Юрий Вяземский - Если столкнешься с собой... (сборник)
Да, накладка, – растерянно посмотрел на меня Дмитрий Андреевич. – Но, честное слово, в тот момент я подумал, что Том специально так устроил, чтобы она появилась, в качестве последней точки, что ли… Поэтому я очень удивился, когда девочка вдруг подошла к Стасу и ударила его ножом.
До этого она неподвижно стояла на пороге и молча разглядывала находившихся в помещении, медленно переводя взгляд с одной фигуры на другую. Лицо ее не выражало ничего, кроме какой-то нервной сосредоточенности.
Потом медленно двинулась к отцу, но, поравнявшись со Стасом, вдруг стремительно повернулась к нему и, выхватив из-за спины нож, ударила им Стаса, стараясь попасть как можно выше.
Нож у нее был столовый, гибкий, с закругленным концом, так что, окажись он в руках даже взрослого человека, он бы не причинил Стасу вреда; разве что синяк оставил бы. Но девочка вложила в этот удар все свои силы.
Стас не пошевелился, смотрел на девочку с изумлением и горечью, а та выронила ножик, отскочила назад и, сжав кулаки, зашептала, дергая головой, шмыгая носом и стуча зубами в перерыве между фразами:
– Я сама вас убью!.. Я вам папу не отдам!.. Вы – мерзости… самые вонючие… Вы!..
Слов ей не хватило, и тогда она снова кинулась к Стасу, зубами вцепившись ему в ногу. Стас коротко простонал, закусил губу, зажмурился, но не пошевелился.
Никто из друзей не посмел прийти ему на помощь.
И тут вмешался отец девочки. Он вскочил с пола с проворством, удивительным в его положении, подбежал к дочери и оторвал ее от Стаса. Прижав девочку к себе, он попятился назад, пока не уперся спиной в стену.
– Анечка, милая! Ради бога! Умоляю тебя! Я клянусь! Я с ума сойду! – бессвязно бормотал он, прижимая к себе девочку и в ужасе глядя на Тома.
Девочка обхватила его руками за шею, плакала навзрыд и, когда отец замолкал, выкрикивала с ненавистью и ужасом:
– Я тебя никому не дам убивать! Я сама их убью! Пускай они и меня убьют!
Когда она замолкала, начинал отец, и их голоса как бы переливались один в другой:
– Анечка, ради бога. Я стану другим. Вот увидишь…
– Это она их подговорила! Я слышала, как она просила убить тебя! Я ее ненавижу!..
– Деточка, я никогда больше не буду. Клянусь тебе. Последний раз в жизни клянусь…
– Я тебя целую ночь искала! Я думала, тебя уже убили! Я никому тебя не отдам!
– Анечка, золотце, боже мой…
Они никак не могли остановиться.
Первым не выдержал Зиленский и вышел в открытую дверь.
За ним вышел Стас.
За ним – Дима.
Том вышел последним.
– Теперь я, кажется, все вам рассказал, – усмехнулся Дмитрий Андреевич. – Мы, между прочим, целую неделю его ждали. И каждое утро проводили спортивную разминку, а вечером собирались у эстрадки в полной боевой готовности. Лично я был уверен, что Том рано или поздно объявится.
– Том больше не придет, – сказал Стас, когда они завершили пробежку вокруг прудика и собирались перейти к упражнениям.
– Опять ты за свое! – недовольно поморщился Зиленский. – Не слушай его, Дмитрий. Стас у нас натура нервическая, мнительная.
– Он не вернется. Он больше никогда не вернется, – упрямо повторил Стас.
– Димка, полезай на сцену! Сегодня твоя очередь проводить разминку! – скомандовал Зиленский.
– Я видел его вчера вечером. Он сам пришел ко мне в общежитие… Все! Это – конец! – сказал Стас, присев на край эстрадки, сцепив руки перед грудью и с силой вдавливая их одна в другую, так что все его огромное тело задрожало от напряжения.
– Что за черт? – спросил Зиленский.
– … отвечал на наши вопросы, но головы ни разу не поднял, сидел и вдавливал ладонь в ладонь… Есть такое упражнение в культуризме. Задерживаете дыхание, постепенно напрягая мышцы, пока в глазах не потемнеет, – пояснил Дмитрий Андреевич.
В кухне общежития Стас жарил яичницу, когда вошел один из его сожителей и сообщил:
– Там внизу тебя какой-то «чайник» спрашивает. Я ему говорю: поднимайся наверх, в семнадцатую комнату. А он: спасибо, товарищ, я лучше здесь подожду, а вы его позовите, пожалуйста. Нашел себе чувака бегать по этажам!
У Стаса тут же мелькнула догадка, но он, точно из суеверия, точно предчувствуя разочарование и желая отсрочить его, сначала дожарил яичницу, потом отнес сковороду к себе в комнату и лишь затем не спеша спустился по лестнице на первый этаж.
В первый момент он не узнал Тома. Перед ним стоял какой-то незнакомый юноша в цветастой ковбойке, в светлых спортивных брюках и темных дамских очках в перламутровой оправе.
