Олег Рой - След ангела
Кольщик с испугом глядел на клиента, покачал рукой у него перед глазами.
Санек осторожно поставил полный стакан на стол, стараясь не пролить ни капли.
— Ты чего взбледнул-то, малый? Нехорошо тебе? Весь белый стал…
Протянул руку, пощупать пульс — и испуганно отдернул пальцы. Рука у Санька была холодна, как лед, будто еще секунду назад он держал ее в кармане, сжимая рукоять ножа.
Санек с трудом выдохнул воздух. Мысли в голове то неслись буйным вихрем, то, замерев на своих местах, мерцали, как перемигивающиеся звезды в черном небе.
Наконец он смог выговорить:
— Я пойду…
Пошевелился, безвольно сложился вдвое, как перочинный нож. Оперся на ручки кресла. Встал. Кольщик отодвинулся, давая ему дорогу.
Санек неловко напялил на себя остывшую рубашку, свитер, постоял, пошатался.
Тем временем кольщик понял, что клиент уходит, и, разумеется, рассердился:
— Да-а, блин, малец уже не тот пошел! Все теперь нервенные, в обмороки падают! Ладно, вали, вали отсюда! Здесь тебе не медпункт.
Санек покачивался на онемевших слабых ногах, а Серега уже выталкивал его прочь:
— И бабки свои забирай голимые! Кыш отсюда, чтобы я тебя больше никогда не видел!
Санек сунул мятую бумажку в карман, влез в пуховик и выбрался наружу.
Холодно, снег, сугробы — значит, все-таки зима. Он глянул на полтора десятка часов в витрине магазина — все они согласно показывали восемь двадцать. Рядом в витрине стояла украшенная новогодняя елочка — что это значит? Поставили заранее или забыли убрать? Был Новый год или еще не было? Что сейчас — февраль или декабрь? А какой день? Вторник (когда он пришел делать наколку) или суббота (когда ездил на стрелку к машинистам)?
«Успею!»
И он бросился бежать по улице. Сначала он ковылял, как пьяный. Но постепенно тело начинало его слушаться. «Давай, давай, давай», — безжалостно подгонял он сам себя.
Он бежал, выкладываясь изо всех сил. Бежал, не следя за дыханием. Бежал, казалось, быстрее своих собственных ног. На пустых улицах редкие хозяйственные бабки смотрели вслед несущемуся сломя голову длинноногому подростку в распахнутой куртке с сумкой наотлет. «Из школы, небось, — думали они. — В школу так не бегают». И они ошибались — Санек бежал в школу.
Охранник Марат в своем закутке возле главного входа перетирал анашу в жестяной миске. Стук в дверь раздался такой громкий и нетерпеливый, что охранника словно облили ледяной водой. Сунул миску поглубже под стол, вышел, отодвинул засов.
— Куда мчишься, Филиппок? Учиться вдруг захотелось? — спросил он с насмешкой.
Санек в ответ только угукнул, как филин. Мигом влетел в вестибюль, с размаху бросил куртку на пол возле запертой раздевалки, помчался вверх по лестнице.
— Звонок уже был! — крикнул ему вслед охранник. Помотал головой, пробурчал себе под нос загадочную сентенцию:
— Кто в армии служил, тот в цирке не смеется.
И вернулся на свое место к прерванному делу.
Расписание уроков в одиннадцатом «Б» устроено было так, что чуть ли не на каждой перемене ребятам приходилось перебираться в другой кабинет. Но Санек угадал: он распахнул настежь дверь кабинета Марины Евгеньевны — там как раз шел урок у его класса. На доске крупными красивыми буквами было написано: «Евгений Онегин».
Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо… —
нараспев читала Снежная Королева.
Санек стоял в дверях, не в силах отдышаться. На глазах его были слезы. А в сдавленной груди непобедимо бился счастливый смех. Он не отрываясь смотрел на предпоследнюю парту, где рядом с Козой сидела Лилка Варламова, живая и здоровая. Не в белой тишке, а в сиреневом свитере с высоким воротом. Сидела и глядела на него с радостным недоумением.
Она здесь!!!
Все остальное уже не имело никакого значения.
— Марина Евгеньевна, здравствуйте! — сказал наконец Сашка.
