Олег Рой - Обняться, чтобы уцелеть
— Нет, до! Иначе я не буду меняться.
— Нет, после, и только после. А то меняться не буду я. Мужчины, молодой и пожилой, набычившись, глядели друг на друга. А из зеркала за ними с огромным интересом наблюдали их отражения.
— Ты обманешь меня и ничего не расскажешь, — снова проговорил после паузы масон.
— Я даю тебе честное слово, — возразил Леонид.
— Я не верю твоему слову.
— Что ж, это твое дело.
Голубев легко поднялся с кресла и не торопясь направился к двери.
— Стой! — окликнул его Серебряный. — Учти, что без моего слова охрана просто не выпустит тебя из дома.
— Да пошел ты… Мой адвокат знает, где я. Если я не выйду на улицу через час, он поставит на ноги всю Москву.
— Мне ничего не будет. Я слишком известный и влиятельный человек.
— Пусть так, не у тебя нет ни гроша за душой. А я очень хорошо плачу своим людям.
На несколько минут в комнате вновь повисла напряженная пауза, после чего бывший масон выдавил из себя:
— Черт с тобой. Я согласен.
— А что ты это мне-то говоришь? — усмехнулся Голубев, кивая на отражения. — Ты скажи вот им.
— Я согласен! — заорал бывший масон, повернувшись к зеркалу.
— Ну а я тем более, — поддержал Леонид.
И снова, как и в Лондоне, послышался явственный бой часов. Дернулись, заколыхались, сами собой задвинулись тяжелые занавеси на окнах, и в спальне вдруг стало очень холодно и абсолютно темно, несмотря на то что до поздних майских сумерек было еще далеко. Тьма была удивительно густой, она словно обволакивала, душила и ослепляла, и Голубев даже не мог бы сказать с уверенностью, что же произошло на самом деле — действительно стемнело или он на миг потерял сознание? Во всяком случае, когда он пришел в себя, то тут же зажмурился от яркого света и лишь через некоторое время смог различить, что внезапно ослепившее его сияние исходит от множества свечей, неизвестно откуда взявшихся в комнате. Он неподвижно стоял на том же месте, недалеко от двери, и взволнованно наблюдал, как отражения в зеркале медленно-медленно приближаются друг к другу, на мгновение соприкасаются, сливаясь в непонятное единое целое, и так же медленно начинают раздвигаться вновь, но уже в другую сторону. И странно — хотя ему казалось, что это действо длится довольно долго, взглянуть в этот момент на самого себя и узнать, как же он выглядит сейчас, Леонид не успел. Он сделал это уже только тогда, когда превращение окончательно завершилось, и, опустив голову, ошалело осматривал и ощупывал свои собственные руки, ноги, живот… Потом он поднял взгляд и с удивлением обнаружил, что зеркало словно заволокло изнутри черной непрозрачной пеленой.
— Подойди сюда! — раздался оттуда чей-то властный голос.
Голубев сделал несколько нетвердых шагов, но бывший масон, вновь вернувшийся в тело Кирилла, его опередил и приблизился к зеркалу раньше. И тут взору Леонида предстала картина, которую он не смог бы забыть до конца своих дней. Из зеркала в комнату вдруг высунулось множество рук — мужских и женских, тонких и крепких, обнаженных и прикрытых рукавами разноцветной одежды. И все эти руки почти одновременно вцепились в завопившего от ужаса Глеба Серебряного, подхватили его, оторвали от пола и, несмотря на его отчаянное сопротивление, утащили прямо сквозь черное матовое стекло.
Некоторое время зеркало еще оставалось непрозрачным, а потом медленно прояснилось. В нем постепенно стали проступать очертания комнаты, а потом и отражение его, Леонида — самого что ни на есть настоящего Леонида Голубева, пятидесяти теперь уже восьми лет от роду, взъерошенного и, судя по выражению лица, насмерть перепуганного.
— Это все? — тихо спросил он у своего отражения.
— Все, — кивнуло оно в ответ.
Первое, что он сделал, — это открыл окно: в комнате отчетливо пахло паленым, хотя свечи исчезли. А потом поспешил к пульту связи с охраной.
— Вызовите «Скорую», моему гостю стало плохо. И ко мне сейчас должна прийти Ксения Волжанская.
И тут же принялся набирать номер мобильного Ксю. Она появилась практически мгновенно и замерла в дверях, во все глаза глядя на него:
— Теперь ведь ты — это ты? Да?
— Теперь я — это я… — Он почему-то не решался приблизиться к ней, и она сделала это сама.
— У тебя теперь твои глаза, твое лицо… — Она испуганно оглянулась по сторонам: — А где этот?
— Его больше нет.
— Он исчез насовсем?
— Да, Глеб исчез. Осталась лишь внешняя оболочка — тело Рощина… — Леонид показал на лежащее тело Кирилла. — Я вызвал «Скорую».
— Я помогу, — спокойно сказала Ксения.
Через два часа тело Кирилла Рощина увезли в морг. Врачи «Скорой» зафиксировали в своих бумагах типичный «раковый интоксикоз».
— Что же, — вздохнула Ксения. — Значит, Кирилла Рощина больше нет… Жаль. Я даже по-своему привязалась к нему.
— Да, его больше нет, — отвечал Голубев. — Но я в отличие от тебя совершенно об этом не жалею.
— Вот как? — Ксения задумалась, потом вздохнула. — Покажи мне свою хваленую квартиру, а то я столько уже про нее слышала, а еще ни разу не видела.
Вдвоем они совершили небольшую экскурсию по дому.
— А это и есть то самое зеркало, да? — Ксения с некоторой опаской потрогала резную дубовую раму, будто боялась, что из-за стекла кто-то выскочит.
— Да, это оно, — подтвердил Леонид.
Они стояли рядом, их отражения были так близко друг к другу… Ксюша с интересом рассматривала Голубева через зеркало.
— Вот наконец-то передо мной тот, кого я всю жизнь ждала, — тихо проговорила она.
— Старый, обрюзгший и с животом? — усмехнулся он.
— Господи, ну какой же ты дурак, хоть и царь! Что это за возраст, право, для мужчины — пятьдесят восемь?!
— Но неужели ты готова любить меня такого! — недоумевал он.
— Как же ты не понимаешь элементарных вещей! Для меня ты — это всегда ты.
Он обнял ее, и она первая его поцеловала. Леонид расслабился, но тут его взгляд случайно наткнулся на зеркало, в котором отражались они с Ксенией и большая кровать у противоположной стены. Ему тут же ярко вспомнились «живые картины» с участием Инессы, которые так охотно демонстрировало ему в последнее время зеркало… А вдруг ему вздумается повторить то же самое с Ксенией? Нет, ни за что на свете!
— Что с тобой? — Она немного отстранилась и с тревогой поглядела на него. — Что-то не так? Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, все в порядке. — Он выдавил из себя улыбку. — Просто мне здесь, в этой квартире, как-то не по себе…
— Тогда поехали ко мне, что же мы стоим? — Она потянула его за руку. — Только скорее, умоляю тебя! Если бы ты знал, как я за эти восемнадцать лет истосковалась по своему царю Леониду!
