Андрей Ларченко-Солонин - Инок
«Выходить на ночь глядя не стоит».
Землянка Серёги пришлась сейчас как нельзя кстати. Наблюдать хоть какую-то крышу над головой всегда приятнее, чем рассматривать ясное звёздное небо холодной августовской ночи. Лежанка из елового лапника, застеленная несколькими медвежьими шкурами, оказалась на удивление тёплой постелью.
«Так вот почему косолапый не замерзает морозными зимними ночами один в холодной берлоге», – рассуждал человек, согревшись под толстым мохнатым одеялом.
«Наконец-то я высплюсь. А там, глядишь, и ещё несколько бессонных ночей можно провести».
Ночью сквозь сон ему вдруг послышался странный шорох. «Наверное, мышь».
А утром, выйдя на улицу, человек обнаружил совсем ещё свежий волчий след, принадлежавший, без сомнения, довольно крупному хищнику. Проходя мимо, зверь прошёлся вокруг землянки и, убедившись в чём-то, наверное, очень важном для себя, не торопясь побрёл своей дорогой.
А человек, в свою очередь, наскоро умыв лицо холодной и чистой, словно слеза, родниковой водой, тоже сразу двинулся дальше в свой не – лёгкий путь дорогой, известной и понятной только ему. Мельком взглянув на примятую траву, где на остывшей за ночь земле отчётливо различались следы продолговатых волчьих лап, он отчего-то вдруг улыбнулся и, устремив взгляд к горизонту, быстрыми шагами двинулся вверх по склону.
Он шёл туда, куда ушёл вчера его друг, туда, куда ушёл ночью этот серый лесной бродяга. Каждый из них, конечно же, ступал по жизни своей дорогой. Но эти самые дороги сплетались именно сейчас и именно здесь, в тот неразделимый узел, благодаря которому можно тащить по жизни даже самое тяжёлое бремя, что взваливает на человеческие плечи безжалостная и не всегда справедливая судьба. Быть может, и злодейка, которая сейчас просто ради забавы свела воедино эти три жизни в суровых и не – человеческих условиях дикой природы, стирая различия между человеком и зверем, и тем самым открывая нам глаза на ту самую жизнь, по которой мы идём каждый своей, особенной дорогой. Ведь именно при отсутствии всех и всяческих границ, оценивая и сравнивая поступки друг друга, мы начинаем понимать, что зверь зачастую поступает честнее и благороднее, чем многие из окружающих нас людей. Он не умеет лгать, его действия всегда предсказуемы, а главное, в его глазах нет места подлости и лицемерию. Хотя, наверное, в них есть что-то другое, что пугает и одновременно манит к себе людей, заставляя искать ответы на вопросы о вечном и неизведанном.
И, наверное, это была не просто забава старухи – судьбы, а может быть, её очередная попытка объяснить всем живущим их истинный смысл прихода на землю, показать настоящую цену свету солнца, пению птиц и шелесту зелёной листвы на деревьях, настоящую цену всему тому, к чему мы давно привыкли. Быть может, она просто хотела научить нас смотреть на всё это широко открытыми от восхищения глазами. Научить, радоваться и любить по настоящему.
Шагая вверх по склону, Саня думал о друге.
«Смог ли он пробраться незамеченным или уходит от погони в эти самые минуты? Жив ли вообще или кормит ворон где-нибудь на дне грязного оврага? Что за опасность притаилась по другую сторону хребта?»
А умирать так не хотелось. Лес, горы, трава – всё это казалось человеку сейчас необыкновенно красивым и загадочным.
«А ведь удивительно, насколько верно сказано то, что нужно уметь смотреть даже на самые обыденные вещи, каждый раз как будто впервые и получать от этого огромную и ни с чем не сравнимую радость».
От посетивших голову мыслей жить захотелось ещё больше. И возможно, что именно сейчас, в минуту смертельной опасности, человек смог до конца осмыслить многие непонятные ему до сего времени вещи.
Нет, конечно же, он не считал себя пророком. Да это было вовсе и ни к чему. Ведь всё, что пронеслось в голове за последние несколько минут, навсегда останется лишь в душе, наложив неизгладимый след на всю последующую жизнь.
Выйдя на тропу, Серега почти бегом начал спускаться вниз. Вскоре он вновь углубился в чащу леса. Взобравшись на огромную мохнатую ель, ветки которой росли от самой земли, внимательно осмотрелся вокруг. Вдали отчётливо виднелся скалистый гребень.
«По следу идут человек десять-пятнадцать. Многовато. Через полчаса будут здесь. Спрятаться в лесу я, пожалуй, смогу. Но Саня. Что они сделают с ним? Да и на пасеку заглянут. Начнут старика трясти, чтобы помог меня отыскать. А из того лишнего слова сроду не вытянешь. Что делать? Остаётся только одно. Нужно с ними разговаривать. А вот как – это уже вопрос другой». Подходящее место он знал. Небольшое плато на вершине скалистой гряды находилось как раз на тех скалах, которыми только что любовался со стройной красавицы ели километрах в десяти отсюда.
«Должен успеть. Тропа там делает приличный крюк и проходит по самой кромке обрыва. Если взобраться наверх, то проходящие внизу люди окажутся совсем рядом. Лучшего места не придумаешь. Огромные валуны, что аккуратно разложены, словно могучей рукой сказочного исполина, послужат надёжной защитой от пуль. Для того чтобы подняться на скалу, нужно идти в обход. А это шанс исчезнуть в случае не удачного разговора».
