Юрий Козлов - Воздушный замок
Телефон зазвонил. Он поднял трубку.
— Алло! Коля! — закричал он. — Ты ещё в редакции? Чёрт, отлично, что я тебя застал! Алло! Ты знал, что она здесь, да? И поэтому послал писать про этого садовода меня? Что? Догадывался… О чём это ты догадывался? Хм… Он каждый год ездит в одно и то же место? Ах вот оно что… Что? Материал? С материалом всё в порядке… Да, как всегда… Слушай, Коля, я всё-таки… Алло! Алло! — он застучал по телефону, но продолжить разговор не удалось.
Он вдруг вспомнил свою запущенную дачу, заросли черноплодной рябины, девушку с белыми волосами и четверостишие, которое всегда декламировал, когда девушка раскачивалась на качелях:
Ты на качелях назад-вперёд,
Колокол юбки туда-сюда,
И бесшумно речная вода
Осенние листья несёт, несёт…
«Правда, иногда она качалась в брюках, — подумал он. — И не было никакого колокола…»
— Эй! — посмотрел он на светильник. — Воскообразное вещество, почему ты так медленно нагреваешься?
4
— Смотрите, дельфин! — закричала она, и все побежали к обрыву.
Они стали прыгать, обнимать друг друга, кричать так, что, наверное, в Турции было слышно.
Дельфин уплыл, кося на людей чёрным, осмысленным взглядом, а люди сели в машину и уехали.
Когда выехали на шоссе, первые капли дождя стали долбить крышу. Проезжая мимо белого домика великого писателя, они увидели, что дождь перекрасил его в серый цвет. Она сидела рядом со своим другом и рассматривала его лицо. «Дельфин… Дельфин… — вдруг вспомнила она того, в кожаном пиджаке и в мятых брюках. — Интересно, он хоть успеет искупаться в море? — подумала она. — Сезон кончается…»
5
В ресторане наигрывал оркестр. Певец пел песню из популярного кинофильма. Седой швейцар важно сидел в кресле и в десятый раз перечитывал газету. На двери висела табличка «Мест нет». Услышав французскую речь, швейцар вздрогнул. Вышли двое. Девушка в джинсах и мужчина в чёрном искрящемся свитере. Швейцар вдруг вспомнил, как беспробудно пил в этом ресторане осенью двадцатого года и как прожил во Франции сорок лет, а потом вернулся в Россию.
Какой-то человек в кожаном пиджаке сквозь стеклянную дверь внимательно осматривал всех сидящих в ресторане. Вдруг он вырвал из рук швейцара газету.
— Безобразие! — заорал он. — Немедленно откройте дверь! — не слушая швейцара, он рванул дверь на себя и вклинился в группу танцующих. Кто-то оттолкнул его к столику. Из-за столика поднялся двухметрового роста человек и, смущённо улыбнувшись, ударил его в лицо…
6
— Это ты? — спросила она, тихонько открывая дверь. — Я видела, как ты буйствовал в ресторане…
Он лежал на кровати одетый, с подбитым глазом и смотрел на цветного осьминога в светильнике.
— Ну вот, — сказал он. — Воскообразное вещество уже совсем нагрелось…
Она присела на уголок кровати. Достала сигарету.
— Спички в пиджаке, — сказал он.
— А он ничего, — сказала она, глядя на светильник. — Как ты меня нашёл?
— Просто, — ответил он. — Где ты можешь быть летом? Ты — с волосами белыми, как соль, и с глазами цвета моря?
— Я твоя жена… — сказала она. — Помнишь рассказ у Джека Лондона, кажется «Однодневная стоянка»?
— Помнишь? — спросил он:
Ты на качелях назад-вперёд,
Колокол юбки туда-сюда,
И бесшумно речная вода
Осенние листья несёт, несёт…
— Опавшие, — поправила она.
— Нет, осенние, — настаивал он.
Цветной осьминог переливался в светильнике зелёным, красным, синим…
— Ещё бы чуть-чуть, и я бы никогда не вернулась к тебе, — сказала она. — Ты вовремя за мной приехал…
— И вовремя купил светильник, — засмеялся он.
А ещё он подумал о том, что удачнее не было командировки в его жизни. И только одно несколько огорчало: герой его очерка, молодой двухметровый садовод, перестарался, и синяк под глазом получился самый что ни на есть натуральный. И ещё он думал о том, что жена его не успела за это время измениться настолько, чтобы не прийти к нему, когда ему плохо. А ему на самом деле без неё было плохо.
— Ты сам виноват в том, что я ушла, — сказала она.
— Я знаю… — ответил он. — Поэтому я и приехал… И давай беречь светильник…
— Светильник? — удивилась она. — Как это?
