Юрий Козлов - Воздушный замок
— По проспекту Вернадского, — ответил Саня. — И я совсем не опасен. Мне доверяют стеречь коляски…
— «По проспекту Вернадского»… — передразнила его Ольга. — Хочешь, познакомлю тебя с одной девушкой — это будет равносильно путешествию через пустыню Гоби….
— Я уже прошёл через пустыню Гоби… — грустно ответил Саня. — А вы даже не заметили…
— Почему? Ты загорел… — сказал Юрка.
— Это на даче.
— Но всё-таки согласись, что ты порядочная сволочь, — сказала Ольга.
— Дело не в этом, — ответил Саня. — Хотя, пожалуйста, считай меня сволочью.
— А в чём дело?
— Просто мы сами себя не знаем, — оказал Саня. — А страдают от этого другие люди.
— Главным образом те, которые имеют несчастье нас любить, да? — Ольга с интересом смотрела на Саню.
— Любовь можно сравнить с водоёмом, — усмехнулся Саня. — Вода до самого горизонта, а глубина по колено… Вот и вся любовь… Но пока в этот проклятый водоём не зайдёшь, какая глубина, не узнаешь…
— Ты стал резонёром… — заметила Ольга.
До отправления поезда оставалось три минуты.
— Рубите деревья, режьте фигуры! — обнял Саня Юрку и Ольгу.
— Ходи в наш двор, поглядывай за гаражом! — попросил Юрка.
— Ищи свой оазис, пустынник! — съязвила Ольга.
— Я теперь чувствую его, как аравийский верблюд… — ответил Саня. — И у меня такое чувство, что я… прошёл мимо…
— Пока, двугорбый! — хлопнул его по плечу Юрка.
Поезд тронулся, и Саня пошёл по перрону, и ветер подталкивал его в спину, и Саня задумался об исполинских архангельских соснах, из которых Ольга намеревалась резать фигуры, о том, как Юрка будет огромным топором валить эти сосны, вытирая пот со лба и играя мускулами, а Ольга будет стоять рядом, и в руках у неё будет резец (или чем там вырезают деревянные фигуры), и она будет ждать, пока дерево не распилят и не повезут на подводе в светлую северную избу, где Ольга будет работать день и ночь (в Архангельской области ночи белые), а Юрка будет ходить но окрестностям, ловить рыбу, глядеть на морского зверя. И придёт Саня к мысли, что это тоже модель семейного счастья, только для него, к сожалению, неподходящая.
С вокзала Саня поехал домой и увидел, что родители и Наташа вернулись с дачи. Они скорбно смотрели на Саню и молчали. А Саня зачем-то отправился в ванную, где долго и яростно мылся, потом растирался полотенцем до тех пор, пока кожа не начала гореть. А выйдя из ванной, Саня во всём чистом уселся за стол и попросил отца достать коньяк. Саня выпил рюмку в гордом одиночестве, и, глядя в окно на летнюю темнеющую улицу, он улыбнулся и вздохнул полной грудью, и в глубине этого вздоха прятался всхлип, совсем как в детстве, когда после наказания или после драки, после истеричных слёз и переживаний приходит этот вздох, означающий, что всё: что-то в жизни уже прошло, а что-то только началось.
1976 г.
Светильник
1
В центре маленького южного города много машин и людей. На перекрёстках машины с трудом пробиваются сквозь толпы, не реагирующие на цвета светофора.
Он шарахался от машин, его толкали со всех сторон, и перекрёсток казался ему настоящим адом. Один в незнакомом городе с дурацким светильником в руках. Нелепо выглядел этот светильник в залитом солнцем городе.
Он вздрогнул и чуть не выронил светильник, когда почувствовал, что кто-то берёт его под руку.
— Так просто перейти улицу, а ты не можешь, — сказала она. Они стояли на другой стороне. Перед ними был памятник Фрунзе. Асфальт под ногами горячий и белый. Казалось, плюнь — и зашипит. — Теперь ступай, куда тебе надо… — И, словно забыв про него, пошла дальше.
Он догнал её около парфюмерного магазина. В витрине было зеркало. Она смотрелась в него и поправляла волосы. Рядом пристроился старик — местный житель. Он смотрел то на неё, то на себя в зеркале и вздыхал.
В городе ходили трамваи. Они тряслись, звенели и исчезали среди высоких зелёных деревьев. Деревья не распускали ветки во все стороны, а словно делали гимнастику — тянули руки вверх и не давали никакой тени.
— Светильник, — сказал он. — Купил вот… Внутри воск и разноцветные лампочки. Замечательная вещь… Правда, я ещё не видел, как он работает…
Во всём городе он один был в кожаном пиджаке и в толстых мятых брюках.
— Я помню, на Север ты как-то полетел в курточке с капюшоном, — сказал она.
— Хорошая была куртка, — засмеялся он. — Она треснула в Хатанге… Там было минус сорок.
