Гийом Мюссо - Я не могу без тебя
Зона вылета
4 часа 21 минута
Ресторан опустел. Все лампы в зале потушены. Невидимые глазу светильники создают мягкий полумрак, придавая помещению атмосферу опустевшего кабаре, покинутого танцорами и посетителями. Растрепанная, с прилипшей ко лбу длинной челкой и измученным лицом, свернувшись клубочком на банкетке, Лиззи спала тревожным сном. Мартен снял пиджак и накрыл им девочку, а сам сел в кресло напротив, к ней лицом. Ей было четырнадцать, ему скоро исполнится тридцать пять. Она могла бы быть его дочерью. Он познакомился с ней несколько часов тому назад, но чувствовал, что несет за нее ответственность. Мартен закурил, закрыл глаза и стал размышлять.
Детские годы. Его собственное детство… Нахлынули воспоминания, отголоски прошлого, ему всегда хотелось приглушить их, отодвинуть подальше, но они каждый раз упорно возвращались. Пригород. Эври… Разборки на школьном дворе во время перемены, почти как в тюрьме. Только ради того, чтобы быть в согласии с самим собой, Мартен всегда брал сторону слабых, рискуя дорого заплатить за заступничество: его бойкотировали, не брали в команду, сторонились, а те, кому он помогал, и поблагодарить-то не умели. Но он продолжал так поступать вовсе не ради благодарности и не считал это большой заслугой. Сильный обязан защищать слабого, а не обижать и не насмехаться над ним. Мартен был уверен, что только так и надо, он носил это в себе как высший принцип.
С этим Мартен шел по жизни, и именно это позволяло ему, несмотря на мрачные события той поры, когда он работал в полиции, прямо смотреть на себя в зеркало, не отводя взгляда.
Зона вылета
4 часа 35 минут
Арчибальд ускорил шаг. Серебристый пол был скользким, как зеркало.
Он уже прошагал не один километр, но в той стороне, куда он направлялся, аэровокзал, казалось, растянулся до бесконечности. Арчибальд уже пересек несколько залов, оставил свой след на десятке бегущих дорожек, пробежал мимо сотни лавочек с сувенирной продукцией, но напрасно: нет никакой возможности хоть на сколько-нибудь отдалиться от огромных прозрачных окон во всю стену и стеклянного потолка, которые размывают границу между помещениями, стирают грань между небом и морем.
Аэропорт, кажется, сам вырос на искусственном острове. Все там начищено до блеска, суперсовременно, оборудовано по последнему слову техники и в соответствии с последним писком моды, как в новом здании накануне торжественного открытия.
Арчи посмотрел на часы на электронном табло и сжал в руке посадочный талон. Оставалось несколько часов до вылета. Однако, проснувшись в зале ожидания здесь, за пределами земной жизни, он понял, что должен сделать еще одно очень важное дело. Может, он слишком наивен, идет неверной дорогой, но он должен непременно довести это дело до конца. Каждый раз, когда по пути Арчибальд встречал кого-нибудь из сотрудников аэровокзала – охранника, уборщицу, продавца или электрика, он останавливался, чтобы задать им один и тот же вопрос. Сначала его преследовали неудачи, но продавщица макаронных изделий указала ему направление, и это вселило в него надежду.
Арчибальд чувствовал, что приближается момент истины, вот-вот случится то, что загладит все остальное.
В конце концов, подобное не раз происходило в его жизни. На него наваливались несчастья, наступала черная полоса, а жизнь вдруг делала снисхождение, и ему везло. Так почему смерть должна поступить иначе?
Зона вылета
6 часов 06 минут
Лиззи проснулась от запаха горячего какао.
Когда она открыла глаза, за окном, над взлетной полосой, начинался рассвет. Первые солнечные лучи готовились перекрасить темно-фиолетовое небо в нежный розовый свет. Девочка не выглядела посвежевшей, хотя и проспала всю ночь: мятая футболка, спутанные волосы, до крови обкусанные ногти. Она протерла глаза, какое-то время осматривалась, чтобы сообразить, где находится, а когда вспомнила, с ужасом взглянула на настенные часы и на табло, где вывешивали дату и время вылета. Лиззи засунула руку в карман и вытащила свой посадочный талон:
Осталось чуть более трех часов до того, как…
– Греческий йогурт, свежая малина, протертая с сахаром, личи, тосты и отличный горячий шоколад! – жизнерадостным тоном предложил Мартен, ставя на стол перед ней поднос с завтраком.
Он ласково улыбнулся девочке, присел на банкетку рядом и намазал масло на тостик.
Лиззи отхлебнула горячий напиток, прежде чем вонзить острые зубки в поджаренный бутерброд. Даже в зоне вылета долго не протянешь, рассчитывая только на воду и на любовь…
– Смотри-ка, к тебе заходил почтальон, пока ты спала, – шутливо сказал Мартен, протягивая ей конверт.
Она нерешительно взяла письмо, но не знала, что с ним делать, и вопросительно смотрела на Мартена.
– Давай-давай, открывай смелее!
Лиззи вынула оттуда новый картонный билетик.
– Ты улетаешь раньше, посмотри внимательно. Изменения коснулись и направления.
– Это значит, что я не умру? – с надеждой спросила она.
– Нет, Лиззи, ты не умрешь.
У нее задрожали губы, в горле застрял комок.
– Но как…
– Это Арчибальд, – объяснил Мартен, – помнишь того человека, который провел с нами вечер? Он оставил свой билет тебе.
– Почему?
– Видишь ли, он очень болен, и ему не так много осталось жить.
– Я даже не поблагодарила его!
– Не волнуйся, я это сделал вместо тебя.
Неожиданно слезы хлынули потоком из ее глаз.
– А вы?
– Не беспокойся обо мне, – улыбнулся Мартен. – Но раз уж так вышло, не могла бы ты оказать мне услугу?
– Конечно.
– Помнится, ты говорила, что живешь недалеко от Пасифик-Хайтс.
– Да, – подтвердила она, – за Лафайет-парком.
– Так вот, если мы действительно в коме, ты должна очнуться в больнице Ленокс.
– Да, меня как раз сюда и привозили, когда однажды я раскроила себе подбородок на игре в баскетбол! – Она показала на едва заметный шрам в уголке губ.
– Надо же! – посочувствовал Мартен. – Тебе, наверное, было очень больно?
– Нет, я не плакса! – сказала она с гордостью.
Он подмигнул ей и объяснил, в чем, собственно, состоит его просьба:
– Когда придешь в себя и сможешь говорить, попроси кого-нибудь, чтобы к тебе привели женщину по имени Габриель.
– Это врач?
– Нет, это женщина… которую я люблю.
– А она? Она вас тоже любит?
– Да… – не слишком уверено произнес он. – Знаешь, все сложно… Ты ведь и сама уже в курсе, так ведь?