Он вытащил инструкцию:
«Не трясти, не наклонять, оберегать от мороза…
1974 г.
Что считать молодостью?…
Послесловие В. Орлова
Недавно Вениамин Александрович: Каверин высказал такое соображение: «Я считаю, что молодость писателя в наше время начинается где-то лет в сорок». Однако, хорошо это или плохо? И что считать молодостью писателя?.. Случаи в литературе и нынче самые разные. Вениамину Александровичу, видно, наблюдения над литературной и житейской практикой иных начинающих дали возможность продлить им молодость до сорока лет. Мне же всё больше приходится иметь дело с тридцатилетними начинающими прозаиками. Некоторым из них и за тридцать.
В пору же литературной юности моих сверстников тогдашние тридцатилетние казались нам маститыми. Но в наше столетие человеческий век как будто бы удлинился. Это-то, конечно, к лучшему. Но обязательны ли возрастные «смещения» в литературе? Тут вроде бы есть объяснения и оправдания: надо, мол, узнать жизнь, ощутить движения и изломы судеб, а уж потом говорить о них. Однако стоит ли жить с опозданиями? И сегодня очевидно, что молодые прозаики, даже с житейским опытом, талантливые, зачастую следуют лишь «вдогонку» писателям старшим, повторяя или варьируя открытые теми ситуации и характеры. «Быть молодым, да поздним — вот беда…» — сказал поэт.
Юрий Козлов — из молодых, да ранних. Первый его роман «Изобретение велосипеда» увидел свет, когда автору было двадцать пять. До романа были — школа, институт, служба в армии на Чукотке. Потом он работал в «Пионере», «Юности», «Огоньке». Много ездил и летал. Ощущал страну во всём размахе её пространств и проблем. Но журналистские трудности и суета и по сей день не вызвали в нём пресыщения или усталости. По-прежнему тянут его Дальний Север, льды студёного океана, полярные экспедиции.
В силу особенностей натуры — так представляется мне — Юрий Козлов в прозе — лирик и романтик. И не случайно присутствие в его произведениях фантазёров и мечтателей. К приёму романтического преувеличения обращается он в рассказе «Небесный механик)».
Герои Юрия Козлова — чаще всего молодые люди. Даже в повести «Воздушный замок» для читателя более важными оказываются не соображения и чувства сорокалетнего архитектора Андрея Петрова, хотя и они существенны, а история юных лет героя, история становления его личности и его первой любви. В детских и юношеских поступках и решениях, отважных или компромиссных, честных или бесчестных, писатель ищет истоки взрослой жизни, истоки характеров и судеб. Герой повести Андрей живёт нынче неспокойно, неуютно, хотя ему кажется, что он своими логическими (порой и образно-логическими) построениями воздвиг для себя некий душевный замок, оградивший его от забот и волнений летящего времени. Это не так. Житейские обстоятельства то и дело теребят его душу. Приходит к нему потребность разобраться в самом себе, в своей жизни, чтобы снова обрести душевное равновесие. А может, и не обрести это душевное равновесие, а истребить и остатки его, чтобы отыскать новую жизненную позицию. И он вспоминает о своих школьных годах. Андрей — мальчишка книжный, фантазёр, создатель «воздушных замков» — столкнулся в ту пору с серьёзными обстоятельствами реальной жизни и спасовал перед ними. В тогдашних своих уступках, компромиссах, да и в предательстве ищет Андрей объяснения нынешнего своего одиночества и житейского обрыва. Взрослый Андрей суров к себе. Изменится или не изменится его жизнь, неизвестно. Но важно, что читатель присутствовал при исследовании его судьбы, судьбы поучительной.
Юрию Козлову, мне кажется, малоприятны люди инфантильные, пустые, готовые носить одежды с «чужого плеча», холодные люди, на кого трудно положиться в острых ситуациях и испытаниях. А ведь такими они могут стать с детства. Малоприятны ему и иные взрослые — они в повестях и рассказах Козлова как бы на втором плане — коли живут они фальшиво и равнодушно.
Впрочем, в своём толковании смысла повестей и рассказов Юрия Козлова я, наверное, допускаю упрощения. Писатель не склонен к назидательности.
В «Ледниковом периоде» он снова ведёт разговор о необходимости нравственного выбора, о необходимости поступка, об умении отстаивать самостоятельность и единственность своей личности. Причём такую самостоятельность, которая не ущемляла бы жизнь и интересы других людей, не приносила бы им бед (как в случае с летучей любовью Сани Андронова — «Свидетельство о расторжении брака»). То есть речь идёт об ответственности человека за свои поступки и свою жизнь перед самим собой, перед окружающими людьми, перед обществом. И тут нет скидок на возраст.