— А сейчас тебе не жарко? — спросила она.
На ней были парусиновые шорты и голубая рубашка с простроченными карманами. Загорелое лицо, загорелые ноги.
— Ты выглядишь на десять лет моложе, — сказал он. — Ты — десятиклассница. Наверное, ходишь на танцы и за тобой все ухаживают?
Он сказал это так весело, что ей стало обидно.
На стеклянной двери парфюмерного магазина возникла картонная табличка «Обед».
— Ну вот… — расстроилась она. — А я хотела купить зубную пасту…
— Эй вы! — яростно затряс он стеклянную дверь. Картонная табличка запрыгала. — А ну открывайте!
— Прекрати, — сказала она. — Тебя никто не послушает.
— Что ты здесь делаешь? — вдруг спросил он.
— Купаюсь… Хожу на корт играть в теннис. Загораю. Катаюсь на яхте. — Она улыбнулась и внимательно следила за его лицом в зеркале.
— Вместе с этим бородатым кретином?
— А ты? Зачем ты здесь? — спросила она. — Кто тебе сказал, что я в этом городе?
— Я приехал писать очерк о дельфинах, — засмеялся он. — Познакомь меня с симпатичным разумным дельфином… Только желательно, чтобы он был без бороды… Кстати, куда ты сейчас пойдёшь?
— К друзьям. Мы будем сидеть на террасе, а потом вернёмся на пляж. А почему тебя это волнует?
— Ясно… К друзьям-десятиклассникам. Этот кретин не может жить без дурацких компаний.
— Хватит, — сказала она. — Я от тебя устала.
— Устала? А если я подарю тебе светильник?
— Никогда не видела ничего более безвкусного. Я его выброшу в урну или отдам сторожу на пляже. Ты живёшь в гостинице?
— В гостинице, — погладил он светильник. — Нет, я увезу его с собой…
— Забудь его в номере.
Она посмотрела на часы:
— Мне пора.
Он привёз ей их из Италии, эти красивые японские часы с необыкновенным циферблатом. Первое время она даже спать ложилась с часами на руке. Ночью они тикали и светились.
— До свиданья, — сказал он.
Она в последний раз посмотрелась в зеркало, поправила волосы.
— Я живу в гостинице «Центральная», номер триста двадцать один, — сказал он ей в спину.
2
Её друг полулежал в шезлонге. Бородатое лицо излучало в пустоту спокойствие и силу. Он обнял её и притянул к себе.
— Я милую узнаю но походке… — сказал он. — Брр! Какая ты холодная… Ты каталась на айсберге?
— Где остальные? — спросила она.
— Купаются. А я, — он зевнул, — я почему-то заснул…
Она погладила его по плечам.
— А ведь когда-нибудь ты станешь старым-старым… — зашептала она, — и никому не нужным… Или даже не совсем старым, но всё равно никому не нужным…
— Я не успею, — уверенно сказал он. — Я умру в расцвете сил и здоровья.
По террасе прыгали солнечные зайчики. Один из них устроился на его бородатом лице и предательски высветил седой волос.
— Просто совсем даже не нужным… — повторила она. С террасы было видно море. Перегревшееся эа день солнце постреливало в окна красными неяркими лучами. Белый домик великого писателя на холме вдруг стал розовым. Крыши, виноградники, дорога — всё неуловимо менялось перед закатом. И даже она сама и её друг, полулежащий в шезлонге. Она подняла книгу, валявшуюся на полу. «Взгляни на дом свой, ангел!» — прочитала она.
— Почему ты сегодня так странно разговариваешь? — приподнялся он.
— Просто сегодня я решила взглянуть на свой дом, — сказала она.
— Ну и что ты там увидела?
— Человека, с которым мне никогда не было скучно…
— Это намёк?
Она пожала плечами.
3
Он пришёл в гостиницу и повалился на кровать. Материал был собран, оставалось только сесть за письменный стол и изложить его художественно, с выводами и размышлениями, картинами природы и психологическими портретами. А ему вместо этого хотелось пойти в ресторан и налиться…
Он поднял трубку и набрал восьмёрку.
— Как позвонить в Москву? — спросил он.
Ему ответили, и он назвал номер. Потом зажёг светильник. В светлой комнате было сначала незаметно, что он горит. «Не трясти, не наклонять, оберегать от мороза, набок не класть». «А я клал его набок в трамвае, — вспомнил он, и ему стало жалко светильник. — И наклонял тоже, и тряс… Вот только от мороза сберёг — не поставил в холодильник…» Далее в инструкции говорилось: «При включении лампы в сеть через 40–60 минут от тепла, выделяемого электрической лампочкой, воскообразное вещество расплавляется, поднимается вверх, охлаждается и опускается вниз». «Вот и всё, — подумал он. — Я включил лампочку, теперь будем ждать, когда нагреется воскообразное вещество… Теперь этот цветной осьминог мне понятен…»
