Джон Фаулз - Куколка
О: Да, сэр.
В: Что она сказывала про Дика?
О: Дескать, малый будто знать не знал об хозяйской затее и вовсю наслаждался. Казалось, он не ведает, кто она такая, и считает, что ему отдаются по любви, пусть даже в столь похабных обстоятельствах.
В: Стало быть, она изображала приязнь к нему?
О: Дескать, сжалилась, сэр, ибо видела, что парень-то всерьез втюрился. Убогий, что с него взять. Той ночью, когда его сиятельство их разбранили, Дик опять к ней заявился, и она побоялась ему отказать.
В: Об ночной поездке в Эймсбери ты спросил?
О: Да, сэр. Такая небыль, вы просто не поверите.
В: Весьма вероятно. Однако выкладывай.
О: Его сиятельство призвали Ребекку и попросили извиненья за свою давешнюю несдержанность — дескать, надо взять в усмотренье, что они шибко рассчитывали на благоприятный результат. Потом сказали, что близ Эймсбери есть одно местечко, кое, по слухам, обладает особой силой, исцеляющей подобные немочи. Дескать, нынче они попытают счастья, и Ребекка должна их сопровождать. Пусть ничего не боится, просто им вздумалось испытать поверье. Его сиятельство божились, мол, никакого вреда ей не будет, что бы ни произошло.
В: Так и сказали: испытать поверье?
О: Точные слова Ребекки, сэр. Дескать, его сиятельство вновь стали ласковы, но девица сильно встревожилась, ибо почуяла, что они слегка сбрендили, и уже шибко жалела, что ввязалась в сию затею. Господин же увещевал, сулил награду и в конце концов своего добился.
В: Думаешь, не сочиняла она?
О: Кажись, нет. Было темно, лица не видать, но, похоже, говорила она искренне, облегчая совесть от обилья грехов.
В: Дальше.
О: Я рассказывал мистеру Лейси, что видел их отъезд, а отправились они на холм к языческому храму под названьем Стоундж. Его сиятельство приказали Дику в сторонке караулить лошадей, а Ребекку завели в середку храма, где велели ей лечь на здоровенный плоский камень в окруженье других глыбин. Дескать, согласно поверью, совокупленье на сем каменном ложе возвращает мужчине былую силу. Сперва девица шибко забоялась, и господин, осерчав, покрыл ее нехорошими словами. Так что Ребекка подчинилась, но вся, говорит, заледенела от страху. Ну вот, сэр, улеглась она на камень…
В: Голая?
О: Нет, сэр, но ей было приказано задрать подол, оголить, прошу пардону, мохну и раздвинуть ноги. Ну вот сейчас-то, думает она, господин и явит свою удаль, коль антураж ему благоприятен. Однако его сиятельство стоят себе меж двух валунов и только смотрят. Робеет, думает девица, боится оплошать. Может, начнем, говорит, а то я уж озябла. Господин велит ей прикусить язык и лежать тихо, а сам так и стоит шагах в десяти. Неизвестно, сколько времени минуло, но только на своем лежаке Ребекка до костей промерзла. И тут вдруг послышался звучный шорох, словно в темноте пронеслась громадная птица. А потом жахнула молния, хоть гром не урчал. Во всполохе Ребекка углядела фигуру в темных колыхавшихся одеждах, что статуей высилась на близстоящем каменном столбе. Ликом черная, как эфиоп, она жадно вперилась в девицу и, казалось, готова спикировать на добычу стервятником, чьи крылья давеча вспороли тишину. Через мгновенье гнусное виденье исчезло, будто помнилось, но теперь, после того, что произошло в пещере, Ребекка наверное знала: нет, не померещилось. А тогда, через пару стуков сердца, на нее будто повеяло жаром далекой печи, каковой не опалил, однако на миг окутал зловоньем горелой мертвечины. Потом вновь пали мрак и стужа.
В: Та фигура не взгромоздилась на нее? Помимо теплого ветра что-нибудь ее коснулось?
О: Я спрашивал — сказала, нет, сэр. Будь иначе, она б призналась, ее и тогда трясло от ужаса — мол, такое забыть невозможно.
В: И кто ж, по ее мненью, был тот эфиоп-стервятник?
О: Властитель преисподней, сэр, князь тьмы.
В: Сатана собственной персоной?
О: Так точно, сэр.
В: Рогов иль хвоста она не приметила?
О: Нет, сэр. От страха девица чуть не сомлела, и все произошло, как она выразилась, в мгновенье ока — не успеешь ни сообразить, ни подметить. Но после того, что случилось потом, она уверена: то был он. Я еще расскажу вашей милости.
В: Как все закончилось в кромлехе?
О: Опять же странно, но уже без чертовщины, сэр. Бог знает, сколько она пролежала в забытьи, но очнулась, когда его сиятельство подсели к ней и взяли за руку. Затем они помогли ей подняться и обняли, по ее словам, точно сестру иль супругу. «Ты храбрая, я тобой очень доволен», — сказали его сиятельство. «Со страху чуть не померла, — отвечает Ребекка. — Поди не испугайся. Что там летало?» «Ничего. Оно не причинит тебе зла. Нам пора». Господин взял ее под руку и вновь похвалил, сказав, что не ошибся в своем выборе.
В: А что Дик?
О: Как раз к сему подхожу, сэр. Там он и стоял, где ему было велено ждать. Господин его обнял, но не как хозяин слугу, а как равный равного, будто выражая сердечную признательность.
В: Знаками они обменялись?
О: Об том Ребекка не сказывала, сэр. Вместе с Диком она воротилась в гостиницу, а его сиятельство остались у храма; сколько они там пробыли, ей неведомо. Дик опять ее возжелал, однако на сей раз она воспротивилась. Малый ее не понуждал и оставил в покое, словно понимая, что она перенесла тяжкое испытанье. Вот, сэр. Все в точности рассказал, ни крохи не опуская.
В: Других объяснений происшедшему она не дала? Ты поднажал на нее?
О: Мол, теперь она окончательно уверилась: его сиятельство задумали какую-то величайшую гнусность. Будущность шибко ее пугала, и вышло, что не зря она опасалась.
В: Не спеши. До приезда в «Черный олень» еще что-нибудь произошло?
О: Не сказывала, сэр. А накануне того последнего дня его сиятельство вновь спустили на нее всех собак. Призвали к себе и обвинили в дерзости, коей она ни сном ни духом за собой не ведала, а за распутство посулили геенну огненную да всяческие кары. Причем изъяснялись, словно какой-нибудь проповедник из квакеров иль анабаптистов, грозя наказаньем за исполненье их собственных повелений. Вспоминаю всю нашу историю, сказала Ребекка, и дивлюсь, как в нем уживались два разных человека. Потом в своей постели она плакала оттого, что господин беспричинно к ней столь жесток. «Давеча ж он тебя хвалил», — говорю. «Со знатью вечно так, — отвечает. — Что флюгер под ветром собственных прихотей».