– Стас нас уверял, что, как только он увидел Тома в ковбойке и в черных очках, он, дескать, сразу же понял, что все кончено, – усмехнулся Мезенцев.
– Давай прогуляемся, – приказал Том.
Они вышли со двора общежития и пошли по улице. Том молчал, а Стас не знал, как начать разговор.
Они прошли молча несколько кварталов, и тут Стас наконец отважился:
– А мы каждое утро проводим разминку, – сообщил он Тому.
Том не ответил, и тогда Стас добавил:
– Олег говорит, что мы должны не поддаваться панике и ждать тебя в хорошей спортивной форме.
Том продолжал молчать, а Стас уже отчаялся на крайность:
– Знаешь, Том, а наш пьяница добровольно лег на лечение. Представляешь, сам пошел к врачам… Олег говорит, что проверил.
Том вдруг остановился и, повернувшись к Стасу, взял его за рукав.
– Прости меня, Стас. Ведь я перед тобой больше всего виноват. Потому что тебе хуже, чем им, – сказал он. Голос его ничего не выражал, а глаз Тома Стас не видел и поэтому не мог определить, шутит Том или говорит серьезно.
– Нам всем без тебя, честно говоря, плохо, – улыбнулся Стас, склонившись в сторону шутки.
Они стояли посреди тротуара. Вид у них был такой, точно Стас хочет уйти, а Том держит его за рукав и не пускает.
– Понимаешь, Стас, – продолжал Том, – я сам вас втравил в это дело. А теперь вижу: что-то я неправильно рассчитал.
– Почему неправильно, Том? – виновато опустил глаза Стас. – Конечно, эта девочка… Но ведь все так удачно кончилось! Лучше не придумаешь!.. Знаешь, Том, будь я на месте этой девочки…
– Да при чем здесь девчонка? – рассердился вдруг Том. Он отпустил Стаса и зачем-то посмотрел на часы. – Нет, Стас, дело здесь не в девочке, – вслед за этим спокойно произнес он. – Говорю тебе, я не рассчитал с самого начала. Мне казалось, что все мы делаем правильно, что другого пути у нас нет… А теперь, значит, вижу: нет, надо кончать, пока не поздно. Пока еще можем заметить. Ведь скоро и замечать не будем. Будем уверены, что мы правы, мы справедливы, а девочки, дескать, в таких делах неизбежны.
– Я тебя не понимаю, Том. Ведь девочке этой только лучше стало.
– Да, девочке стало лучше. И если бы ты был на ее месте… – задумчиво повторил Том, – Видишь, даже ты не понимаешь! Уже сейчас не понимаешь!.. В общем, передай Олегу, что его римское право, к сожалению, пока победило.
– При чем здесь римское право? Бред какой-то! – возмутился Зиленский. – Он просто струсил! Неужели непонятно! Трус он последний, этот Том! А ведь как лихо начал! Каким одержимым борцом за прекрасную идею перед нами выступал! С этой самой эстрадки! А как дошло до мало-мальски серьезных вещей – сразу в кусты. Девочек, видите ли, испугался, слезки их решил щадить, которых, дескать, никакой прогресс не стоит!
Стас разжал руки, опустил их на колени и посмотрел на Зиленского.
– Если ты скажешь еще одно слово про Тома, я… Я тебе шею сверну, – неожиданно заявил он.
Зиленский удивленно покосился на Стаса, обиженно дернул головой и полез в карман за пилочкой.
– Я его тоже не понял, – чуть погодя начал Стас таким тоном, словно оправдывался перед Олегом. – Но нельзя же сразу обвинять человека. Надо постараться понять его… Ведь если мы не поймем, что он хотел сказать…
– Тогда, выходит, что мы зря старались? – спросил Стас у Тома.
– Ну почему же зря, – улыбнулся тот. – Ведь цель, которую мы перед собой ставили, была правильной. И если ее вообще не ставить… Но сейчас надо найти в себе силы остановиться и начать сначала.
– Ну так давай! Давай начнем все сначала, Том! – обрадовался Стас.
Но Том не разделил его радости.
– А ты знаешь, где это начало? – сердито спросил он. – Нет? Ну и я не знаю!
Том снова посмотрел на часы, повернулся и пошел по улице. Стас направился было следом, но Том остановился, обернулся к Стасу и сказал строго:
– А ведь ты не был на месте этой девочки, Стас!
Стас тоже остановился и стоял на месте до тех пор, пока Том не дошел до перекрестка и, завернув за угол, не скрылся из виду.
– Концовка как в дешевом романе. Ему бы после таких слов не за угол сворачивать, а прыгнуть на ходу в трамвай или в автобус. А еще лучше – взять и раствориться в воздухе. А? – язвительно заметил Дмитрий Андреевич. – Но Стас уверял нас, что именно такими были его последние слова и что, дескать, именно за угол завернул… Зиленский, когда уже уходили, вдруг торжественно объявил нам, что, мол, и без Тома будем продолжать начатое нами дело. Тем самым как бы перенял руководство. Но с тех пор, однако, возле эстрадки не показывался… А мы со Стасом еще несколько раз бегали по утрам вокруг прудика, делали упражнения. Но скоро и мы расстались.
