Ирина Муравьева - Веселые ребята
— Вот мы теперь какие, — сказала Катерина Константиновна, — ты погляди, какие мы с тобой теперь, батюшка.
Слезы медленно поползли из воспаленных глаз отца Валентина, и он вдруг громко всхлипнул.
— Я тебя не оставлю, друг ты мой, и не думай, — выдохнула Катерина Константиновна, не спуская светлого своего и сильного взгляда с плачущего в мутном зеркальце отца Валентина. — Ну, и ответим. Ты вот мне все из Екклесиаста говоришь, ну, и я тебе оттуда скажу, вместе ведь читали-то: «Смотри на действование Божие, ибо кто может выпрямить то, что Он сделал кривым?»
С этого дня Катерина Константиновна начала буквально разрываться между домом, где она проживала со своей семьей, и деревней Братовщиной, в которой служил священником заболевший и горячо любимый ею отец Валентин. Времени — не только свободного, но даже и самого необходимого — оставалось у нее так мало, что ни поговорить с сыном Геннадием, ни всмотреться в его молодую судьбу Катерина Константиновна совсем не успевала.
Возмужавший Орлов с удовольствием принял приглашение Томки Ильиной, нынешней своей любовницы и соученицы, прийти к ним домой в воскресенье вечером.
— У мамы день рождения, — краснея и опуская бараньи глаза, пролепетала Томка, — гостей будет немного, потому что все мамины подруги работают за границей. Кто с мужем, а кто — сама. Но несколько пар — она так и выразилась: «пар» — придут. Мама с папой через четыре дня опять в Цюрих едут, поэтому мама просила, чтобы я была дома и… Ну и чтобы ты пришел…
Бабушка Лежнева дала ему три рубля. Рубль у Орлова был свой. Он поехал в магазин «Детский мир» и купил там золотистого плюшевого медвежонка за три с полтиной. За пятьдесят копеек он купил в булочной плитку шоколада «Сказки Пушкина» и привязал ее к медвежонку шелковой синей ленточкой. Он был решителен и резок, словно шел не на день рождения к Томкиной маме, а на совет в Филях, где решалась судьба России. Что-то внутри подсказывало ему, что от этого вечера многое зависит.
Прямо на пороге он спокойно, как взрослый, слегка посмеиваясь, словно понимая, какая ерунда этот его медвежонок с привязанным к лапе кудрявым Пушкиным, вручил Томкиной маме свой подарок.
— Говорят, что мы страна медведей, — сказал он, — ну так вот, чтобы вы не забывали о нас, когда будете жить в Швейцарии.
Томкина мама, очень похожая на Томку, с таким же вздернутым носиком и бараньими глазами, весело и по-заграничному развязно поцеловала его в свежевыбритую щеку.
— За стол, за стол! — закричала Томкина мама. — Посидите с нами, дети, поедите, потом можете идти в свою комнату смотреть телевизор!
— Это как им захочется, — тонким и гладким, как отполированным, голосом вмешался Томкин папа. — А пусть лучше побудут с нами, не маленькие… О’кей?
Орлова посадили рядом с длиннолицей красивой женщиной с накинутым на голые костлявые плечи белым мехом. Платье под белым мехом было черным, искрящимся, как будто женщина собиралась выступать на сцене. Напротив сидел, как сразу догадался Орлов, ее муж, тоже в шикарном костюме и полосатом галстуке. Лицо у него было серовато-загорелым, с умными и злыми глазами.
— Шампанское я беру на себя, — сказал он глухо, — кто не спрятался, я не виноват…
— Знаешь, кто это? — зашептала Томка в вымытое до хруста ухо молодого Орлова. — Это бывший разведчик! Наш друг! А это тетя Ляля, его жена, они где только не были! Весь свет объездили! — И Томка в восхищенном ужасе округлила свои и без того круглые глаза.
Геннадий Орлов вслушивался в то, что они говорят, и старался есть поменьше, чтобы не было заметно, до чего ему хочется всего этого; и копченых колбас, и черной икры, и красной, и салату оливье, и маленьких печеных розочек, в которых лежало что-то розовое с торчащим из середины перышком петрушки, и крошечных, со скрюченными лапками, черно-розовых цыплят табака. Они, эти собравшиеся за столом разведчики, с белым мехом на костлявых плечах, отполированными голосами, в полосатых галстуках, пересыпающие свою речь гладкими, как лесные орехи, словами «о’кей», — они ели эти вещи постоянно и не задумывались, съесть ли их сегодня или оставить на завтра.
У Орлова слегка даже закружилась голова от выпитого вина и кружилась до тех пор, пока вставший из-за стола Томкин папа не пригласил его пройти вместе с остальными мужчинами в свой кабинет, чтобы продемонстрировать им коллекцию оружия. В кабинете все стены были обиты стеганой светло-бежевой кожей, на которой висели ружья, пистолеты и несколько разной длины и ширины остро наточенных сабель, которые ярко вспыхнули, как только Томкин отец зажег свет.
— Недурно, — усмехнулся разведчик с умными и злыми глазами, — ты, я смотрю, кое-что тут добавил…
— Да, но немного, — с удовольствием отозвался Томкин отец, — я давно не охотился, честно говоря, рука уж затекать начала. — И он потер левой ладонью правое предплечье. — Весной вот вернусь, надо всем собраться и уж поехать как следует. На лося, подальше куда-нибудь, а, Мить?
— Если только я не уеду в другое место, — со значением ответил разведчик Митя и, ослабив полосатый галстук на длинной морщинистой шее, обратился к Орлову: — Ну а ты кем стать собираешься, знаешь уже?
— Знаю, — ничуть больше не волнуясь, ответил Орлов, — я собираюсь стать дипломатом.
У разведчика слегка приподнялись брови, а Томкин отец удовлетворенно присвистнул.
— Да, — кивнул Орлов, — это единственное занятие, которое мне действительно нравится. И потом, я думаю, что представлять нашу страну за рубежом должны только самые лучшие люди. Самые достойные.
— И ты себя таковым считаешь? — засмеялся разведчик.
— Я бы хотел стать таким, — спокойно ответил Орлов, — во всяком случае, у меня есть настоящая цель. А когда у человека есть цель, его ведь трудно сбить.
— Практически невозможно, — сразу посерьезнев, сказал разведчик, — это я по себе знаю.
Он переглянулся с Томкиным отцом, и Орлов почувствовал под синим, связанным бабушкой Лежневой свитером свое заколотившееся сердце.
— Ты в МИМО хочешь? — спросил его Томкин отец. — Или в Азию и Африку? В ИВЯ, то есть?
— В МИМО, — твердо ответил Орлов, — я хочу туда. В МИМО.
— Ну что, Мить, поможем? — засмеявшись, спросил Томкин отец. — Так-то не очень попадешь…
На нижней губе его вскочил пузырь от смеха. Мимо дверей шмыгнула Томка с распущенными длинными волосами, в красных колготках и лаковых черных туфельках.
— Тамара Андревна! — крикнул ей слегка захмелевший разведчик. — Пожалте сюда!
Томка вошла в отцовский кабинет. Умными, злыми, покрасневшими от коньяка глазами разведчик Митя уперся в ее торчащие в разные стороны маленькие и острые, как у молоденькой, только что родившей волчицы, соски.
