Уильям Бойд - Броненосец
— Не люблю, когда за мной ходят по пятам, — сказала она, ставя аэрозоль на место. На ней были солнцезащитные очки и старая бесформенная кожаная куртка с капюшоном и множеством застежек-молний. Лоример был уверен, что за непрозрачными зелеными стеклами глаза у нее красные и заплаканные.
— Что он с тобой сделал? — выпалил Лоример. — Если он тебя ударил, я его…
— Знаешь, последние полчаса он говорил о тебе, — вернее, не говорил, а кричал. Поэтому мне и пришлось уйти из дома. Он уверяет, что видел тебя на какой-то важной тусовке.
— Ты ведь знаешь, что он на меня нападал. Пытался ударить дубинкой по голове. — Прежняя ярость вернулась к нему. — После того, как ты ему рассказала про наш так называемый роман.
— О чем это ты?
— Твой муж пытался огреть меня дубинкой по голове.
— Гилберт?
— Что ты такое ему про нас с тобой рассказала?
— Он был в страшной ярости, и я испугалась. И разозлилась — ну, и наговорила всякой ерунды. Сказала, что у нас с тобой все тянется уже год. Может, это его и довело? Он впал в бешенство и куда-то выбежал из дома. Значит, это ты выбил ему зубы? Он сказал только, что на него напали.
— Это была самозащита. Он пытался ударить меня своей вонючей жонглерской дубинкой.
— Сколько же злости в тебе скрывается, а, Лоример? — Флавия схватила с полки еще один баллончик с аэрозолью и окутала его хвойно-пахучим облаком.
— Не надо! Прекрати, пожалуйста!
— Мы не должны больше видеться. — Она с опаской посмотрела через плечо. — Одному богу известно, что случится, если он вдруг нагрянет сейчас в магазин.
— Он что — бьет тебя?
— Он невероятно сильный и крепкий. Иногда он просто хватает и сжимает меня. Трясет, руки выкручивает.
— Животное. — Лоример почувствовал, как в нем закипает праведный гнев — нечто подобное, наверное, испытывали крестоносцы при виде оскверненного святилища, воображал он. Он порылся в карманах и вытащил связку ключей, отделил два из них и протянул Флавии.
— Возьми, пожалуйста. Если тебе вдруг понадобится надежное укрытие, чтобы спрятаться от него подальше, ты всегда можешь туда поехать.
Она не брала ключей.
— А что это?
— Ключи от дома, который я купил. Он практически пустой. В Силвертауне, место называется Деревня Альбион, дом № 3. Можешь туда уехать, убежать от него, если он снова взбесится.
— Силвертаун? Деревня Альбион? Что это за место? Название как из детской книжки.
— Жилой массив около Альберт-Дока, неподалеку от городского аэропорта.
— Одна из новостроек? Маленькие такие коробки?
— Ну… да, вроде того.
— Зачем же тебе понадобилось покупать картонный домишко у черта на куличках, если у тебя уже есть отличная квартира в Пимлико?
Он вздохнул. Внезапно он почувствовал потребность рассказать ей все, — тем более что теперь она протянула руку и взяла у него ключи.
— Трудно сразу объяснить. Понимаешь… Мне так спокойнее, я чувствую себя — ну, в безопасности, что ли. В большей безопасности. Это мой способ застраховаться. Всегда есть куда перебраться и начать жизнь сначала.
— Ты это описываешь скорее как укрытие, убежище какое-то. От кого тебе прятаться, Лоример Блэк?
— Меня зовут не Лоример Блэк. Нет, конечно, это мое имя, но я сам его придумал — а родился я не Лоримером Блэком. — Он понял, что сейчас все ей расскажет. — Мое настоящее имя — Миломре Блок. Я родился здесь, но на самом деле я — транснистриец. Я из семьи транснистрийских цыган.
— А я — с планеты Зог из далекой-далекой галактики, — не растерялась Флавия.
— Это правда.
— Да пошел ты!
— Это правда!
Несколько покупателей стали недоуменно оглядываться. Появился служащий магазина — долговязый пакистанец с пластиковой биркой, где значилось его имя, — и с любопытством оглядел их.
— Это все тут для продажи — вы знаете?
— Да мы еще не решили, благодарю вас, — сказала Флавия с обезоруживающей улыбкой. — Миломре? — старательно повторила она.
— Да.
— Транснистрия?
— Транснистрия. Есть такой край — вернее, был. На западном побережье Черного моря. Родные зовут меня Майло.
— Майло… Это мне больше нравится. Как здорово. А почему ты мне все это рассказываешь, Майло?
— Сам не знаю. Я всегда хранил это в тайне. Никогда никому не говорил. Наверное, почувствовал, что ты должна об этом знать.
— Думаешь этим меня завоевать? Не надейся.
— Пожалуйста, сними очки на секунду.
— Нет. — Она снова потянулась за баллончиком со спреем, и Лоример попятился.
