Тюрэ Эрикссон - Белый мыс
Нельзя укрыться, нельзя бежать, нельзя стрелять: остается только лежать и мучиться с распиленными ребрами – и ждать.
Вот провизжала первая бомба, а там посыпались все остальные. Здание ходит ходуном от взрывов, летят стекла, от грохота закладывает уши. Санитары и сестры всячески успокаивают: «Не обращайте внимания, это он так, наудачу штучки две бросил!»
Но мы-то знаем, что это не так. Фашисты намеренно бомбили госпитали. «Бежим!» – крикнет кто-нибудь – и начинается паника. Кто может, бросается к дверям, даже тяжелораненые сползают с коек. У всех одно на уме: бежать, бежать, пока не обрушились стены и потолок!
Аксель замолчал и стал шарить на тумбочке, нащупывая сигареты.
– Мне предложили в Комитете помощи, чтобы я съездил в Норрланд и выступил там с воспоминаниями, после того как немного отдохну. Не знаю даже – может, отказаться?
– Да ведь ты соберешь больше народу, чем любой другой оратор! И для движения солидарности сделаешь больше других. Людям так хочется послушать очевидца.
– Как же – фронтовые воспоминания! А что я знаю, собственно, о жизни на фронте? Каких-нибудь шесть дней пробыл на передовой. У нас вернулись ребята, которые больше полугода воевали в батальоне Тельмана, побывали на многих фронтах. Они же меня на смех поднимут, если я стану разъезжать и рассказывать о том, как провел неделю в долине Харамы.
Оке узнавал того Акселя, с которым они бродили ночью в гавани. Вечное сомнение товарища в самом себе вызвало в нем, как всегда, потребность спорить.
– А тот факт, что именно эта неделя, возможно, решала исход войны, не имеет никакого значения?
– Но неужели ты не понимаешь…
– Не понимаю! Ты не имеешь никаких оснований уклоняться от поездки.
– Ну ладно, ладно, я соглашусь, только не кричи ты так на меня! – ответил Аксель таким виноватым голосом, что оба тут же расхохотались.
XX
Рано утром раздался долгий и пронзительный звонок. Хозяйка не захотела вставать, и после второго звонка Оке поднялся и открыл. Может быть, Акселю пришлось почему-то прервать свою поездку… Но ведь у него должен быть свой ключ?
В дверях стояли две рослые фигуры в плащах и серых шляпах:
– Вы Оке Андерссон?
– Да.
В руке у одного из них сверкнул желтый металлический жетон.
– Мы из уголовного розыска. Одевайтесь и следуйте за нами.
Язык одеревенел во рту, в висках застучала кровь. Зачем он понадобился полиции?
– Это зачем же? – выдавил он из себя наконец.
– Вам это лучше известно.
– Нет, я за собой ничего не знаю.
– Вот придете в участок – сразу все выяснится. Поторопитесь!
На улице ожидал черный автомобиль, который быстро доставил их на Кунгсхольмен. Здесь около узких ворот стоял постовой. Помимо обязательной сабли, у него на поясе виднелась кобура пистолета. Машина остановилась на вымощенном булыжником дворе, окруженном серыми стенами с голыми, враждебными проемами окон.
Сыщики провели Оке по длинному мрачному коридору к лифту. Затем они прошли в новую пристройку полицейского управления. Открылась нумерованная дверь, и Оке ввели в светлую, хорошо обставленную комнату. Ее можно было принять за обычный служебный кабинет, если бы не крашенная белой краской решетка за окном.
За письменным столом сидел пожилой мужчина, широкоплечий, со строгим по-военному лицом и внимательными глазами. Он протянул Оке руку и представился:
– Старший следователь Альм.
Затем обернулся к другому чиновнику:
– Садитесь за машинку, Боргелйн, мы быстро управимся.
Задав обычные анкетные вопросы, следователь произнес:
– Ну, рассказывайте все с самого начала. Для вас же будет лучше, если вы ничего не станете утаивать.
– Что рассказывать?
– Не прикидывайтесь! Остальные задержаны и уже всё признали.
– Я ни в чем не провинился.
Следователь повысил голос:
– Неужели Андерссон будет здесь отрицать, что играл роль связного?
Оке молчал, лихорадочно размышляя. Не иначе, дело идет о добровольцах, которые тайно ночевали у него! Стало быть, полиция хочет засадить его по обвинению в вербовке? Это может означать до шести месяцев тюрьмы: правда, до сих пор общественное мнение настолько отрицательно относилось к «закону о невмешательстве», что по нему никого еще не привлекали к суду. Кого могла поймать полиция? И кто мог навести их на след? Кроме Ингер. никто не знал о товарищах, ночевавших в его комнате.
– Ну, так вы ответите нам? Или мы так и просидим тут весь день? – вмешался Боргелин на помощь шефу.
