Сара Уотерс - Нить, сотканная из тьмы
Нужно было от нее избавиться, и в голову пришел единственный способ. Я охнула и схватилась за голову. Что-то мне нехорошо, сказала я. От волнения у меня и впрямь кружилась голова, и я, наверное, побледнела, потому что мисс Крейвен ойкнула и шагнула ко мне. Я держалась за лоб. Ничего-ничего, я не упаду, мне бы только стакан воды...
Надзирательница усадила меня на стул.
— Как же я вас оставлю? — бормотала она. — Кажись, у лекаря есть нюхательная соль, да ведь он в лазарете, а еще нужно ключи взять у мисс Ридли... Вдруг вы тут грохнетесь...
Я обещала не грохнуться. Мисс Крейвен молитвенно стиснула руки — вот же напасть, господи пронеси! — и выбежала из кладовой. Звякнула связка ключей, протопали шаги, хлопнула дверь.
Я вскочила, перетащила лесенку куда нужно и, подхватив юбки, взобралась наверх; затем вытянула коробку Селины и столкнула крышку.
В нос ударил горький запах серы, заставивший отпрянуть и прищуриться. Сообразив, что защу свет и моя тень скрывает содержимое коробки, я неловко изогнулась вбок, прижавшись щекой к жесткому краю полки. Теперь я разглядела, что лежит в коробке: пальто, шляпа, черное бархатное платье, ботинки, нижние юбки, белые шелковые чулки...
Я перебирала их, словно чего-то искала, сама не зная чего. Одежда как одежда. Платье и пальто выглядели новыми, почти не надеванными. Вычищенные ботинки не разношены, подошвы чистые. Даже крючки простеньких гагатовых сережек, завязанных в уголок носового платка, не потускнели, да и сам платок с черной шелковой каймой был накрахмален и не смят. Ничего такого, ничего. Казалось, одежду подбирал приказчик из лавки траурных принадлежностей. В этих вещах не было никаких следов прежней жизни Селины, ни единого намека, что к ним прикасались ее тонкие руки. Совсем ничего.
Но когда напоследок я еще раз переворошила бархат и шелк, то в затененном углу коробки увидела нечто, свернувшееся, точно дремлющая змея...
Ее волосы. Они были туго сплетены в толстую косу, на одном конце перехваченную грубой тюремной бечевкой. Я их потрогала. Волосы были тяжелые и шероховатые, точно змеи, которые, говорят, несмотря на весь свой глянец, на ощупь сухие. На свету они тускло золотились, кое-где отливая в серебро, а местами почти в зелень.
Вспомнился портрет Селины в причудливых кудряшках и локонах. На нем она выглядела такой яркой и живой... А теперь ее волосы спрятали в коробку-гроб и заточили в душной мрачной комнате. Им бы чуть-чуть света, капельку воздуха, думала я... И снова представила шушукающихся матрон. Вдруг они устроят потеху, станут щупать и гладить пряди своими тупорылыми пальцами?
Точно: если не забрать волосы, эта парочка непременно все испоганит. Схватив косу, я сложила ее вдвое — наверное, хотела спрятать в карман или за пазуху. Но тут, все еще неловко прижимаясь щекой к твердой полке, я услышала, что в дальнем конце коридора хлопнула дверь и раздались голоса. Мисс Крейвен, а с ней мисс Ридли! От испуга я чуть не сковырнулась с лесенки. Коса показалась взаправдашней змеей, и я отшвырнула ее, точно гадину, которая вдруг пробудилась и ощерилась клыками; потом нахлобучила крышку на место и тяжело спрыгнула на пол, а голоса все приближались.
