Джон Бойн - История одиночества
— У вас не было телика?
— Нет.
— Почему?
— Не могли себе позволить. И потом, отец не доверял телевизорам. Говорил, не дай бог эта штука взорвется и спалит дом.
Эйдан захихикал.
— Тебе вот смешно, юноша, но ты бы не смеялся, повстречав моего папашу. У него разговор был короткий.
— Как это?
— Хватит, Том, — сказал я. — Он еще ребенок.
— Виноват. — Том отвернулся. — Я только хочу сказать, Эйдан, что тебе повезло жить здесь и сейчас, а не там и тогда. — Он посмотрел на моего племянника и улыбнулся: — Все равно ты у нас славный парень, да? Умный и веселый.
Теперь и я заулыбался, мне было приятно, что Эйдан понравился Тому. Я прямо гордился быть дядюшкой мальчика, которого все просто обожают.
— Дядя Оди! — позвал Эйдан. — Пошли посмотрим мои фигурки из «Звездных войн»?
— Ты их уже показывал, — сказал я. Только я вошел в дом, как Эйдан потащил меня в свою комнату, которой очень гордился — мол, у него хоромы, а брат спит в каморке. — Не помнишь?
— А, точно, — сморщился Эйдан. — А вы не хотите посмотреть, отец Том?
В кухню вошла Ханна:
— Отстань, Эйдан. Отцу Тому это совсем не интересно.
— Вы про тот старый фильм, что ли? — спросил Том. — Неужто мальчишки его еще смотрят? Ему уж лет пятнадцать.
— Конечно, смотрим! — выкрикнул Эйдан. — «Звездные войны» — лучшее на свете кино!
— А ты видел «Вилли Вонка и шоколадную фабрику»? — поинтересовался Том. — Он мне очень нравился. Там дядька в огромной шляпе, а у ребятни оранжевые мордашки.
— У меня есть Дарт Вейдер, Боба Фетт и Люк Скайуокер, а к потолку подвешена Звезда Смерти, — не слушая Тома, перечислял Эйдан. — Куча роботов и Три-пи-о, у него рука отваливается, но он разговаривает и…
— Невероятно, это надо видеть своими глазами, — сказал Том. — Я готов взглянуть.
Эйдан захлопал в ладоши и потащил Тома наверх; с очередной партией грязной посуды в кухню вернулась Ханна.
— Как ты? — спросила она.
— Нормально. А ты?
— Ничего. — Сестра пустила горячую воду и положила тарелки в раковину. — Почти все разошлись. Женщины уходят, когда доедят сэндвичи, а мужчины — по приказу.
— Жизнь продолжается, — сказал я.
— У меня. Хорошо, что отец Том вместе с тобой отслужил панихиду, правда? Я беспокоилась, как ты справишься один.
— На то мы давние друзья.
— Он ночует у тебя?
— У меня. Я постелил ему спальный мешок на диване. Машина его стоит перед домом.
— Спальный мешок? — возмутилась Ханна, но в этот момент на лестнице появились Том и Эйдан, быстро закончившие экскурсию. Эйдан во все горло балаболил о Силе и гражданах Галактической республики, поражаясь тому, как актеры не боялись сниматься в сценах с Дартом Вейдером. Пусть они знали, что это переодетый Дэвид Проуз, все равно Властелин тьмы — самое страшное, что может быть на свете.
— Если б я его увидал, я бы со страху обмочился! — выпалил Эйдан, а затем проревел жутким голосом: — НАПРУДИЛ БЫ В ШТАНЫ!
— Эйдан! — прикрикнула Ханна, а Том расхохотался.
— А что? — Мальчик простодушно развел руками. — Это правда.
— Мне все равно, правда это или нет, но так нельзя говорить при дяде и отце Томе.
Эйдан пожал плечами и, взглянув на Тома, ухмыльнулся, и тот ответил ему улыбкой, потрепав по голове.
— Одран сейчас сказал, что приготовил вам спальный мешок на диване. Это верно? — спросила Ханна.
— Да. Я знавал ложа и жестче. В серпентарии койки были просто каменные.
— В серпентарии?
— В смысле, в семинарии, — поправился Том. — Вроде лежака у мозгоправа.
— Может, у нас заночуете? — предложила Ханна.
— Здесь? — замялся Том.
— У нас полно места. Джонас ляжет в нашей спальне, а вы займете его комнатку, что через стенку от Эйдана. Там вам будет гораздо удобнее.
Том чуть нахмурился, по лицу его пробежала тень.
— Да ничего, — помолчав, сказал он. — Я прекрасно обойдусь спальным мешком.
— Нет, так не годится, — уперлась Ханна. — И потом, вы же выпили. А хмельному нельзя за руль.
Я поддержал сестру:
— В этом она права. Я доберусь на такси, никаких проблем.
— Соглашайтесь, отче, здесь вам будет лучше, уговаривала сестра. — И я хоть чем-то отблагодарю за то, что вы для нас сделали.
Эйдан с надеждой смотрел на Тома — наверное, хотел показать всю свою коллекцию.
— Ну ладно, — согласился Том. — Если вас это не обременит. А спине моей будет помягче.
— Совсем не обременит. Мы очень рады вас приютить. Только не позволяйте этому, — Ханна кивнула на сына, — донимать вас болтовней. Он кого хочешь заговорит.
Через час стало смеркаться, и я распрощался с Томом, обещав на неделе ему позвонить. Джонас уже улегся в родительской спальне. Провожая меня, Кристиан спросил, точно ли я хочу, чтобы он занялся продажей дома, — он не желает навязываться, дом-то принадлежит мне и Ханне. Но я ответил, что он окажет мне огромную любезность, избавив от хлопот.
И тут меня чуть не сбил с ног Эйдан, выскочивший из гостиной, как мультяшный мышонок Спиди Гонзалес.
— Пока, дядя Оди! — С разгону он кинулся мне в объятия. — Адьос амиго!
— Адьос амиго! — рассмеялся я и пошел к ждущему меня такси. Оглянувшись, я увидел, что Том приобнял моего племянника за плечи, а тот изо всех сил мне машет и во весь рот улыбается.
Оказалось, я видел его в последний раз. Таким. Когда через неделю-другую я заехал к сестре, я встретил совсем другого Эйдана.
Глава 12
1978
Кардинал Альбино Лучани, последние девять лет служивший Венецианским патриархом, 26 августа стал папой, и приветливость его, какую он выказывал в наши прежние встречи, тотчас угасла, едва он приступил к своим новым обязанностям. Я-то размечтался об общении более тесном, чем с его предшественником, но ведь я был обычным семинаристом, обязанным дважды в день ему прислуживать. Я так и остался заурядным подавальщиком, ибо у него были дела поважнее моих противоречивых склонностей.
Поначалу все, конечно, взбудоражились. Пятнадцать лет папские апартаменты не знали иного хозяина, а курия, похоже, еще не сообразила, как управлять тем, кто уже покорил весь мир своей простотой, не свойственной его предтечам. В Ирландском колледже витало ожидание подлинных церковных перемен. На папствах Иоанна XXIII и Павла VI сказывались отголоски Второго Ватиканского собора, но вот настало время решительной перестройки, и кому же ею заняться, как не здоровому, относительно молодому и жизнерадостному человеку? Шестьдесят пять — юный возраст для папы. Новый святой отец будет править лет двадцать, а то я больше. Наступает золотой век, про себя говорили мы.
