Нагиб Махфуз - Избранное
— Но сегодня в пустыне очень жарко!
— Поэтому я и хочу немного отдохнуть в тени скалы, — с улыбкой проговорила Сакина.
Они сели рядышком там, где лежал посох Касема, и Сакина продолжила разговор:
— Вчера, когда ты спас честь улицы, я поняла, что твоя мать молилась за тебя перед смертью.
— А ты не хочешь помолиться за меня? — улыбнулся Касем.
Сакина лукаво подмигнула.
— За таких, как ты, молятся благородные женщины.
— Кому нужен пастух?!
— Пути Господни неисповедимы! А ты сейчас сравнялся с футуввами, не пролив ни капли крови.
— Клянусь, твоя речь слаще меда!
Подняв на юношу свои выцветшие глаза, женщина спросила:
— Хочешь, я укажу тебе путь?
— Да! — взволнованно проговорил Касем.
— Попытай счастья, посватайся к нашей госпоже! Касем не поверил своим ушам.
— О ком ты говоришь, Сакина?
— Не притворяйся, что не знаешь! В нашем квартале только одна госпожа.
— Госпожа Камар?!
— А кто же еще?
Дрожащим голосом Касем проговорил:
— Ее муж был знатным человеком, а я всего лишь пастух.
— Но если судьба улыбнется, ее улыбка осветит все вокруг.
— А ее не разгневает мое сватовство?
Поднимаясь с места, Сакина наставительно проговорила:
— Никто не знает, что обрадует женщину, а что рассердит. Положись на Аллаха! Ну, будь здоров!
Касем поднял голову к небу и зажмурил глаза, как в сладком сне.
68.
Сидя после ужина вокруг еще не убранной таблийи, дядюшка Закария, его жена и сын Хасан в замешательстве смотрели на Касема. Качая головой, Закария говорил:
— Ты плетешь какую–то несусветицу. Я всегда считал тебя человеком умным и достойным, несмотря на бедность. Неужели у тебя помутился рассудок?
Жена Закарии во все глаза разглядывала юношу, любопытствуя узнать, что же произошло.
— Со мной разговаривала ее служанка, и разговор этот подал мне надежду, — объяснил Касем.
— Служанка?! — вырвалось у тетки, которая глазами умоляла Касема продолжать.
Дядюшка растерянно усмехнулся и недоверчиво заметил:
— Быть может, ты ее не так понял?
Касем ровным голосом, скрывавшим волнение, ответил:
— Я понял правильно, дядя! Тут тетка не выдержала:
— Так оно и есть! Если служанка сказала, значит, и госпожа говорила.
— Наш Касем — всем мужчинам мужчина! воскликнул Хасан, гордясь любимым братом.
А Закария, качая головой, бормотал себе под нос: «Вот тебе и «Горячий батат!»
— Но у тебя нет ни миллима! — обратился он к Касему.
— Но он пасет ее овцу, возразила жена, так что ей должно быть об этом известно. — И засмеявшись, добавила: — Дай слово, Касем, что в погоне за счастьем ты не принесешь в жертву овец.
— Бакалейщик Увейс приходится дядей госпоже Камар, — в раздумье проговорил Хасан. Он самый богатый человек в нашем квартале и станет нашим родственником, как и Саварис. Чего еще можно желать?!
— Госпожа Камар через ее покойного мужа состоит в родстве с Аминой — ханум, женой управляющего, — вспомнила его мать.
— Это только осложняет дело, — забеспокоился Касем. Вдруг дядюшка Закария, поняв, что сулит его семье столь высокое родство, с неожиданной решимостью заявил: — Ты, Касем, так же разумен, как в тот день, когда обокрали обойщика. Ты смелый и мудрый человек. Мы вместе пойдем к госпоже узнать ее мнение, а потом уж навестим Увейса. Если же мы сначала заговорим об этом деле с ним, он отправит нас в больницу для умалишенных! Так они и поступили. Поэтому через несколько дней бакалейщик Увейс, беспокойно теребя густые усы, сидел в гостиной Камар и ожидал, когда она наконец выйдет. Она появилась, одетая в скромное платье, с темным платком на голове. Вежливо поздоровавшись с дядей, села. В глазах ее были написаны спокойствие и решимость.
— Я ничего не могу понять, доченька, — начал Увейс, — вчера ты отказала управителю моих дел Мурси под предлогом, что он тебе неровня, а сегодня выбираешь простого пастуха!
Щеки Камар зарделись от смущения, но она сказала:
— Он бедный человек, дядя, это верно, но, спроси любого в нашем квартале, все скажут, что он честен и добр.
— Правильно, и слуга может быть честным и добрым, но равенство в браке — совсем другое дело.