Флавия купила спагетти, бутылочку с соусом и бутылку вальполичеллы. Она вышла на улицу, и Лоример зашагал рядом с ней. На мостовую шлепались первые тяжелые капли дождя.
— Надеюсь, ты не собираешься готовить ему ужин? — язвительно спросил Лоример. — После того, что он с тобой сделал? Как это было бы трогательно.
— Да нет, он уходит куда-то, слава богу. А ко мне в гости должен кое-кто зайти.
— Мужчина или женщина?
— Не твое дело. Мужчина… Он голубой.
— А можно, я тоже зайду?
— Ты что, спятил? А если Гилберт вернется? «Ах, Гилберт, тут Лоример заскочил к нам поужинать». Псих ненормальный.
Они дошли до его машины, которая выглядела теперь так, будто страдала от страшной сыпи, — сплошь в темных точках дождевых капель на грязноватом светло-рыжем фоне ржавчины. Казалось, во влажном воздухе от «тойоты» исходит грубый запах металла — вроде кованого железа, будто они попали в кузницу.
— Господи, ты только посмотри на свою машину! — воскликнула Флавия. — Она совсем разболелась.
— Буквально за ночь проржавела. Кто-то поджег ее, и вся краска облезла.
— Бедняга. А зачем это кому-то понадобилось?
— Это связано с моей работой, с одним из заданий… — Он умолк, как будто ему в голову пришла новая мысль. — Меня обвинили в чужих бедах.
— Когда ты оценивал убытки?
— Да, когда я оценивал убытки.
— Я не уверена, что ты создан для такой жизни, для такой работы, Лоример. Очень опасно.
— Да, действительно очень опасно, — согласился он, внезапно почувствовав страшную усталость. — Давай встретимся на следующей неделе, Флавия?
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Ты же знаешь — ты должна это понимать, — что я страстно в тебя влюбился. Можешь сколько угодно говорить «нет», я никогда не приму такого ответа.
— Это уж твои проблемы. — Она пожала плечами, отступила на несколько шагов назад. — Спокойной ночи, Майло-незнакомец.
— Приезжай в мой дом! — крикнул он ей вдогонку. — В любое время, там все готово. Дом номер три, Деревня Альбион.
Она перебежала через улицу, которая вела к ее дому. И взбежала вверх по лестнице. Лоример чуть не расплакался: произошло нечто крайне важное — сегодня он рассказал другому человеку, рассказал ей о существовании Миломре Блока. И она взяла у него ключи.
* * *Лоример отправился спать в институт — в надежде на прозрачные сладострастные сновидения про Флавию. Он надеялся, что во сне она явится ему обнаженной и он сможет заключить ее в объятия. Но вместо этого ему приснился отец — прикованный к постели, больной. Они держались за руки, переплетя пальцы, — точно так же, как это было в последний раз, когда они виделись; только сейчас Богдан Блок приподнялся на локте и несколько раз поцеловал его в щеку, Лоример ощутил на своей коже прикосновение опрятных белых щетинок отцовской бороды. Потом отец заговорил — он сказал: «Ты поступил правильно, Майло».
Лоример проснулся, опустошенный и растроганный, и дрожащей рукой занес сон в дневник. Это было прозрачное сновидение: ведь во сне произошло нечто такое, чего он сам желал, но что так и не случилось наяву, — и длилось это во сне столько же, сколько длилось бы в реальной жизни.
Позднее — одеваясь и готовясь к воскресному обеду со Стеллой и Барбудой, — он размышлял о том, что именно по этой причине сны так важны для нас: ведь ночью, пока сознание его дремало, он достиг такой глубины, такой напряженности в отношениях с отцом, каких никогда не существовало, пока тот был жив. Лоример был благодарен своей «лишней» дозе сна с БДГ. Бесспорно, сны несут человеку утешение.
* * *Барбуда бросила на мать умоляющий взгляд и спросила:
— Мамочка, можно мне выйти из-за стола?
— Ну ладно, разрешаю, — ответила Стелла, и Барбуда мгновенно исчезла. Стелла дотянулась до бутылки и вылила остатки риохи в пустой бокал Лоримера. Она чем-то обесцветила волосы, подметил Лоример, — они стали еще светлее; она выглядела какой-то посвежевшей, была во всем белом — в белых джинсах и белом хлопчатобумажном свитере с атласной аппликацией в виде птицы на груди. А это еще что — красивый бронзовый загар или ему померещилось?
Барбуда вышла из комнаты, даже не оглянувшись, — верный знак, что она вернулась на свою прежнюю позицию холодной враждебности. История с переменой имени на Анжелику закончилась материнским вето, и солидарность, вроде бы ненадолго возникшая между девушкой и возлюбленным ее матери, была напрочь забыта. Насколько помнил Лоример, Барбуда не сказала ему ни единого слова за все время, пока они поглощали воскресный обед из трех блюд — копченой семги, жареного цыпленка с гарниром и покупного лимонно-меренгового пирога.
