Канта Ибрагимов - Дом проблем
06.11.1991 г. Москва. Кремль. Срочно! Нужны аэропланы, бронетехника, орудия и пр. Хлеба и мяса на юге (зачеркнуто, переписано), нефти и газа, впрочем, как и хлеба и мяса, на юге очень много. Для пользы дела мне нужны военные полномочия. В таком случае я буду без формальностей свергать тех командиров и комиссаров, которые губят дела. Так мне подсказывают дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого (зачеркнуто, переписано) Кныша* меня не остановят. Будьте уверены, у меня не дрогнет рука.
Ваш Сталин (зачеркнуто, переписано). Генерал.А вот ссылка на звездочку: *Кныш М. А. (настоящая фамилия Кнышевский). Детдомовец. Окончил Североморское мореходное училище, курсы подготовки и усовершенствования офицерского состава. Высшую партийную школу при ЦК КППС. Имеет феноменальную память, архивист, владеет английским, арабским. Физически развит. Слабость: женщины, алкоголь, стяжатель. Дочь. Успешно работал за рубежом: Америка, Европа, Ближний Восток, Афганистан. Имеет награды, в том числе боевые. В 1983 г. исключен из партии, лишен всех званий (был подполковником), осужден. Частично реабилитирован, в партии восстановлен, воинское звание — майор. С 1986 года — спецпредставитель по особым поручениям в ЧИАССР (сослан на Кавказ). Отец — Кнышевский, военный конструктор, репрессирован, не реабилитирован.
07.11.1991 г. Президенту-генералу ЧР, копия Кнышу. По соображениям не только экономическим, но и политическим нам абсолютно необходима концессия с немцами в Грозном. Если вы будете саботировать, сочту прямо за преступление.
С комприветом.Еще много было знакомых Мастаеву цитат классиков марксизма-ленинизма, слегка отредактированных в соответствии с современностью. По мере их прочтения ему казалось, что это какой-то сюрреалистический бред, лишенный не только разума, но и совести. И ему даже показалось, что это специально ему подложили, чтобы в очередной раз поиздеваться над ним и его дипломной работой. И он уже хотел отбросить листки, как заметил свою фамилию над значком.
*Мастаев В. Г. (1965 г. р.) из кандидатов в члены КПСС в партию не принят. Чеченец. Родился в Казахстане. Образование — профтехучилище, н/высшее (ЧИГУ), курсы Академии общественных наук при ЦК КПСС. Физически развит, драчун.
Гвардии сержант запаса. Служил в Афганистане. Имеет боевую награду. Рабочий, из семьи рабочих. По-пролетарски принципиален. Работоспособен. Покладист, но порою вспыльчив. Религиозно терпим. Неимущий — этим управляем. Сентиментален… Отец — репрессирован. Не реабилитирован…»
Ничего неожиданного, почти все как есть, и только одно его сильно задело: «неимущий — этим управляем». Он рванулся к выходу — дверь заперта, бросился к окну. И если бы оно свободно не открылось, он разбил бы стекло.
Дождь уже не шел. Под порывами резкого, холодного, северного ветра асфальт кое-где успел просохнуть. Под ногами жалко шелестели промокшие листья. Где-то закаркала встревоженная ворона. На повороте у главпочты заскрежетал трамвай. Густой, тенистый сквер Полежаева осенью словно прохудился, и сквозь осиротевшие сучья слабо просвечивает предрассветное небо. Все в тумане, блекло, как и у него на душе. И вдруг он услышал слабый хриплый голос:
— Молодой человек, молодой человек. Подсоби копейкой, ради Бога, — с ногами взобравшись на скамеечку, сидит, укутавшись непонятно во что, обросший мужчина, в его ногах еще кто-то под открытым небом спит.
Не задумываясь, Ваха собрал в кулак всю незначительную наличность в кармане, выложил в грязную, большую, видно когда-то работящую ладонь.
Он пересекал двор, когда услышал с детства знакомый звук — метла. Вырос, вроде выучился, а мать от этого не избавил. «Неимущий — этим управляем».
— Сынок, ты всю ночь на работе? Пойдем, покормлю.
Как звук метлы, так и еда: всю жизнь жареная картошка, хлеб, чай, молоко. Если есть в магазине — иногда творог, сметана.
— Поедем в горы, там ведь у нас все есть, — вырвалось у сына.
— И там тебя не оставят, — сказала Баппа, а чуть позже: — Зима. А мы картошки и лук в этом году не заготовили. Мне уже два месяца не платят. А цены бегут — ужас. А тебе на этой работе зарплату дадут?
Сын что-то промычал в ответ, наскоро перекусил и побежал на биржу труда. Он готов был на любую работу, как многие спозаранку собравшиеся здесь.
— Работа есть? — спросил Ваха у одного.
— Какая работа? — угрюмый мужчина смачно сплюнул. — Смотри, что этот подлец Мастаев в своей газете пишет: «К вопросу о высылке за границу писателей, профессоров и всякой интеллигенции. Все это явные контрреволюционеры, пособники России, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически, и высылать за границу». Тьфу!.. И еще издевается над нами: «С комприветом Ленин». Всех богатых, грамотных, умных просто выживают, гонят. Откуда работа? Что они творят? Голод? Гражданскую войну? Тридцать седьмой год и депортацию? Тьфу, будь он проклят, этот Мастаев, вместе с его генералом. Увидеть бы, в морду плюнуть. Как кормить детей?
Ошеломленный Ваха тихо отошел в сторону. Он этого не писал, зато переписывал. Значит, виноват? Как ему тяжело. «Неимущий — этим управляем. Как кормить детей?» — только сейчас он стал осознавать: он тоже отец. Как он устал. Хочется домой, спать. А разве это его дом? Служебный чуланчик. Даже в Макажое своего дома нет. Он не в состоянии думать, ему мучительно стыдно, он устал. Еле дошел до «Образцового дома» и на диван. Спасение — спать!
* * *Недаром дед Нажа говорил, что время и времена неизменны, а меняется лишь человек, его поведение и нрав.
Это в эпоху зрелого социализма учтивый почтальон стучал в дверь чуланчика, вежливо вручал красивый конверт, где четко и ясно было все прописано, — как Мастаеву далее жить. Зато теперь, во время всеобщей перестройки, гласности, демократии и суверенитета, если не время, то нрав конечно же поменялся: какой-то обросший, смуглый верзила не то что постучаться, а ногой чуть ли не вышибая дверь, вломился к вечеру в чуланчик, грубо схватил за ворот только что проснувшегося Ваху и на ухо зарычал:
— Ты почему с дежурства бежал, вшивый интеллигент?
Не скажи последнего, может быть, как-то иначе было бы дальнейшее. Но Мастаев вспомнил: «неимущий — этим управляем», да к тому же «драчун». Пусть будет так, но в своем углу, пусть даже в чуланчике, даже в конуре, тем более на глазах матери, он с собой так обращаться не позволит. Через несколько секунд этот верзила кубарем летел со ступенек чуланчика. Оказалось, был еще один сопровождающий, тот только сказал:
