Ирвин Уоллес - Слово
О себе — Анжела ведь проявила любопытство к нему — Ренделл говорил с осторожностью. Он рассказал о начале своей карьеры на Среднем Западе Америки, о нынешней болезни своего отца. Он приоткрыл кулисы рекламных акций, проводимых им в Нью-Йорке и совсем коротко упомянул о той жизни, которую вел. Но он упомянул о Барбаре и Джуди, о собственном решении, принятом на прошлой неделе, дать Барбаре развод. Но вот о Дарлене он даже и не упомянул.
Анжела слушала внимательно, хотя глаза ее были заняты уличным движением.
— Могу я вас спросить, Стив, сколько вам лет?
Тот поколебался, не желая выдавать, что на целых двенадцать лет старше своей собеседницы.
— Мне тридцать восемь, — признал он в конце концов.
— Вы молоды для человека, добившегося таких успехов.
— Успехов в бизнесе, хотите вы сказать, — поправил он и отметил, что его самоосуждение не осталось ею незамеченным.
Тут Анжела показала рукой:
— Teatro alla Scala, известнейший во всем мире оперный театр.
Внешний вид театра Ла Скала был самым банальным, что смутило Ренделла.
— Вы разочарованы? — спросила Анжела. — Ла Скала любима многими людьми. Его нельзя оценивать по внешнему виду. Все находится внутри. Места на три тысячи зрителей. Чудесная акустика… Великолепная музыка… Мы находимся на Пьяцца делла Скала. Поищу местечко, чтобы припарковаться.
Припарковав «феррари» и закрыв машину, Анжела повела Ренделла в Галерею Виктора Эммануила.
Когда они зашли вовнутрь, девушка сказала:
— Если вы в чем-то похожи на меня, вы не поверите в это чудо.
Ренделл и вправду не мог поверить в это.
Сама Галерея напоминала миниатюрный город в городе. Под широким и восхитительным стеклянным куполом, самым громадным, который довелось видеть Ренделлу, были бесконечные ряды великолепных магазинов: сразу же, справа от них, находился громадный книжный магазин Риццоли, слева — модные лавки, туристические агентства, дневные гостиницы для приезжих бизнесменов. Здесь были рестораны и открытые траттории, заполненные хорошо одетыми итальянскими мужчинами и модно выглядящими дамами, которые ели, выпивали, болтали друг с другом; тот тут, то там были видны люди, поглощенные чтением миланской элитарной утренней газеты “Корриере делла Сера”.
— И большинство из них читают terza pagina, третью страницу, на которой помещают новости культуры, аналитические статьи. У газеты имеется шестьсот специальных корреспондентов в Италии и двадцать шесть за рубежом. Это наша национальная газета, весьма важная для вашей работы.
— Знаю, — ответил на это Ренделл. — Она внесена в наш итальянский список, наряду с “L’Osservatore Romano”, “La Stampa”, “Il Messaggero” и вашим агентством новостей, Agenzia Nazionale Stampa Associata.
— Они будут размещать все сообщения о Международном Новом Завете?
— И рассказы о профессоре Монти — если, конечно, вы нам поможете.
— Я буду помогать, — пообещала Анжела. — А теперь давайте пройдемся до другого конца Галереи.
То, что она желала показать ему на другом конце Галереи, был Duomo, собор, четвертый в мире по величине, с его башнями и фронтонами, с его ста тридцатью пятью шпилями и двумястами статуями святых.
— А вот теперь мы уже можем поесть и поговорить, — сказала Анжела, ведя Ренделла снова внутрь Галереи.
— Я всегда считал Милан городом, абсолютно лишенным романтики, деловым, — признался тот. — Никогда не ожидал увидеть нечто подобное.
— Вы читали Анри Бейля, Стендаля?
— Один из моих любимых авторов. Наверное потому, что он был таким же интровертом, анализирующим самого себя, глубоко погруженным в собственное эго, как и я сам.
— Он прибыл сюда и после того пожелал, чтобы на его могильном памятнике написали: “Henri Beyle, Milanais — Анри Бейль, миланец”. Сама я всем сердцем римлянка, но могу его понять.
Они пришли в центральную часть Галереи, на перекрестье двух основных пешеходных потоков, залитых солнечными лучами, проходящими сквозь купол над головой.
Анжела выбрала “Кафе Биффи”, где они смогли занять относительно изолированный столик снаружи помещения. Ренделл доверил Анжеле заказать ленч для них двоих. Она выбрала “рисотто по-милански”, сваренный в масле рис, с куриным бульоном, изрядно сдобренным шафраном, и osso buco, тушеные телячьи ножки, после чего долго обсуждала с официантом, какое из двух вин выбрать, и остановилась на Vatellina, красном вине из окрестностей Сондрино.
