Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю
– И не забывай их снимать на ночь, – дала последний наказ строптивая бабка, на минуту обеспокоившись судьбой драгоценностей. – А то сломаете, – ухмыльнулась она и, довольная шуткой, отошла в сторону.
И Лера неукоснительно выполняла ее предписание до того момента, пока случайно не обнаружилось, что подвеска, которую она носила на шее – с секретом. Причем, обнаружила это не сама Лера, а пытливый Матвей, крутивший в руках ювелирное украшение супруги.
– Смотри-ка, – удивился он. – Это не просто кулон. Это медальон.
– Ну и что? – ответила Лера, причмокивая шоколадной конфетой.
– В медальонах же носили портреты.
– Ну и что?
– А ты стала бы носить мой портрет? – потянулся Матвей к красавице-жене.
– Не знаю, – улыбнулась Лера и полезла под одеяло, сигнализируя мужу, что она тоже не против заняться этим прямо сейчас.
– А я бы стал, – уверенно заявил он и щелкнул замком. Медальон открылся, Матвей отогнул крышечку, и на него выглянуло лицо молодой женщины, внешне очень напоминающей жену и тещу. – Кто это? – поинтересовался он у Леры и стащил с нее одеяло.
Раскрасневшаяся супруга недовольно взглянула на протянутый медальон и тут же потеряла к нему интерес:
– Не знаю.
– Как «не знаю»? – удивился Матвей. – Даже я могу предположить, кто это.
– Ну, и кто?
– Судя по всему – Аурика Георгиевна.
– Да, – подтвердила супруга и захлопнула медальон. Теперь Жбанниковым стало понятно, почему великолепная Аурика дважды повторила: «Носить вечно, помнить вечно».
– Убери это, – протянула Лера украшение и призывно похлопала по кровати, показав мужу его место. Что и говорить, процесс ей нравился. Ради занятий любовью она даже могла отказаться от конфет, которые периодически обнаруживались Матвеем то под подушкой, то рядом с кроватью.
История с медальоном оставила в душе супругов Жбанниковых какой-то неуловимо неприятный осадок. «Не буду носить», – отказалась Лера и повесила украшение на висевшее над головой бра.
– Это что, он у тебя так и висит? – поинтересовалась Наташа, разглядывая спальню супругов, куда провела ее племянница, чтобы утолить теткино любопытство: встала ли мебель.
– Ну да, – пожала Лера плечами.
– С ума сошла? – покрутила пальцем у виска Наталья Михайловна. – Ты понимаешь, сколько это стоит? Убери немедленно.
– Ладно, – безропотно согласилась племянница и окликнула мужа: – Жбанников! Убери медальон!
– Ку-у-да? – заглянул в спальню веселый Матвей.
– Куда хочешь, – флегматично ответила Лера и уселась на двуспальную наспех заправленную кровать.
Наталья Михайловна внимательно посмотрела на родственницу, в очередной раз мысленно поежившись от странного сочетания почти бесцветных глаз со смоляными бровями, ресницами и волосами, а потом спросила:
– А почему ты Матвея зовешь по фамилии?
– А что? – не поняла смысла вопроса Лера.
– Да ничего, – Наталья Михайловна не стала ничего объяснять, вспомнив знаменитое материнское «Коротич!». Ей стало не по себе.
Примерно то же чувство испытала и Альбина Михайловна, когда, заранее спросив разрешения, задала Лере естественный, в принципе, вопрос:
– Извини, пожалуйста, что вмешиваюсь, как-то даже неловко спрашивать, но, может быть, тебе нужна консультация гинеколога, чтобы выбрать способ предохранения от беременности?
– Зачем? – бесстрастно поинтересовалась Лера Жбанникова.
– Мне кажется это разумным. Ты – молодая женщина, рано или поздно это случится. Тебе уже двадцать второй год. У тебя любящий муж, профессия, хорошее место работы, собственное жилье. Кто знает, может быть, ты решишься рожать. Ты же наверняка хочешь детей?
– Мне все равно, – честно призналась Лера. – Как Матвей скажет, так и будет.
– А при чем здесь Матвей? – взъярилась Наталья Михайловна, как только Алечка пересказала ей разговор с дочерью. – Алька, ну что она у тебя за человек?! Я не понимаю, хоть режь. Сколько я ее помню, ей всегда все равно. Что ее вообще интересует?
– Я не знаю, – чуть слышно ответила Алечка и отправилась на Таганку к Святой Матроне в надежде на то, что та просветит темное сознание ее дочери.
– Давайте, я с ней поговорю, – предложила Аурика Георгиевна, осведомленная в делах семьи так, словно жила с ними по соседству. «Откуда она все знает?» – ломали головы сестры Коротич, не давая себе отчета в том, что сами, приезжая к ней в Митяево, и рассказывают матери то, что поклялись держать даже друг от друга в тайне.
