Ян-Филипп Зендкер - Искусство слышать стук сердца
Но меня безмерно радует, с какой заботой они все ко мне относятся. Братья постоянно спрашивают, не хочу ли я где-нибудь побывать, и беспрекословно выполняют все мои просьбы. Сидя у них на спине, я думаю о тебе и тихонечко напеваю. Моя радость озадачивает их, а иногда и раздражает. Но как объяснить им простую вещь? Ведь то, что ты значишь для меня, любовь, которую даришь, не зависят от того, в каком уголке мира сейчас находишься. Чтобы чувствовать тебя, вовсе не обязательно держаться за руку.
Вчера мы ходили к Су Кьи. У нее все хорошо. Она была бы очень рада получить от тебя хотя бы короткую весточку. Я пообещала ей: как только получу твое письмо, обязательно сообщу. Но ты же знаешь Су Кьи: она вечно из-за чего-то волнуется.
Прости, дорогой. Я могла бы еще много тебе написать, но вынуждена заканчивать. Сейчас брат понесет письмо на почту. Большой привет тебе от Су Кьи, от моей мамы и братьев. И конечно же, от меня.
Скучающая по тебе и с каждым днем любящая тебя все сильнее, Ми МиМой малыш, мой большой и сильный возлюбленный Тин Вин!
Вот уже почти месяц, как я занимаюсь скручиванием сигар. Мама решила, что мне нужно научиться какому-нибудь ремеслу, чтобы в дальнейшем было чем заработать себе на жизнь. Чувствую, она не верит, что ты вернешься. Правда, вслух об этом не говорит. Ее здоровье, да и здоровье отца, увы, становится хуже. У них обоих начали болеть ноги и спина. Вдобавок у папы обострилась болезнь легких. И слышит он теперь намного хуже. На поле почти не работает. Грустно видеть, как родители стареют. Ведь им обоим почти шестьдесят. В Кало мало кто доживает до такого возраста. Но моим родителям повезло: они даже старятся вместе. Какой это дар судьбы! Если у меня и есть желание, так только это — чтобы наша жизнь была такой же. Я хочу взрослеть и стариться вместе с тобой. Я мечтаю об этом, когда сижу и скручиваю сигары. О тебе и о нашей жизни.
Работа оказалась намного легче, чем я думала. Два-три раза в неделю из города приходит человек. Приносит мне высушенные листья таната, старые газеты, сухие кукурузные стебли (их я использую в качестве мундштуков для сигар), а также мешок со смесью табака разных сортов. Каждый день, обычно в полуденное время, сажусь на крыльце и часа два скручиваю сигары. Расскажу тебе, как это делается. Я беру лист, таната, насыпаю на него горстку табака, слегка уплотняю, а потом начинаю катать между ладонями, пока будущая сигара не станет твердой, но не слишком. Потом я приделываю мундштук, складываю лист и обрезаю конец. Этот человек говорит, что еще не видел женщины, которая бы с такой быстротой и легкостью скручивала сигары. Его покупатели очень довольны. Они утверждают, что мои сигары имеют особый аромат и отличаются от скрученных другими женщинами. Если продажа и дальше будет такой же успешной, как сейчас, мы можем быть спокойны за наше будущее.
Пока тебе писала, начался дождь. У меня от него теперь все тело почему-то покрывается гусиной кожей.
С любовью, Ми Ми.Мой любимый маленький тигр!
Эту бабочку я нашла мертвой на крыльце нашего дома и решила засушить, чтобы послать тебе. Я помню, как тебе нравились мотыльки. Однажды ты сказал, что шелест их крыльев похож на биение моего сердца. Ничто не звучит сладостнее…
У Со швырнул письмо на стол. Встал, подошел к окну. Шел дождь. В лужах вздувались и лопались крупные пузыри.
Тин Вин и эта Ми Ми определенно выжили из ума. Какой еще вывод можно сделать из их переписки? Ни одного упрека, ни одного горького слова — и это после годичного молчания! Ни тени осуждения. Нормальный человек написал бы по-другому. Например: «Почему ты молчишь? Где ответы на мои письма? Я пишу тебе каждый день, а ты? Наверное, у тебя появилась другая и ты меня разлюбил».
Как хорошо, что любовь не относится к числу заразных болезней. В противном случае У Со пришлось бы уволить всех слуг и выскрести каждый уголок дома и сада. Возможно, он бы и сам заразился, влюбившись в служанку. Мысль была настолько абсурдна, что У Со тут же выкинул ее из головы.
Следом явилась еще одна, более нелепая: может, стоит изменить планы насчет Тина? У Со прогнал и ее. Ни в коем случае. Эта одержимость обязательно пройдет. Никакое чувство, даже самое сильное, не выдержит разрушительной силы времени. А если ко времени добавляется еще и приличное расстояние — пиши пропало. Тин Вин не первый и не последний, кто теряет голову от любви.
Если не брать во внимание помешанность парня на своей Ми Ми, во всем остальном он не вызывал ни единого нарекания. На редкость смышленый, усердный, исполнительный. Его появление отвело от У Со все беды, предсказанные астрологом. Дела шли все успешнее даже сейчас, когда политическая обстановка не очень-то этому благоприятствовала. Учителя школы Святого Павла считали Тина исключительно одаренным, а это учебное заведение было лучшим из привилегированных школ Бирмы. Тину прочили блестящее будущее. Директор говорил, что после окончания учебы парня обязательно нужно отправить в Англию, где любой университет примет его с распростертыми объятиями. Тин непременно получит государственную стипендию. В ближайшем будущем Бирме очень понадобятся талантливые люди.
Эти слова льстили У Со, однако директор школы был идеалистом, а он привык смотреть на вещи трезво. Его тревожила война, вспыхнувшая в Европе. У Со понимал: в ближайшем времени нужно ждать расширения военных действий. Японцы уже хозяйничали во многих азиатских странах. Через считаные месяцы, если не недели, они явятся в Бирму и сбросят английское колониальное правительство. А долго ли сама Англия сможет противостоять немцам в Европе? У Со не сомневался: победа Германии — лишь вопрос времени. Мысленно он уже видел флаг со свастикой, развевающийся над Биг-Беном. Эпоха, когда Лондон считался столицей мира, близилась к неминуемому концу.
Тин Вин поедет учиться. Только в другое место. У Со уже все спланировал.
6
Тин Вин представлял себе отплытие пассажирского судна как праздник. Матросы в белой, безупречно отглаженной форме. Оркестр. В воздухе реют флаги и знамена. Капитан произносит короткую прощальную речь.
Реальность оказалась куда более прозаичной. Матросы, сновавшие мимо Тина, были в повседневных, промасленных робах. Никакого оркестра. Ни флагов, ни конфетти. Тин оперся о перила и стал глядеть на причал. В тени ближайшего пакгауза стояла лошадь с телегой. Рядом дремали несколько рикш. Корабельный трап давным-давно убрали. На причале стояло несколько служащих портовой администрации, выделяясь из толпы своей формой. Родственники и друзья пассажиров смотрели на черный корпус парохода и махали руками, шляпами и платочками. Задирали шею совсем как птенцы. Тин хоть сейчас мог уйти к себе в каюту. Его никто не провожал. Даже Хла То по распоряжению дяди остался дома. Водитель отвез Тина в порт. Двое носильщиков подхватили его чемодан и подняли на борт. Но это было почти час назад.
