Джоди Пиколт - Время прощаться
— Я тоже стараюсь для тебя, — заплакала я и, выбежав из душной комнаты, бросилась вниз по винтовой лестнице.
Университет Дартмута находился в ста километрах к югу. Там располагалась окружная больница. И так уж случилось, что именно там имелась ближайшая к Буну психиатрическая лечебница. Не знаю, почему психиатр согласился меня принять без предварительной записи, хотя в приемной сидело довольно много людей, чьи проблемы были не менее важными. Единственное, о чем я могла думать, прижимая к себе Дженну и устраиваясь напротив доктора Тибодо, что врачу одного взгляда на меня будет достаточно, чтобы решить: я его пациент. «Какой к черту муж! — скорее всего, думал он, глядя на мою мятую форму, немытые волосы и плачущего ребенка. — Ей самой нужен психиатр».
Полчаса я рассказывала врачу все, что знала об истории Томаса, и то, что увидела вчера ночью.
— Мне кажется, он не выдержал напряжения, — сказала я.
Сказанные вслух, слова раздувались, как яркие воздушные шары, заполняя собой все пространство комнаты.
— Судя по описанию, у больного мания. Это часть биполярного заболевания — мы называем его маниакально-депрессивным расстройством. — Он улыбнулся. — Страдать от биполярного расстройства — как будто находиться под воздействием ЛСД. Это означает, что и все твои чувства, и воображение чрезвычайно обострены. Как говорится, если маньяк совершает что-то из ряда вон выходящее и это оказывается открытием, его считают гением, а если не оказывается, то сумасшедшим. — Доктор Тибодо улыбнулся Дженне, которая как раз жевала одно из его пресс-папье. — Хорошо лишь то, что, если ваш муж действительно страдает от подобного заболевания, оно лечится. Препараты, которые мы выписываем пациентам с перепадами настроения, обычно приводят их в норму. Время от времени Томас уходит из реальности в свой мир, в маниакальный бред. Потом он начинает это осознавать и впадает в другую крайность — становится подавленным. Как же иначе, если все его переживания вдруг оказываются игрой больного воображения?!
«В этом мы похожи», — подумала я.
— Ваш муж поднимал на вас руку?
Я вспомнила тот момент, когда он схватил меня за руку, как я услышала хруст костей и заплакала.
— Нет, — ответила я. Я уже достаточно предала Томаса, не стоит говорить еще и об этом.
— А может поднять, как по-вашему?
Я смотрю на Дженну.
— Не знаю.
— Ему необходимо обследоваться у психиатра. Если мы имеем дело с биполярным расстройством, вашему мужу, вероятно, нужно полежать в стационаре, чтобы врачи стабилизировали его состояние.
Я с надеждой взирала на врача.
— Значит, его можно положить к вам?
— Нет, — ответил доктор Тибодо. — Уложить кого-то в больницу — это ущемление прав человека; мы не можем насильно госпитализировать его, если он не обижает вас.
— И что же мне делать? — спросила я.
Доктор посмотрел мне прямо в глаза.
— Вы должны убедить его прийти по собственной воле.
Он протянул мне визитную карточку и велел звонить, когда я почувствую, что Томас готов лечь в больницу. На обратном пути в Бун я размышляла над тем, что же сказать, чтобы убедить Томаса обратиться к врачу в Ливане. Можно было бы сказать, что Дженна заболела, но почему тогда мы не обратимся к педиатру? Если я скажу, что нашла донора или невролога, которого заинтересовал его эксперимент, то смогу только выманить Томаса из дома. Как только мы окажемся у стойки информатора психиатрического отделения, он поймет, что я затеяла.
Я пришла к выводу, что единственный способ заставить Томаса лечь в психиатрическое отделение — дать ему понять, откровенно и без прикрас, что так будет лучше для него. Что я до сих пор его люблю. Что мы вместе это преодолеем.
Полная решимости, я приехала в заповедник, остановилась у нашего домика, уложила спящую Дженну на диван и пошла закрыть дверь, которую оставила приоткрытой.
Когда Томас схватил меня сзади, я закричала.
— Ты напугал меня! — воскликнула я, поворачиваясь к мужу лицом и пытаясь определить его состояние.
— Я думал, ты бросила меня! Решил, что ты взяла Дженну и больше не вернешься.
Я взъерошила ему волосы.
— Нет, — пообещала я. — Никогда.
Томас обнял меня с отчаянием человека, который пытается спастись. Когда он меня целовал, я верила, что все будет в порядке. Верила, что мне больше никогда не придется обращаться к доктору Тибодо, что Томас скоро станет уравновешенным. Я убеждала себя, что могу в это поверить, — и совсем не важно, что мои надежды были безосновательными и маловероятными. А еще я не осознавала, что в этом мы с Томасом очень похожи.
