Ингмар Бергман - Благие намерения
Хенрик. Я хочу десяток. Ты знаешь.
Анна. И лучше девочек?
Хенрик. Раз ты спросила, я отвечаю — на этот раз мне бы хотелось девочку. Тебе ведь тоже хочется девочку.
Анна. Мне совершенно не хочется быть беременной.
Хенрик. Я буду особенно внимательным и заботливым.
Анна. Ты такой, какой есть.
Хенрик. Что это за тон?
Анна. Ты совершенное дитя, Хенрик. Мне хочется, чтобы у меня наконец был взрослый, зрелый муж.
Хенрик. И ты сама бы смогла быть маленькой девочкой.
Анна (дружелюбно). Глупо и банально.
Хенрик. Если хочешь поехать к маме на пару месяцев…
Анна. И дать ей в руки такой козырь? Ни за что!
Хенрик. Ну, тогда не знаю.
Они сидят на полу в обнимку, укутавшись в одеяло. Светает, снег валит и бесчинствует, беззвучно, но не зная пощады.
Вечер четверга в начале декабря. Собрание кружка рукоделия в пасторской усадьбе. Все как обычно, но гостей непривычно мало, всего пять человек, причину чего следует искать не только в морозе, плохих дорогах или нехватке керосина, свечей, кофе и других предметов первой необходимости.
Есть повод представить присутствующих: Гертруд Талльрут семьдесят, она вдовствует уже не один год, муж работал в кузне. Сейчас она помогает на почте, когда требуется дополнительная рабочая сила. Высокая, худая, сгорбленная, глаза за стеклами пенсне ясные, жидкие волосы, на тяжелом подбородке что-то вроде бороденки, характер веселый, голос глубокий. На ней просторная вязаная кофта, на ногах сапоги. Ковыряет в ухе спицей, выглядит это жутковато.
Альве Нюквист около пятидесяти, она много лет служит в заводской конторе. Общительная, лицо круглое, с бледным румянцем, глаза черные и любопытные. Обожает рассказывать о местных катастрофах и интересных слухах. Не замужем, без нежности ухаживает за увечной кузиной. Начитанна, набожна, ездит за границу. Она принадлежит, так сказать, к заводской верхушке, поскольку живет на наследство отца, удачливого оптовика в Евле.
Фру Магна Флинк за эти годы стала другом пасторской семьи. Ее муж большую часть года проводит в разъездах как представитель фирмы станков, главный офис которой расположен в Ёнчёпинге. Магна — темноволосая, статная красавица с решительным характером и полным сознанием собственной значительности. Она возглавляет местную женскую организацию гражданской обороны. Дети выросли и учатся в Уппсале. В характере Магны есть неприятные черточки — она ревнива и властолюбива, но весьма умело это скрывает.
Мэрте Веркелин, новой учительнице младших классов, тридцать. Добрая душа, сразу заметно, молчаливая, глаза голубые, чуть навыкате. С лица не сходит удивленное выражение, густые пепельные волосы, женственная, о чем она сама не подозревает. Поскольку она в этих местах новенькая, она мало что знает о здешних делах.
Текла Крунстрём замужем за рабочим с лесопильни. Мать пятерых детей. Острый взгляд серых глаз, широкий лоб, высокие скулы, большой рот (зубы все на месте), большая грудь и большой зад. Нос курносый, короткая стрижка, небольшого росточка. Эти пять женщин принимают участие в нынешнем собрании кружка рукоделия, они пьют кофе из одуванчиков и слушают пастора, читающего им вслух.
Хенрик (громко читает). «Гнев, овладевший Люсьеном после этого поражения, отнюдь не лишил его мужества, напротив, придал новые силы его тщеславию. Как и все люди, которые инстинктивно стремятся в высший свет, достигают его, еще не будучи к этому готовыми, Люсьен был намерен пожертвовать всем, чтобы остаться в высшем обществе. Во время прогулки он вытаскивал, одну за другой, вонзенные в него отравленные стрелы. Громко говорил сам с собой, отбривал встреченных им дураков, находил колкие ответы на дурацкие вопросы, сердясь на себя за то, что его остроумие оказалось столь запоздалым…»
Хенрик замолкает, переворачивает страницу — новая глава, он захлопывает книгу и кладет ее на круглый стол с керосиновой лампой. Анна встает и наливает ему кофе. Присутствующие вроде бы полностью поглощены своим рукоделием. Хенрик, пригубив горький напиток, отставляет чашку.