Учительница прижала к груди свои длинные выразительные пальцы. Она не могла понять, что случилось с этим Сазоновым, почему он так странно себя ведет. Опоздал на третий урок и вовсе не смущается. Запыхался, будто рекорд ставил. И вообще вид у него такой, будто он только что в лотерею выиграл.
— Здравствуй, Сазонов. Что стоишь в дверях? Раз уж пришел — иди на место.
Нет, что-то с ним совсем особенное — глаза так и светятся. Не идет, а будто летит по классу… Ей почему-то даже завидно стало, что с кем-то, не с ней, происходят всякие необычайные вещи. Хотя какие тут могут быть необычайные вещи? Подумаешь — троечник на урок опоздал.
Место Сани было занято — к Теме Белопольскому подсел Залмоксис. Но, увидев Сашу, он тут же побросал свои тетради в сумку и перебрался на свою парту к Кириллу Григорьеву.
Как же Сашка был рад всех их видеть! Такое чувство, будто он уезжал куда-то надолго и только сейчас вернулся. Но главное — главное все-таки, что Лила сидела здесь, на своем месте…
И вдруг легким промельком его обожгло опасение, что это не живая, земная Лила, которую он знал столько лет, а недавняя его подруга, светлый призрак, являющийся к нему из неведомых тайных миров, так легко возникавшая в ответ на его зов.
И нельзя было в этом не убедиться — раз и навсегда. Он подошел вплотную к сидящей Лиле. Протянул руки и крепко взял ее за плечи. Она вздрогнула, хотела вырваться, но было что-то в твердых руках Санька столь необычное, жаркое, неодолимое, что она замерла, как пойманная пташка. И только медленно краснела — щеки, уши, шея… Санек видел это. Наклонился к ней.
«Сейчас этот Сазонов Варламову поцелует прямо у меня на глазах, — ойкнула про себя Снежная Королева. — И что мне тогда делать?»
Весь класс замер. «Во дает, Сазон! Вчера-позавчера сидел, как тютя, а тут — смотри-ка, у всех на глазах обнимает, похоже, возьмет и поцелует прямо в губы!»
Коза, Тема-Белополька, Залмоксис, неразлучные малорослики Таня и Леша, Гравитейшен, красавица-модель Алина Кузина, другая красавица Ира Погосян, ее верная подружка Машка Суханова, Кирилл Григорьев и Ренат Айдаров, Юра Аверин и Каланча Вадик Калашников — все, все мальчишки и девчонки одиннадцатого «Б» окаменели в ожидании. «Вот сейчас он на весь класс, громко-громко скажет: „Лила, я тебя люблю!“» — догадалась Варламова.
Нет, не догадалась.
Услышала совсем другое.
— Ща пенка будет! — громким шепотом произнес Санек ей на ухо.
Отпустил наконец Лилины плечи и тяжело бухнулся за ее спиной за парту рядом со своей сумкой. Заерзал по полу длинными ногами в тяжеленных башмачищах.
— Так я позволю себе продолжить, — сказала Снежная Королева.
Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.
Уж расходились хороводы;
Уж за рекой, дымясь, пылал
Огонь рыбачий. В поле чистом,
Луны при свете серебристом,
В свои мечты погружена,
Татьяна долго шла одна…
Вы только представьте себе, какая благодать, какое вечернее успокоение разлиты в природе! — казалось, она унеслась далеко из классной комнаты и на самом деле видит ту далекую картину. — Девушки-крестьянки закончили свои песни и пляски и тихо, словно сходя со сцены, разбредаются по домам. Рыбаки вытащили свои сети и собрались варить уху. Их костер в сумерках виден издалека, пламя вьется, дым летит к небу — а ни звука оттуда не доносится. В поле чисто — никого уже нет вокруг. Все тихо. И чтобы подчеркнуть эту удивительную вечернюю тишину, Пушкин допускает только один лишь звук — «жук жужжал»! В самих словах этих будто слышится низкое, басовое жужжание. Подумайте сами — громко ли жужжит жук? Его и за несколько шагов уже не слышно. Значит, если слышится жужжание жука, то выходит, что вокруг все тихо, все беззвучно… Вслушайтесь на минутку в эту волшебную тишину…