Был один нюанс памяти, о котором не подумал Томас. Воспоминания — не видеозапись. Они субъективны. Это осмысление того, что произошло. И неважно, насколько воспоминания точны; важно только, насколько они значимы именно для вас. Учат ли чему-то, что вы обязаны знать.
Пару месяцев казалось, что жизнь в заповеднике вернулась в прежнее русло. Мора уже надолго отлучалась от могилы слоненка, но каждую ночь возвращалась на прежнее место. Томас вновь работал у себя в кабинете, а не строил смотровую площадку. Мы заперли и забили досками комнату на чердаке — как город-призрак. Неожиданно нам дали грант, на получение которого Томас подавал заявку несколько месяцев назад. Стало немного легче с покупкой провизии и выплатой зарплат.
Я начала сравнивать свои записи поведения скорбящей Моры с поведением других слоних, потерявших детеныша. Целыми часами мы гуляли с Дженной, я приноравливалась к неспешным шажкам дочери, показывала ей дикие цветы, учила новым словам. Мы с Томасом спорили, насколько безопасно для Дженны находиться в вольере. Я любила эти перепалки — они были просты и понятны.
Однажды жарким днем, когда Грейс и Дженна спрятались от духоты, я в сарае мыла хобот Дионн. Мы научили этому слоних, чтобы иметь возможность брать анализ на туберкулез: наполняли шприц солевым раствором, вводили в ноздрю, затем заставляли слониху как можно выше поднять хобот. А потом подставляли под хобот большую емкость, и слониха выливала туда жидкость. Собранные образцы укладывались в контейнер и отправлялись в лабораторию. Некоторые слонихи терпеть не могли эту процедуру, но Дионн была из тех, с кем работалось легко. Возможно, я потеряла бдительность, поэтому не заметила, как в сарай решительно вошел Томас. Схватил меня за шею и оттащил от слонихи, чтобы она не могла достать нас через металлическую решетку.
— Кто такой Тибодо? — заорал Томас, толкнув меня на решетку с такой силой, что в глазах затуманилось.
Я честно не понимала, о чем он говорит.
— Ти-бо-до, — повторил Томас. — Ты должна знать. Его визитная карточка у тебя в кошельке.
Его рука, словно тиски, сжала мое горло. Легкие горели огнем. Я вцепилась в его пальцы. Он тыкал мне в нос маленьким белым прямоугольником.
— Вспомнила?
Я ничего, кроме звездочек в глазах, не видела, однако каким-то чудом сумела разглядеть эмблему лечебницы Хичкока в Дартмуте. Психиатр, с которым я консультировалась… он-то и дал мне эту визитку.
— Хотела в психушку меня запереть? — кричал Томас. — Хотела украсть мое исследование? Ты, наверное, уже позвонила в Нью-Йорк в университет, чтобы взять кредит? Но тебе не повезло, Элис, потому что ты не знаешь код, чтобы позвонить на «горячую линию» коллоквиума, и не понимаешь, что выставляешь себя… самозванкой.
Дионн ревела, билась о двойную решетку сарая. Я попыталась объяснить, хоть что-то сказать… Томас еще сильнее ударил меня о железные прутья. В глазах у меня потемнело.
Внезапно я очнулась и смогла вздохнуть. Упав на цементный пол, я жадно ловила ртом воздух, внутри у меня все горело. Повернувшись на бок, я увидела, как Гидеон ударил Томаса так сильно, что голова у того дернулась назад, а изо рта и носа хлынула кровь.
Я встала и выскочила из сарая. Но убежала недалеко, ноги отказали. К своему удивлению, я не упала, Гидеон подхватил меня. Осмотрел мою шею, коснулся красного «ожерелья» — следов от пальцев Томаса. Он был так нежен, как шелк на ране… Что-то внутри меня оборвалось.
Я оттолкнула его.
— Я не просила тебя помогать!
Он тут же, не скрывая удивления, отпустил меня. Я пошла прочь, подальше от того места, куда я знала, Грейс водит Дженну купаться. Направилась прямо к Томасу в кабинет, где он проводил бóльшую часть времени, вел бухгалтерию и заполнял личные дела каждой из слоних. На письменном столе лежал гроссбух, куда мы записывали наши доходы и расходы. Я села, пролистала несколько первых страниц, где были отмечены доставка сена и оплата услуг ветеринара; просмотрела счета из лаборатории и контракт на поставку продуктов питания. Потом взглянула на последние страницы.
C14H19NO4C18H16N6S2C16H21NO2C3H6N2O2C189H285N55O57S.