— Тогда покажи мне хоть одного человека, который был бы так же воспитан, как он! Или хотя бы одного, кто не похвалялся бы своим жульничеством, подлостью, жестокостью?!
Увейс чуть было не дал волю гневу, но вовремя вспомнил, что разговаривает не просто с дочерью своего брата, но с женщиной, чьи немалые капиталы вложены в его торговые дела. Поэтому он проговорил умоляюще:
— Камар, если бы ты захотела, я выдал бы тебя за любого из футувв нашей улицы. Сам Лахита был бы рад иметь тебя одной из своих жен!
— Не люблю я футувв! Мне не нравятся такие люди! Мой отец, как и ты, был добрым человеком, но он был суров с теми, кто жил нечестно, и я унаследовала его нелюбовь к ним. А Касем — воспитанный человек. Ему не хватает лишь денег, зато у меня их достаточно!
Увейс вздохнул, затем окинул Камар долгим взглядом и сказал, делая последнюю попытку:
— Аминаханум, жена управляющего, просила сказать тебе, чтобы ты опомнилась, пока не поздно. Она не хочет, чтобы ты совершила поступок, который сделает тебя притчей во языцех всей улицы.
— Меня не касаются приказы ханум, — с горячностью воскликнула Камар, — она, наверное, не знает, кого на нашей улице поступки их уже сделали притчей во языцех!
— О дочь моего брата! Она желает сохранить твою честь!
— Дядя! Не верь, что она заботится или хотя бы помнит о нас. Прошло уже десять лет после смерти мужа, а она ни разу не спросила обо мне!
Явно смущенный этими словами, Увейс запнулся, но все же продолжал:
— Она говорит еще, что неразумно женщине выходить замуж за мужчину, который неровня ей, да к тому же посещает ее дом, хотя бы и по делу. Лицо Камар побелело от гнева.
— Пусть у нее отсохнет язык! Я родилась, выросла, вышла замуж и овдовела на этой улице. Меня тут все знают, и репутация моя безупречна!
— Конечно, доченька, конечно! Аминаханум лишь предостерегала, что так могут сказать.
— Оставим ханум в покое, дядя! К чему портить из–за нее нервы? Я сообщила тебе, поскольку ты мой дядя, что я решила стать женой Касема. И хочу, чтобы этот брак совершился с твоего одобрения и в твоем присутствии.
Увейс помолчал, размышляя. Ему нечего было возразить, а сердить ее ему не хотелось из боязни, что Камар изымет свой капитал из его торговли. Поэтому он глядел себе под ноги в смущении и печали. Открыл было рот, собираясь что — то сказать, но так и не произнес ничего внятного. А Камар продолжала смотреть на него с непоколебимой решимостью.
69.
Дядюшка Закария одолжил своему племяннику несколько фунтов, чтобы тот смог купить необходимое к свадьбе. При этом он сказал:
— Я бы дал тебе больше, если бы мог, ведь твой отец, мой родной брат, очень помог мне в день свадьбы.
На полученные деньги Касем купил себе новую галабею и белье, ярко расшитую головную повязку, желтые сапоги, бамбуковую трость и хорошего нюхательного табаку. Рано утром, в день свадьбы, Касем отправился в баню, где он сначала парился и нырял в бассейн, потом отдал себя в руки массажиста, снова парился и мылся, после чего отдыхал в комнате для раздевания, пил чай и мечтал о близком счастье.
Камар взяла на себя подготовку к свадьбе: на крыше своего дома с помощью приглашенной ею женщины, имевшей большой опыт в устройстве свадеб, она приготовила все для приема гостей и пригласила также искусного повара. Во дворе был раскинут шатер, где перед приглашенными должен был выступать певец.
На свадьбу пришли родные и друзья Касема и жители его квартала во главе с муаллимом Саварисом. И началось веселье. Из рук в руки передавались стаканы с пивом и кальяны, число которых достигало двадцати, так что через некоторое время густое облако ароматного дыма окутало всех присутствующих. Слышались здравицы в честь новобрачных, раздавался смех, звучали веселые голоса.
Дядюшка Закария, которому вино ударило в голову, расхвастался:
— Наша семья благородная, она принадлежит к древнему роду!
Увейс, сидевший между Закарией и Саварисом, подавил гнев и хмуро сказал:
— Хватит с вас родства с муаллимом Саварисом! В ответ Закария громко крикнул:
— Да здравствует муаллим Саварис!
Оркестр, состоявший из скрипки, цитры, свирели и лютни, тотчас сыграл величальную Саварису, который расплылся в улыбке и помахал рукой. Раньше футувва досадовал на то, что Закария хвастается далеким родством с ним, но, когда узнал о женитьбе Касема на Камар, изменил свое отношение, хотя в глубине души решил, что все равно не освободит Касема от подати.