После этого, хотя он сам и не был настроен на деловой лад, Ренделл понял, что следует начать интервью. Он положил свой диктофон на столе, поближе к Анжеле, нажал на кнопку пуска и сказал:
— Ну ладно, Анжела, а теперь поговорим о твоем отце, профессоре Монти. И, чтобы долго не раздумывать, начнем с того, как он стал археологом”.
— Это займет гораздо больше времени, чем потребуется на ленч.
— Хорошо, расскажите понемногу обо всем, заканчивая его открытием. Меня, в основном, интересует его карьера. У меня будет возможность определить, что станет наиболее важным для нашей рекламной кампании, и в следующий раз я попрошу рассказать об этом поподробнее.
— Значит, будут и другие разы?
— Надеюсь, что их будет много.
— Прекрасно. Значит, карьера моего отца. Дайте подумать…
Августо Монти был студентом Римского университета, получив свой диплом на Facolti di Lettere, факультете свободных искусств. Следующие три года он посвятил различным учебным заведениям, специализируясь в археологии: Институту Археологии при Лондонском университете и Еврейскому Университету в Иерусалиме. После этого, соперничая с другими студентами, он участвовал в конкурсе в Риме, где его экзаменовали пять профессоров. Победивший в конкурсе сам должен был стать профессором и занять первую же вакантную должность на отделении археологии. Августо Монти превзошел всех конкурсантов и вскоре после того занял должность в качестве профессора христианской археологии Римского университета.
Если не упоминать о том, что он вырос до Direttore Instituto di Archeologia Cristiana, положение Монти в институте и за его пределами в ранние годы ненамного отличалось от нынешнего. Четыре раза в неделю с подиума Археологической Аудитории, с многочисленными картами и доской за спиной, он читал курсы лекций для двух сотен студентов. Довольно часто, днем или между лекциями, ему приходилось подниматься наверх по лестнице, пересекать мраморный пол кабинета за библиотекой и садиться в свое зеленое кожаное кресло за исцарапанным письменным столом, чтобы принимать посетителей и писать статьи для археологических журналов.
В течение каждых летних каникул, а иногда и находясь в специальных командировках, профессор Монти руководил полевыми раскопками. Самыми ранним его успехами стало обнаружение ряда новых участков в пятидесяти катакомбах, окружающих Рим — подземных переходах и криптах, где, в период с первого по четвертый века нашей эры, было захоронено шесть миллионов христиан. Но более всего профессора Монти интересовали поиски оригинальных документов, написанных во времена Иисуса или же вскоре после того, которые бы предшествовали появлению четырех евангелий.
Большинство библеистов соглашается с тем, что подобный документ — обычно называемый документом Q, от немецкого слова Quelle, обозначающего “источник” или же перводокумент — существовал на самом деле. При этом они указывают на то, что в евангелиях от Луки и Матфея имеется ряд одинаковых пассажей, которых нет у Марка. Очевидно, Лука и Матфей взяли эти пассажи из одного более раннего источника. Возможно, этот источник был изустным, таким образом, для истории он был потерян. Скорее же всего, как считал профессор Монти, источник был письменным, а то, что записано или копировалось, могло и сохраниться.
Через десять лет, основываясь на собственных разработках, догадках и полевых исследованиях, профессор Монти опубликовал сенсационную, хотя и чисто научную статью в Notizie degli Scavi di Antichita, издающемся в Риме журнале, посвященном археологическим раскопкам в различных странах, а расширенную версию той же самой статьи — в Biblica, журнале итальянских иезуитов с международной известностью, посвященном научным исследованиям Библии. Его статья была озаглавлена “Новые направления в поисках исторического Иисуса Христа”. В этой статье он изложил большую часть своих предыдущих размышлений о возможности восстановления документа Q.
— Каким же образом, Анжела? — хотелось знать Ренделлу. — Что считали библеисты, и в чем ваш отец противоречил им?
Девушка поставила свой стакан с красным вином.
— Попытаюсь объяснить это попроще. Теологи, библейские археологи, ученые типа доктора Туры, исследователи типа тех, кто окружал моего отца в Римском университете, в Папском Институте Христианской Археологии, в Американской Академии Рима — все они придерживаются той версии, что источник Q был устным. Они верили в то, что христовы апостолы ничего не записывали. Они аргументировали это эсхатологическими мотивами: якобы у апостолов не было никакой причины или необходимости что-либо писать. Апостолы считали, будто конец света близок, скоро наступит царство небесное, посему они и не беспокоились тем, чтобы оставить письменные записи. Уже позднее, когда конец света так и не наступил, появилась необходимость евангельские сказания записать. Только эти записи вовсе не были историческими сообщениями. Они представляли Иисуса, как бы увиденного глазами чистой веры.