В душе Серёга и сам не верил, что с этими головорезами стоило вообще о чём-либо говорить. Но поднять оружие на человека, не спросив у того, кто он и зачем здесь, мужчина не мог.
«Учитель бы этого тоже не одобрил».
Он вытащил из кармана небольшую телефонную трубку, подарок от племянника, и попробовал включить ещё раз. Сделать этого до сих пор не удавалось. Скорее всего, не получится и сейчас. Труба не подавала признаков жизни. Засунув аппарат обратно в карман, быстро пошёл вперёд по маршруту, который уже отчётливо вырисовывался в голове. Картины прошлой экспедиции были ещё совсем свежи в памяти. Эти места забыть он не сможет, наверное, уже никогда.
Глава 2
Серый день в печальном свете.
Время – ход неудержимый.
Человек на этом свете
Просто гость, отцом хранимый.
Пусть порою, стиснув зубы,
Тяжело ползти по краю.
Пусть задует ветер в трубы,
Ветер вольный, я играю.
Не обласкан тишиною,
Кон сыграв, с притворной маской
Ты поймёшь: нельзя порою
Разглядеть за лживой лаской
Звонкий жаворонка голос,
Листьев свежих тихий шелест,
И любви, прощальный возглас,
И берёзки, чистой прелесть.
Пожилой лысоватый человек нервно курил, сидя в машине. Не прекращающийся ни на минуту уже целые сутки дождь всё лил и лил с неба нескончаемый поток холодной воды, которая заполняла собой, казалось, всё вокруг, бесчисленными каплями стекая по стёклам лимузина и приходя в неистовую ярость оттого, что не может прорваться вовнутрь.
Сидящий в автомобиле всего этого не замечал. Он думал о чём-то своём, очень важном, но, по всей видимости, не совсем приятном для него. С каждым новым днём непрошеные мысли, словно незваные гости, подступали всё ближе и ближе, невыносимым грузом оседая на душе и железной хваткой без жалости всё сильнее сжимая горло.
«Почему до сих пор нет вестей от Михея? Если всё прошло гладко, то должны уже вернуться. Неужели опять что-то случилось? Нет, нет. Не может быть. Его обмануть не так просто. Этот человек слишком опытен, чтобы попасть на какую-нибудь дешевую удочку».
И это было правдой. Михею приходилось попадать в самые разные передряги, и всегда он умудрялся выходить сухим из воды. Опытный следопыт мог месяцами жить в лесу и не умереть при этом от голода, питаясь чем придётся.
«Что же могло случиться? А может быть, этого самого Сергея и в живых-то уже нет давным-давно? Мажет быть, выродок подох где-нибудь в тайге? Хотя – тоже вряд ли. Раз уж он сумел выбраться из прошлой мясорубки, то сам по себе вряд ли дух испустит. Видно, пошла коса на камень. Ещё не известно, чем всё это закончится». От таких мыслей Вадиму становилось ещё хуже.
«А вдруг „Маугли“ вернётся, и сучка всё перескажет в подробностях? Что он тогда предпримет? За руку здороваться не станет, дело ясное. Нужно срочно с ней потолковать. Самому? Не получится. Но тогда кто? Наверное, Светлана. Больше некому. Только она может с этим справиться. Ну, и сам, соответственно, сложа руки сидеть тоже не стану. Снова записку? Напечатать крупным шрифтом? Изложить всё достаточно конкретно и вместе с тем только общими фразами? Чтобы стало всё ясно ей, и ничего, человеку постороннему, не знакомому с обстоятельствами дела. Сейчас в офисе уже никого, можно заняться. Не просить же секретаршу, в конце концов».
Мужчина повернул ключ в замке зажигания. Машина бесшумно тронулась с места и покатилась по кривым, покрытым ямами улицам родного города. Поднимая вокруг себя фонтаны брызг, она неслась через разлившуюся по всей дороге воду, через сплошную и непроглядную стену ни на минуту не прекращающегося дождя.
Усталая, Таня поднималась по старой, обшарпанной лестнице своей стандартной хрущёвки. В руках, держала завёрнутого в толстое одеяло малыша, симпатичного мальчонку десяти месяцев от роду. Мальчик молчал. Он лишь сопел что-то себе под нос, крепко уснув на руках у матери. В другой руке женщина несла сумку с продуктами. Со своей нелегкой ношей она все-таки умудрялась, хоть и с трудом, но переставлять ноги, медленно поднимаясь вверх по ступенькам. Её голубой мечтой в эти минуты было то, чтобы поскорее добраться до одной-единственной, так нужной сейчас двери. Поднявшись на знакомую площадку, отчего-то вдруг на минуту опешила. В узкую щель между косяком и входной дверью был вставлен аккуратно свёрнутый листок белой бумаги: «Если он вернётся, о том, что произошло, ни слова, иначе всем конец», – прочитала она вслух и сразу же сунула записку себе в карман. Открыв дверь, поставила тяжёлую сумку возле порога, сняла с ног сапоги и принялась раздевать маленького Славика. Уложив малыша в кроватку, вновь вспомнила о скомканном и небрежно сунутом в карман куске бумаги.