– Какого связного?
Следователь вскочил на ноги.
– Здесь спрашиваем мы, а дело Андерссона – отвечать! – заорал он.
Однако эта вспышка, призванная напугать Оке, только придала ему спокойствии. Он понял, что если бы у полиции действительно имелись какие-нибудь улики против него, следователь не стал бы вести себя таким образом.
Заметив свой просчет, следователь обменялся с Боргелином выразительным взглядом, который, очевидно, означал: «Прожженный тип, лучше испытать другую тактику».
Он достал портсигар:
– Курите?
– Нет, спасибо.
Слегка разочарованный тем, что арестант отклонил его примирительный жест, следователь угостил Боргелина, потом закурил сам и решил прибегнуть к лести:
– Вы производите впечатление разумного и сообразительного парня. Очень жаль, что Андерссон осложняет свое дело из-за неправильно понятой лояльности.
– Андерссон ведь работает в велосипедном бюро Оскарссона. Каково ваше мнение о хозяине? – спросил Боргелин как бы мимоходом.
– Он не хуже других.
– Кажется, Андерссон пользуется у него большим доверием? – вставил Альм.
– Об этом я ничего не знаю.
– Но ведь вы замещаете Оскарссона, когда тот оставляет бюро… по делам.
– Я всего лишь дежурю у телефона.
– И, кроме того, часто выполняете личные поручения Оскарссона?
– Да, – согласился Оке, пораженный осведомленностью полиции о его работе.
– Не знает ли Андерссон господина по фамилии Левин?
«Похоже, тут дело вовсе не в добровольцах», – подумал Оке с облегчением и невольно слегка улыбнулся. Он совсем забыл о третьем полицейском, который сидел в стороне, но все время внимательно следил за выражением, его лица.
– С чего это вы вдруг развеселились?! – раздался резкий голос из угла.
– Я знаю одного Левина, владельца велосипедной мастерской в Клара, – ответил Оке, пропуская мимо ушей второй вопрос.
– Когда Андерссон увидел его в первый раз?
– Это было весной.
Следователь продиктовал Боргелину:
– На вопрос о знакомстве с Левиным Андерссон признал, что познакомился с ним весной.
Оке почувствовал вдруг, что самые будничные вопросы могли превратиться в опутывающую его сеть.
– Признал?! Разве это противозаконно – знать фамилию человека из фирмы, с которой тебе приходится иметь дело по работе? – вмешался он.
Следователь уставился ему в глаза:
– Какой процент получал Андерссон с украденного?
– Ук-украденного? – Оке заикался от удивления.
Ему стало даже жарко от такого обвинения.
– Я не крал никаких велосипедов! – выкрикнул он сердито.
Альм улыбнулся холодно и победоносно.
– Откуда Андерссон знает, что речь идет о краже велосипедов? – спросил он язвительно.
Оке прикусил губу. Дурак, попался в первую же ловушку!
– Нетрудно догадаться…
– На допросах не догадываются! Все, что вы говорите, может быть использовано против вас на суде.
– Я подумал, что раз тут замешан Левин, значит дело касается велосипедов.
– И, значит, Андерссон знал, что Левин имеет дело с краденым добром.
– Ничего я не знал! – возразил Оке.
– Ладно, не изворачивайтесь. Лучше выкладывайте все, что знаете!
Следователь решил не давать ему опомниться. Он настойчиво задавал Оке одни и те же вопросы. Почему Андерссон был так уверен, что речь идет именно о краже велосипедов?
Телефонный звонок дал Оке небольшую передышку.
– Да, это Альм, – ответил следователь. – Нет… еще нет… В самом деле?… Тогда я сейчас же приду.
Он вышел. Допрос продолжал Боргелин.
– У Андерссона никогда не появлялось подозрений, что с предприятием Оскарссона не все чисто?
– Пожалуй… иногда мне казалось, что он ведет себя как-то странно, – признал Оке.
– Что заставляет Андерссона защищать Оскарссона?
Оке замолчал, подавляя нарастающее возмущение. Все, что он говорил, и в самом деле оборачивалось против него – его слова толковали совершенно иначе.
– Ну-у?! Выкладывайте!
– Я ничего не крал!
– И не получали денег от Оскарссона или Левина за определенного рода сведения и услуги?
– Нет.
Боргелин закурил новую сигарету и пустил задумчиво клуб дыма к потолку.
– Андерссон проголодался? – спросил он несколько приветливее.
– Я ничего еще не ел сегодня.
– Сейчас я закажу сюда завтрак.
Вскоре вошла девушка с подносом. Картофель, жареная селедка… Прибора Оке не дали – одну только ложку, и у него быстро пропал аппетит, когда он принялся за костистую рыбу. Неужели полицейские и в самом деле боятся, что он зарежет или заколет их, если ему дадут вилку и столовый нож?