Аурика, надо отдать ей должное, обладала настоящим талантом задавать вопросы так, что ответ сам спрыгивал с языка ее дочерей. Так митяевская отшельница, вооружившись пусть обрывочной, но все-таки информацией, сидя над пазлами, восстанавливала полную картину и, как ни странно, всегда оказывалась недалека от истины. Так же произошло и в этот раз.
– Если она вмешается, – напугалась за племянницу Наташа, – то все испортит.
– Не надо делать из матери чудовище, – неожиданно для всех вступилась за Аурику Валечка. – Маман, конечно, особа эксцентричная, но довольно прозорливая. Во всяком случае, в трудные минуты моей жизни, – Валентина Михайловна вспомнила свое нелепое замужество, – именно она умудрялась раскрыть мне глаза на очевидные, казалось бы, вещи. И оказывалась права.
– Всегда? – съязвила Наташа, памятуя, как возмущалась Валечка всякий раз, когда Аурика выражала свое отношение к ее мужчинам.
– Почти, – огрызнулась Валентина Михайловна.
– Может быть, не надо? – взмолилась Аля, пытавшаяся изо всех сил сохранить суверенитет семьи Жбанниковых.
– Она все равно вмешается, – заверили ее сестры и замерли в ожидании результата, который не заставил себя ждать. Об этом своему научному руководителю, профессору Коротич, взволнованно поведал Матвей Жбанников, наконец-то дописавший свою кандидатскую диссертацию.
– Мне кажется, Наталья Михайловна, вы напрасно давите на Лерочку.
– В смысле? – не сразу поняла та, о чем завел речь ее новоиспеченный родственник.
– Может быть, она не хочет, а вы давите. Все-таки это наше с ней дело: когда рожать и сколько.
– А я-то тут при чем? – задала абсолютно резонный вопрос Наташа.
– Лера ездила к Аурике Георгиевне, – Матвей опасливо оглянулся. Наталье Михайловне стало смешно. Можно подумать, что Аурика Георгиевна в данный момент пряталась за огромным кожаным креслом проректора по науке, откуда подслушивала все происходящее в кабинете, в том числе и ее беседу с аспирантом Жбанниковым.
– И что?
– И то: Лера долго плакала, а потом сказала, что нам нужен ребенок.
«Отлично!» – подумала Наташа, но не подала виду.
– Не вижу в этом ничего дурного, – спокойно произнесла она и задала вопрос по существу: – Когда будет готов автореферат, друг мой?
– Он готов, Наталья Михайловна, осталось только распечатать и показать вам.
– Так в чем же дело? – строго посмотрела профессор Коротич на своего зятя.
– Я говорю: Лера вчера весь вечер плакала. А она никогда не плачет. Я, во всяком случае, никогда не видел.
«Я тоже», – хотела сказать Наташа, но вместо этого произнесла:
– Она просто очень сдержанный человек.
– Я знаю, – лихорадочно зашептал Матвей и в отчаянии уселся на ручку кресла своего научного руководителя.
– Да что это такое?! – возмутилась Наталья Михайловна и резко встала, из-за чего аспирант Жбанников чуть не свалился. – С ума вы, что ли, все посходили? Ну, поплакала немного, ну и что? С кем не бывает?
Двухметровый светло-русый богатырь Матвей повесил голову и тихо произнес:
– Я все понимаю, но все равно, Наталья Михайловна, как-то странно…
– А Лера-то сама что говорит?
– Да ничего она не говорит, лежит и в потолок смотрит.
– Конфеты-то ест? – пошутила Наташа.
– Ест, – абсолютно серьезно, не чувствуя подвоха, ответил Жбанников.
– Ну, значит, все в порядке, – успокоила его Наталья Михайловна и, отпустив парня с миром распечатывать автореферат, тут же обзвонила сестер.
* * *Любопытство всех членов семьи к тому, что сказала своей внучке Аурика, было столь сильно, что они решили навестить затворницу в ее митяевском «имении».
– Чего это они – все разом? – с подозрением отнеслась Аурика Георгиевна к приезду дочерей, о чем тут же сообщила Полине.
– А какой завтра день? – переспросила та хозяйку. – Может, Михал Кондратычу помин, а мы запамятовали.
– Сама ты запамятовала! – разворчалась Аурика. – Сейчас у нас что?
– Что? – переспросила Полина.
– Поля! Какое сейчас время года?
– Осень, – отрапортовала Полина.
– А Миша умер летом. Так же, как и папа, в августе.
– Я помню, – прошептала та и перекрестилась.
– Ну, а раз ты помнишь, то при чем тут помин?!
Полина пожала плечами и тут же забыла о своей оплошности, зато Аурика Георгиевна, как она сама неоднократно говаривала, «взяла случившееся на карандаш» и, заметив, что ее помощница довольно часто застывает с раскрытым ртом, подыскивая то или иное исчезнувшее из памяти слово, подписала большую часть вещей, находящихся в доме. Выходив Полину один раз, Аурика уверовала в свою животворящую мощь и всерьез озаботилась тем, как продлить здравомыслие своей единственной наперсницы.
