Наталья Иванова - Новый Белкин (сборник)
Я протянул руку, взял леденец и, даже не попытавшись счистить с него налипших микробов, положил в рот. Никто об этом не узнал – ни отец, ни мать, ни Бабаня, ни брат. Несколько следующих дней я ждал развязки, вслушиваясь в себя, испытывая сладкий ужас приближающейся катастрофы, и мне снились необыкновенно яркие сны. А потом я понял, что выиграл конфетку у смерти и у червяков, которые могут завестись в животе. Недели через две, если бы я умел формулировать свои мысли, то, наверное, сказал бы, что любое знание относительно.
В дальнейшем, я думаю, именно воспоминания об этом случае отрицательно повлияли на мою успеваемость в школе. Я так ленился тратить драгоценное время на обретение относительных знаний, что был двоечником. Читал приключенческие романы вместо учебы.
Лет в пять или шесть, накануне очередной годовщины Великого Октября, насмотревшись фильмов по телевизору, я выдернул из тетради несколько листочков и красным карандашом написал на них те самые лозунги, которые несли когда-то революционные толпы на своих транспарантах: Долой царя! Вся власть Советам! Я хотел, чтобы мы с отцом пошли на улицу и расклеили мои воззвания на столбах, украшая город к празднику. Отец отказался, и его ответ на мое «Почему?» был довольно темен.
Многие темы были слишком трудными для понимания, и мой революционный предок парил слишком высоко. В общем, вышло так, что я очень мало интересовался человеком, изображенным на портрете. Знания, которые я мог бы получить о нем, были слишком уж относительны, и мне больше нравились истории моей прабабушки, где сюжет всегда был закручен довольно просто, но лихо, добро в конце концов торжествовало, и победитель получал сто рублей и медаль. Позже меня стали увлекать приключенческие романы и рассказы отца о драках во времена его буйной молодости, о том, как он кадрил девочек, о его таежных путешествиях и охоте.
С десяти лет отец стал брать меня в походы по европейскому Северу, в восемнадцать я уже стал ездить один. Вскоре исполнилась моя мечта – я очутился в Сибири. Видел засыпанные древние каналы и городища в долинах Алтая, курганы, от которых уходили на восток вкопанные стоймя камни, по числу камней можно было узнать, сколько врагов пало от руки погребенного здесь витязя. По обочинам древних дорог мне встречались покосившиеся каменные бабы.
Мне казалось, что эти древние дороги должны уводить в Монголию, а может быть, и куда-нибудь в более интересные места. Посещение этих мест пришлось отложить на неопределенный срок в связи с моим новым семейным положением и рождением дочки, это меня огорчало. Единственной возможностью теперь были путешествия не по собственной прихоти, а по служебным обязанностям. Да, что сможет мне сказать Аленка, если я пройдусь по этим дорогам как специалист, вынужденный уезжать от семьи не ради романтики, а ради научной или какой-нибудь другой карьеры? Ничего не сможет сказать. Может быть, мне даже придется внедриться в культуру изучаемого народа, чтобы увидеть ее, так сказать, изнутри?
Я сбежал из отцовского технического института и подал документы в университет, чтобы изучать восточные языки.
– На монгольский в этом году у нас нет набора. В следующем, наверное, тоже не будет, – сказали мне в приемной комиссии. – Хотите на китайский?
Манзы со своими хлопушками и кумирнями в «Дерсу Узала», тигры с иероглифом Ван на лбу, хунхузы, драгоценные панты и кабарожья струя, плененный китайцами Далай-лама в Урге, Тибет. Даосские монастыри, буддийские монастыри, драконы, летящие среди облаков. И главное – нет набора на монгольский язык.
– Давайте на китайский.
Древние мудрецы, даосские монастыри – в конце концов тоже неплохо. Пусть будет китайский язык. Учитель скажет: «Что такое Будда?», а я отвечу: «Три фунта льна».
Откровений о Дао-пути не было, по крайней мере, в первый год учебы, Дао-дэ цзин был отодвинут куда-то в далекое будущее, а пока что шла обычная зубриловка. Радовало одно – что иероглиф, обозначающий воду, обозначал ее уже четыре тысячи лет, то же было и с иероглифом огонь и с иероглифом человек. Знания, которые я получал, были не такими уж относительными, можно было надеяться, что я не зря трачу время.
* * *Норма, как и Чарльз Пул, говорила, что в России очень хорошее пиво. Это немка-то! Ну что же, лишний повод для гордости и лишний повод купить бутылочку. Норма говорила, что у нас хорошее пиво и хороший коньяк. Не знаю, можно ли ей верить, поскольку ее мнение было небеспристрастно.
Неплохо было бы спросить ее сейчас, она ведь уже несколько лет не появляется и не звонит, – Россия потихоньку выходит из моды и дорожает. А раньше каждый год Норма с небольшими подарками появлялась у нас дома в сопровождении моего брата, наносила визит вежливости, а потом начинала планомерный обход музеев, памятников архитектуры, библиотек. Хотя зря я так, насчет того, что выходит из моды, – вряд ли это что-то будет значить для Нормы Шуберт. Когда мы ехали в поезде, я спросил ее:
– Норма, а почему вы стали учить русский?
– Когда я училась в школе, к нам пришел преподаватель истории. На войне он был SS. И он говорил, он все время кричал: «Русские сволочь, свинья». На восточном фронте пуля ранила его по голове, и он стал нервный. Он все время так кричал. И тогда я подходила и спрашивала его: «Почему Вы говорите, что русские плохие, ведь мы воевали на территории СССР?». Это было ужасно, потому что он так кричал! Я ничего не понимаю и начала читать о России. Так я нашла интерес и очень довольна.
Норма назвала своего сына Ванюша. Не Иван, а Ванюша. Она освоила старославянский, русский, польский, она умела читать глаголицу. Она любила русскую классику и изучала нашу историю. В сорок пять лет она по вечерам посещала университет в своем родном городе для того, чтобы больше знать о России. Она работала чертежником и, кроме того, имела свой интерес. Я ездил с ней на Алтай.
Мой брат уже эмигрировал к тому времени, и она приходила к нам одна, как всегда, с небольшими сувенирами. В тот раз разговор зашел о моих путешествиях.
– О, я очень хочу посетить Сибирь еще раз. Я была на Байкал, но это был очень короткий срок. Это возможно, чтобы ты показал мне это место? Этот Алтай. Безусловно, я оплачиваю все затраты, потому что Россия – это мой интерес.
Алтай тоже был моим интересом. Алтай с его Чуйским трактом, уходящим в Монголию, был моим интересом с самого детства, он представлялся мне тем путем, в конце которого может находиться маленькая джеклондоновская Лунная долина, или Лунное плоскогорье, или озеро. Алтай, который всегда был самой дальней провинцией различных империй. Там жили мои друзья.
И главное – она оплачивала поездку. В обозримом будущем я не видел другой возможности на халяву попутешествовать, поэтому ухватился за это предложение. Оставалось только уговорить Аленку, чтобы она меня отпустила.
