Вильям Козлов - Я спешу за счастьем
Я продул насосом жиклеры, собрал карбюратор и поставил на место. Решено: еду к Рыси. Пусть еще один день вылетает. А завтра мотоцикл в сторону — сажусь за физику.
На острове Дятлинка млели на солнце толстые липы. В городе — отсюда до центра рукой подать — слышны гудки машин, скрип лебедок, грохот бетономешалок, людские голоса. А здесь тихо. Лишь вода плещется о берег да в гуще ветвей птицы пищат. Глухой кустарник разросся на острове вдоль и поперек. Деревья, словно богатыри, охраняют берега. В тени почти не видно домов. Вода еще холодная, но ребятишки уже бродят в трусиках по мелководью. Они успели загореть. Еще день, другой, и забурлит Ловать от их юрких тел. Архитектор рассказывал, что, по генеральному плану, на Дятлинке будет разбит большой парк. Снесут все эти ветхие домишки. Городской парк. Какой он будет? Разобьют дорожки, посыплют их желтым песком. Понатыкают возле каждой клумбы скульптуры. Дева с веслом, дева с диском и дева без всего, с одной рельефной фигурой. У входа поставят сердитую контролершу, и вали народ, гуляй… Не нравятся мне такие парки. Пусть остров будет таким, каким он родился. Деревья, птицы, трава, Ловать. И не нужно здесь отдыхать организованно. Можно отдыхать без скульптур, клумб и дорожек, посыпанных песком. Я за такой парк.
Я подъехал к знакомому дому и невольно взглянул на липу: не сидит ли на суку Рысь с удочкой? Ее там не было. Не было Рыси и дома. На дверях висел замок. Я пошел по узкой тропинке вдоль берега, надеясь встретить ее. С этой стороны берег был высокий. Внизу лежали позеленевшие камни. С них хорошо нырять. Огромный валун удобно разлегся посредине реки. Вода недовольно ворчала, обтекая его. На широкой темной спине валуна блестели крупные капли. Я спустился к пляжу. На чистом речном песке загорали три парня и девушка. Они лежали на животах, подставив солнцу плечи и спины. Рядом валялся волейбольный мяч. Немного подальше на лужайке еще кто-то лежал животом вверх. Лицо было закрыто книжкой. Умаялся, бедняга, заснул. Я прошел близко от него и вдруг полетел в траву: этот бездельник подставил мне ногу. Я схватил книжку, которой он замаскировал свою нахальную рожу, замахнулся и… опустил руку: на лужайке лежал Николай Бутафоров. Прикрыв редкими белыми ресницами смеющиеся глаза, он сказал:
— Чуть не наступил… Глядеть нужно…
Я присел рядом, взглянул на обложку: название длинное, учебник про паровозное хозяйство.
— Брось зубрить, — сказал я. — Все равно пятерку поставят.
— Не уверен.
— Поставят… Отличникам всегда пятерки ставят, не то что нам, грешным.
— Где уж нам уж, — передразнил Бутафоров. — Не прикидывайся сиротой… Швейк пишет?
От Мишки получил я одно-единственное письмо. В апреле. Он сообщал, что живет в Макеевке, в шахтерском общежитии. Уголек пока рубают другие, а он учится на трехмесячных курсах. Будет машинистом подземного поезда. Это, конечно, не то что паровоз. Под землей бывает часто. Довелось подержать в руках врубовый молоток. Приличная штука. Шахтеры ребята веселые, любят пошутить и выпить. И заработок у них порядочный. Некуда деньги девать, особенно холостякам. Подружился с одним парнем, отбойщиком. Звать его Ринг. Два метра ростом, и каждый кулак — кувалда. Но парень добродушный. Сам не дерется, а вот разнимать ему часто приходится: за ним специально посылают. У них койки в общежитии рядом. Ринг тоже любит Есенина и знает много стихов. Отпуск Мишке в этом году не дадут, а в будущем — два месяца. Заедет в Луки, а потом к матери в Осенино. Конечно, могут дать путевку на курорт, да ладно, в другой раз. Звал и меня в деревню. И еще Мишка писал, не слышал ли я чего-нибудь о Корнее. Он до смерти рад, что развязался с ним.
Об этом письме я и рассказал Николаю. Умолчал только про Корнея. Бутафоров не перебивал, слушал. А когда я замолчал, спросил совсем о другом:
— Как ты думаешь, дождь будет завтра?
— Я не прогноз, — ответил я.
— Зовут старики на рыбалку… На два дня.
— А экзамены? — спросил я, кивнув на учебник.
— Ты же говоришь, все равно пятерку поставят. Зачем учить?
— Поезжай, — сказал я. — Поставят.
Николай перевернулся на бок. Он уже загорел, — каждый день коптит бока на солнце. Здесь готовиться к экзаменам хорошо: тихо, никто не мешает. Скоро купаться можно. Почитал — и в речку. Голова снова свежая.
— На мотоцикле? — спросил Николай.
— У твоего дома оставил, — ответил я. — Не украдут?
— Боишься?
— А как же… Дорогая вещь. Мне один дружок, завскладом, сказал: больше трех кусков на барахолке отвалят.
Николай помрачнел, раскрыл книгу и стал листать. А меня смех разобрал. Пускай позлится.
— Когда спать ложишься, цепью к ноге привязываешь? — спросил Бутафоров. — Как кружку на вокзале?..
— Сравнил, — сказал я. — Кружка или мотоцикл! А это идея, насчет цепи. Буду привязывать…
— К ноге?
— К твоему языку, — сказал я. — Ну чего вы все крутите вола? Покататься хочешь, так и скажи.
— Кататься не хочу, — сказал Николай. — Я не девочка. Научиться бы.
— Научишься. Это пара пустяков.
— И Генька Аршинов хотел бы. Игорь тоже.
— Мне они этого не говорили, а сам навязываться не буду. Я тоже не девочка.
Николай отбросил с глаз выгоревшую прядь волос и сказал:
— И другие ребята хотят…
— Пускай записываются, — сказал я.
Николай взглянул на меня, спросил:
— В очередь?
— Нет, — сказал я. — Не в очередь. В мотокружок. Как инструктор назначаю тебя старостой. Хочу тобой покомандовать. Не возражаешь? Так вот, напиши объявление, заведи тетрадь… и приступим.
Николай поднялся с травы, сунул учебник под мышку.
— Пошли, — сказал он.
— Куда?
— Объявление писать.
Мы зашагали по узкой тропинке к дому. Николай шел впереди. Он был в плавках. Плечи широкие, тонкая талия, а вот ноги немного кривые.
— Скотина ты, — сказал Николай.
— Думали, что зажимаю? Кулак?
— Думали.
— Совести, мол, нет у него, индивидуалиста?
— И так думали.
— Правильно думали, — сказал я.
— Это как понимать? Самокритика?
— Понимай как хочешь…
Мы подошли к дому. Еще издали, сквозь кусты, я увидел, что на мотоцикле кто-то сидит. Сидит и крутит рукоятки. Это была Рысь.
— Не заводится? — спросил я.
Рысь спрыгнули с седла и, растопырив пальцы, стала смотреть на свои руки.
— Пачкается, — сказали она. — Не стыдно, на таком грязном ездить?
— Не беда, — сказал я.
— Его нужно в речке вымыть.
— Тряпок нет… Дефицит.
— Я принесу! — Рысь крутнулась на месте и убежала в дом.
Бутафоров поглядел ей вслед и сказал: