с требуемым бренди.
Все мы хохотали над этой историей, кроме графа, который, когда ему напомнили о том вечере в Женеве, похоже, опять разозлился и все бормотал:
– Такая наглость. Такая невообразимая наглость.
Но даже когда я смеялся, тревога не оставляла меня, я продолжал думать о том, что сообщил мне Хьюитт о финансах Поля, и о том, в каком тяжелом положении находился мой друг перед тем, как броситься с обрыва. Было грустно думать о том, что даже самый лучший бизнесмен в области гастрономии с его трехзвездочным рестораном не смог добиться финансового успеха.
– Как вы? – участливо спросила меня внимательная мадам Элизабет, но тут же заставила нас всех подскочить от неожиданности, выкрикнув очередное грязное ругательство.
– Я думал о Поле, – ответил я, поправляя лежавшие у моей тарелки десертную ложечку и вилку. – Все не могу поверить, что его дела были настолько расстроены. Если такое случилось с ним, это может случиться с любым из нас.
– Послушай, не хандри, – сказал граф де Нанси. – Верден сбился с пути. Во всем этом заключен важный урок. Он перестал развиваться творчески. Вот и все. Я был в «Золотом петухе» полгода назад, и, скажу тебе, еда была в лучшем случае посредственная. Меню – такое же, как десять лет назад. Не изменилось ни на йоту. Увлекшись своими амбициями бизнесмена, Верден выпустил из поля зрения кухню – источник своего богатства, а потом, когда увлекся шумихой всего этого цирка, выпустил из поля зрения и основы своего бизнеса. Так что, да, он занимался одновременно и творческой, и деловой стороной, но и тем, и тем он занимался поверхностно. Все бегал, бегал, ни на чем не сосредоточиваясь. Любой деловой человек скажет вам, что это рецепт провала. И, как и следовало ожидать, он за это поплатился.
– Полагаю, вы правы.
– Друзья мои, это самое трудное – дойдя до определенного уровня, не терять свежести, день за днем. Мир вокруг нас меняется так быстро, правда? Поэтому, как бы это ни было трудно, ключ к успеху в том, чтобы меняться вместе с ним и идти в ногу со временем, – сказал Пико.
– Это все болтовня! Клише, – резко бросил граф де Нанси.
Бедный Андре выглядел так, будто ему только что надрали уши. А тут еще, к несчастью, мадам Элизабет некстати разразилась очередной порцией ругательств.
Однако Хьюитт, видя, как обижен Пико этим двойным нападением, добавил:
– Вы, конечно, правы, Андре, но я думаю, что меняться вместе с окружающим миром надо, только обновляясь, но не отказываясь от своей сути. Перемены ради самих перемен – это просто дань моде. Они только собьют вас с пути.
– Именно! – воскликнул граф де Нанси.
Обычно, оказываясь за столиком, занятым французами, я вел себя как аутсайдер и держал свое мнение при себе; но в тот вечер, возможно из-за ответственности, которую налагала на меня моя роль в этом обеде, а может быть, из-за смятения, в котором я тогда находился, я выпалил:
– Мне надоела вся эта идеология. Та школа и эта школа, та теория и эта теория. С меня хватит. У меня в ресторане мы готовим только из местных ингредиентов и только натуральным образом, в собственном соку, очень просто. И судим о блюде только по одному параметру: вкусно оно или нет? Свежее ли оно? Приносит ли оно удовольствие? Все остальное неважно.
Хьюитт бросил на меня странный взгляд, как будто увидел меня впервые, однако мое выступление, казалось, придало смелости и мадам Элизабет, потому что она сказала приятным голосом, совсем не гармонировавшим с ее святотатственными словоизвержениями:
– Вы совершенно правы, Гассан. Я всегда напоминаю себе, почему я вообще ввязалась в это дело. – Она указала на собравшуюся в зале публику, взмахнув обеими руками. – Посмотрите на все это. Так легко оказаться одурманенным всей этой мишурой. Поля соблазнила парижская фондовая биржа и газетные вырезки, прославлявшие его как «провидца от кулинарии». Вот тот урок, который он нам преподал в конце концов – всем нам. Никогда не упускай из виду главного.
В этот момент, однако, огни погасли, и разговоры за столиками, как и следовало ожидать, притихли. Затем из кухни вышла простая процессия со свечами, а за ней – дюжина молодых официантов, высоко державших серебряные подносы, нагруженные жареными куропатками. В зале зашептались, кое-кто зааплодировал.