Когда надзирательницы вошли, я, изгвазданная пылью, держалась за спинку стула; меня колотило от страха и стыда, а на щеке моей, видимо, отпечатался след полки. Мисс Крейвен поспешила ко мне с флаконом нюхательной соли, но мисс Ридли прищурилась. Кажется, она бросила взгляд на лесенку, полку и коробки, которые в суматохе я, наверное, оставила в беспорядке, не знаю. На полки я не смотрела. Лишь раз глянула на мисс Ридли и отвернулась. От ее взгляда, от этих пустых глаз меня затрясло еще сильнее и стало именно так худо, как полагала мисс Крейвен, совавшая мне флакон. Я тотчас представила, что увидала бы мисс Ридли, войди она чуть раньше. И сейчас эта картина стоит перед глазами во всей своей кошмарной отчетливости.
Я вижу себя — некрасивую престарелую девицу, которая, побелев и взмокнув от страха, скособочилась на шаткой лесенке и с безумным взглядом тянется к отрезанным золотистым прядям красавицы...
Я не сопротивлялась, когда мисс Крейвен поила меня из стакана. Я знала, что в холодной камере ждет опечаленная Селина, но не могла заставить себя пойти к ней — если б сейчас пошла, я бы себя возненавидела. Пожалуй, нынче я воздержусь от посещений, сказала я. Это разумно, согласилась мисс Ридли и сама проводила меня к сторожке привратника.
Вечером, когда я читала, мать спросила, что это за отметина на моем лице, и я, посмотрев в зеркало, увидела синяк, которым меня наградила полка. После этого голос мой задрожал, и я отложила книгу. Пожалуй, искупаюсь, сказала я; в моей комнате у камина Вайгерс наполнила ванну, куда я, подогнув колени, улеглась и сначала разглядывала себя, а затем с головой погрузилась в остывающую воду. Когда я открыла глаза, Вайгерс держала наготове полотенце, но взор ее был мрачен, а лицо бледно, как и мое. Она тоже сказала, что я ушибла щеку, и посоветовала уксусную примочку. Покорная, словно ребенок, я позволила приложить к моей щеке тряпицу.
Экая жалость, что нынче меня не было дома, говорила Вайгерс. С малышом приезжала миссис Приор — в смысле, миссис Хелен Приор, жена моего брата, — и огорчилась, что не застала меня.
— До чего она славная, правда, мисс?
Я отпихнула Вайгерс, сказав, что от уксуса меня тошнит. Велела убрать ванну и передать матери, чтобы принесла лекарство. Срочно.
— Что с тобой происходит? — войдя ко мне, спросила мать.
— Ничего, мама, — ответила я, однако руки мои так дрожали, что она не позволила мне взять стакан и сама поила меня, точно мисс Крейвен.
Может, спросила мать, я увидела что-нибудь тягостное в тюрьме, что расстроило меня? Ни к чему эти поездки, раз они так на меня действуют.
Когда она ушла, я стала расхаживать по комнате и, заламывая руки, говорила про себя: дура ты, дура... Потом схватила и принялась листать эту тетрадку. Вспомнилась реплика Артура: мол, женщины способны лишь на сердечные дневники. Видимо, я надеялась, что отчетами о поездках в Миллбанк я его опровергну и назло ему напишу нечто иное. Я полагала, мне удастся представить свою жизнь так, что в ней не будет ни чувств, ни любви, а только перечень фактов. Теперь я понимаю, что сердце мое все же прокралось на эти страницы. Я вижу его потайные тропы, вижу, что оно все прочнее утверждается на каждом листе. И настолько уже в них проникло, что составилось в имя... Селина.
Я едва не сожгла этот дневник, как поступила с последним. Не смогла. Оторвав взгляд от страниц, я увидела на столе вазу с цветами апельсина — все это время они стояли белые и благоуханные, как и было обещано. Вот их-то я и сожгла — вынув из вазы, бросила влажные ветки в камин, где они шипели, корчились и чернели. Оставила лишь один цветок. Я положила его меж этих страниц, которые больше не открою. Иначе вновь услышу предостерегающий аромат. Резвый, острый и опасный, он вылетит, точно лезвие ножа.
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28259/28259.jpg)
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28288/28288.jpg)
