Джонатан Троппер - Дальше живите сами
— Спасибо, ребята. Как дела на студии?
— Да все как обычно, каждый день в дерьме, — констатирует Джеф.
— Но без тебя скучно, — спешит вставить Кенни.
— Кто продюсер?
Они смятенно переглядываются.
— Гмм… ну, в общем… я, — признается Кенни.
— Поздравляю, — говорю я. — Рад за тебя.
— Да мне как-то неловко, братан.
— Да ладно, все хорошо. Я же сам ушел.
— Они собирались кого-то внешнего пригласить, — объясняет Джеф.
— Ну, вот еще! — возмущаюсь я. — Кенни, я рад, что взяли тебя.
— Это не значит, что я из-за этого стал лучше относиться к этому ублюдку, — говорит Кенни.
— С тех пор как ты ушел, он стал совсем омерзителен. Ты держал его в узде. — Это уже Джеф.
— Держал, да, видно, не очень крепко, — откликаюсь я.
Они не уверены, уместно ли посмеяться над моей шуткой, и Джеф, сменив тему, принимается рассказывать о сюжетных поворотах в судьбе наших общих знакомых и коллег, ведь жизнь радиостанции — это бесконечная мыльная опера. Кенни пялится на полуобнаженные груди моей матери, словно они сейчас оживут и нападут на него, выскочив из бюстгальтера. Я принимаю прохладно-отрешенный вид, напомнив себе, что меня искренне трогает их приход и сочувствие. На самом деле, я уже мечтаю, чтоб они поскорее выкатились. Райан с Коулом подходят поближе — посмотреть на татуировки Кенни, и тот устраивает для них целую экскурсию.
— Вот это — мой мотоцикл, «харлей», — говорит он.
— Хайлей, — повторяет Коул.
— Вот тут дама червей, а здесь — обложка альбома «Стена» группы Pink Floyd.
— Пик флой.
— А вот эта птичка, видите, курит гашиш. Ее зовут Вудсток. Ну, помните, из мультфильма, друг песика Снупи?
— Баша-ая тичка.
— Ну да, почти верно. А это какие-то священные японские письмена, но я забыл, о чем речь.
Я провожаю гостей до двери, жму им руки:
— Спасибо, что заехали.
— Пока. До встречи!
— Береги себя, братан.
Я наблюдаю, как они садятся в машину Кенни — недавно отремонтированный «камаро». На выезде из городка они, скорее всего, остановятся пообедать в ресторане T. G. I. Friday's и будут обсуждать мою персону с искренним и глубоким сочувствием. Потом выедут на трассу, врубят классический рок и вернутся к нормальному существованию. Скорее всего, я ни того, ни другого больше не увижу, а жаль. Последние лет семь они были ежедневными персонажами моей жизни, но теперь им нет в ней места. Точнее, мне нет места в их жизни. Так-то. Жизнь — она такая. Кажется незыблемой, а потом раз — и точно корова языком слизнула.
Я прохожу сквозь толпу гостей и устало опускаюсь на свое место. Внезапно меня охватывает бездонная печаль. Филипп обнимает меня за плечи и поглаживает по спине. У братца удивительная способность подстроиться под чужое настроение.
— Приятно, что нас почтил сам Бон Джови, — говорит он.
13:30А поток гостей все не иссякает. Каждый, кого хоть один из нас знал когда-либо в жизни, переступает наш порог — по дружбе, по обязанности, из чувства локтя или просто в надежде, что, когда придет их очередь блюсти траур, мы тоже зайдем их проведать.
Поскольку с похорон прошло уже немало времени, люди стесняются все меньше и наглеют все больше. Например, я замечаю, что среди гостей появилось много девиц на выданье, то есть мамочка явно кинула клич, сообщила, что я сижу тут один-одинешенек, завидный жених — разведенный, бездетный, — и все теперь стекаются на смотрины. С определенного возраста в каждой женщине просыпается сваха, некоторые полагают, что это их призвание и дело вполне богоугодное. Сегодня эти брокерши по делам сердечным работают во всю мочь.
Лоис Браун хочет познакомить меня со своей дочерью Люси, которая — Лоис всячески это подчеркивает — могла выйти за любого из своих многочисленных ухажеров, если б не была так сильно настроена на карьеру. Теперь ее Люси — вице-президент компании «Пепсико», зарабатывает больше, чем может потратить, и готова наконец обсуждать достойных претендентов. И кто знает, может, мы с Люси Браун и вправду могли бы жить душа в душу, или, по крайней мере, я был бы готов познакомиться с этой незаурядной, привлекательной женщиной с телом фотомодели из глянцевого журнала, если бы не ее мамашка. У Лоис крашеные рыжие волосы, причем совершенно иного оттенка, чем брови; кожа свисает с подбородка этакими пупырчатыми, шершавыми воланами, напоминающими апельсиновую кожуру, и когда она рассказывает о Люси своим хриплым, прокуренным голосом, она напрочь лишает свою отсутствующую дочь потенциальной привлекательности. Да и весь мир заодно.
У бывшего мужа Барбары Ланг есть падчерица, которая, представьте, работает моделью. С одним мужем она развелась, другой умер, но вы никогда не заподозрите, что у нее такая трудная судьба, потому что она — большая оптимистка и открыта миру. Сейчас она как раз пишет книгу о том, как жить, если ты красива, а под ноги тебе летят не розы, а помои. Она живет далеко, в Бостоне, но по нынешним временам это не расстояние.
Опытная сваха Рини Харпер готова — за скромную мзду — уберечь меня от опасных интернет-знакомств, она будет сама отбирать для меня кандидаток. Мне тут же становится интересно, есть ли у свах официальные дипломы и лицензии. Если да, то по каким критериям их выдают и почему женщина шестидесяти с гаком лет, надевшая блестящие трико леопардовой окраски и намазавшая губы ярко-розовой помадой, чтобы сходить в воскресенье в полдень на шиву, может всерьез претендовать на роль ценителя и арбитра моих потенциальных невест.
— Так ты мне позвонишь? — заговорщицки говорит Рини и сует мне свою визитку.
— Конечно.
— Правда? Замечательно!
— Неправда. Незамечательно.
Рини обескуражена.
— Он шутит, — вступается за меня мама.
— Я не шучу, — говорю я.
— Он не шутит, — подтверждает Венди.
— Он серьезен, как сердечный приступ, — подхватывает Филипп.
— Мне очень жаль, — говорит Рини скорее оскорбленно, чем опечаленно. — Я просто хотела помочь.
Я смотрю на Рини Харпер, на Барбару Ланг, на Лоис Браун. Они самодовольны, бесчувственны и мотают мне нервы, которые и так на пределе.
— Юридически я пока женат, — говорю я громко, и все другие беседы в разных концах гостиной мгновенно смолкают. — Я все еще женат, и у меня скоро будет ребенок, и я приехал сюда хоронить отца! Что за нездоровая потребность подсунуть мне любую известную вам несчастную одинокую женщину? Патология какая-то!
— Хорошо, Джад, молодец, — говорит мама. — Выплесни все, что тебя гложет.
— Неужели я кажусь вам настолько жалким? Неужели вы думаете, что я не способен сам ни с кем познакомиться? Половина людей в мире — женщины. Так что есть вероятность, что, по крайней мере, несколько женщин будут совсем не против со мной пообщаться.