Хенрик. Мне, в отличие от героя Бальзака, хотелось бы перейти прямо к делу.
Гости будто и не слышат. Анна обходит их, предлагая еще по чашечке. Пес Як зевает.
Хенрик. Мне бы хотелось узнать, почему нас в последнее время так мало.
Молчание.
Хенрик. В начале осени нас собиралось от двадцати одного до тридцати пяти человек. Сейчас нас (считает) пятеро. Кроме Анны и меня самого — и Яка, разумеется.
Молчание.
Хенрик. Предположим, виноват мороз и плохие дороги, но думаю, это объяснение не полно.
Молчание. Все сосредоточенно работают.
Хенрик. Хорошо, тогда я спрошу прямо. Что вы полагаете, фру Талльрут? Вы иногда работаете на почте и встречаетесь с людьми.
Гертруд Талльрут в ответ на такое прямое обращение чешет подбородок и, прищурившись, бросает взгляд поверх пенсне.
Гертруд. Не знаю, что и ответить. (Пауза.) Мне кажется, люди немножко боятся или как там еще сказать. Не знаю, но мне так кажется.
Хенрик (ошеломленно). Боятся?
Текла. Я не из тех, кто особо прилежно посещает церковь, вовсе нет. Но кое-какие вещи трудно не заметить.
Хенрик. Да, люди не слишком часто ходят в церковь.
Текла. Одно с другим не связано.
Магна. Верно.
Кое-кто из женщин соглашается: да, тут разные причины. Молчание.
Хенрик. Да.
Мэрта. Может, это из-за проповедника пятидесятников.
Хенрик. Забудем про церковь и поговорим о наших четвергах. Фру Талльрут говорит, что люди боятся. Чего бы им бояться?
Альва (живо). Это всем известно.
Хенрик. Мне нет.
Альва. Говорят, в конторе есть список всех, кто участвует в кружке рукоделия.
Хенрик. Это правда?
Альва. Я сама не видела его, но Турстенссон из конторы сказал, что список есть и что он хранится в сейфе инженера.
Хенрик. Зачем Нурденсону такой список?
Текла. Нетрудно догадаться. Ежели это правда.
Альва. А почему бы это было неправдой?
Текла (сердито). Потому что этот Турстенссон — дерьмо, он может придумать что угодно, только чтобы попугать. Точно как его господин и хозяин.
Хенрик. Я все равно не понимаю. Неужели Нурденсон…
Альва. Я тоже слышала болтовню про этот список. А кто-нибудь пострадал?
Гертруд. Еще бы. Юханссона, Бергквиста и Фрюдена вышвырнули без объяснений, а Гранстрёма перевели на более тяжелую и хуже оплачиваемую работу.
Текла. Бригадир, я имею в виду Сантессона, спросил моего Адольфа, хожу ли я по-прежнему на эти бабские посиделки у пастора. «Твоя баба все еще ходит на эти бабские посиделки у нашего бабы-пастора?» Адольф рассвирепел и ответил, что Сантессон сам хуже бабы и не его собачье дело, чем он и его Текла занимаются по четвергам.
Хенрик (побледнев). Это невероятно!
Мэрта. Никто не забыл того случая в часовне с Нурденсоном на прошлый Иванов день.
Гертруд. Ясное дело. Это надо понимать.
Мэрта. Я немного знаю Сюзанну, его старшую. Сюзанна не раз говорила, что отец никогда не простит, как его унизили в присутствии конфирмантов, он никогда не простит.
Хенрик (в ужасе). Но почему никто…
Текла. Почему никто ничего не сказал? Не много ли вы хотите, пастор, а?
Альва. Говорили много, только не пастору. И не пасторше.
Анна. Магна, ты об этом знала? И ни слова нам не сказала. Это же…
Магна. Я слышала какие-то сплетни, но не обращала на них внимания, потому что, по-моему…
Анна. Но ты ведь видела, что наши четверги…
Магна. Видела, конечно. Но, по-моему, есть более подходящее объяснение.
Анна. Более подходящее? Что ты имеешь в виду?
Магна. Об этом мы поговорим в другой раз.
Анна. А почему не сейчас?
Магна. Потому что тогда и фру Крунстрём, и фру Талльрут расстроятся, а я этого не хочу.
Хенрик. Я хочу — я требую (возмущенно), требую, чтобы ты рассказала все, что знаешь. Или думаешь, что знаешь.
Текла. Из-за меня пусть не смущается. Я уже и так вся киплю, больше некуда.
