Мы Бреннаны - Лендж Трейси

– Будем надеяться, теперь тебе легче будет… – Он пожал плечами. – Теперь ты можешь двигаться дальше.

Двигаться дальше. Словно ей дорогу перегородил бугорок, и, стоит его переехать, как весь ночной кошмар разом поблекнет, пока не исчезнет.

– Так что ты теперь собираешься делать? – спросил он.

– Сейчас я нанимаю еще одного бухгалтера для паба, чтобы можно было устроиться на работу и найти свое собственное место. Мы с Джеки работаем над детской книжкой. И я поступаю в магистратуру.

– Звучит замечательно.

И для нее тоже это звучало замечательно. Только еще и неполно.

Майкл подался вперед над столиком, вертя в пальцах картонный стаканчик с кофе.

– Уверен, Санди, тебе потребуется время. Но когда ты будешь готова, я хотел бы вновь с тобой встретиться. – Лицо у нее запылало, и она не знала, что сказать. Какая ж она неумеха в этом! – И не в качестве твоего адвоката. – Он засмеялся, и смех несколько снял напряжение. Улыбка с губ перешла к его глазам – честным и добрым.

– Спасибо тебе, Майкл. За все.

Вскоре после этого она попрощалась с ним, и трудно было понять, как общаться с ним дальше. Она была польщена, но боялась сказать что-нибудь не так, внушить надежду или подать неправильный сигнал. Впрочем, шагая домой, она думала о нем. Майкл был прекрасный парень, умный и успешный. Хотя если разобраться, на самом деле она его не знала. И он (помимо ее мрачной болезненной тайны) на самом деле ее не знал.

Она еще не завершила спор с самой собой по поводу новых романтических отношений с кем-то, никак не вовлеченным во всю эту историю. Ведь она уже потратила годы, испытывая на себе вариант «свежего начала», и закончилось это прискорбно. Все это время она желала вернуться к людям, которые знали ее лучше всего. В жизни она не делала ничего более жестокого и омерзительного, чем предательство семьи. Можно идти, милочка, – пожилая леди легонько толкнула ее локтем на перекрестке, потому что Санди продолжала стоять перед светофором, хотя на нем уже зажегся зеленый.

Перейдя улицу, она повернула к Холлис-Парку, нашла лавочку у пруда, села и заставила себя погрузиться в постыдные воспоминания.

Поначалу, когда Кейл вернулся из Ирландии, счастье видеть его было до того огромно, что она убедила себя, что сможет относиться к той ночи как к жуткому кошмару, который постепенно отпустит ее, пока вовсе не потеряет над ней власть. Она выторговала время «гриппом», а потом кошмар легко было прятать в хаосе свадебных приготовлений. Увы, ужас не блекнул, совсем наоборот. Случившееся с ней в ту ночь наводнило все мысли настолько, что стало почти невозможно уделять внимание обычным каждодневным делам. А с отъездом Денни на нее перекладывалось все больше и больше обязанностей. Ей не елось, не спалось, она выпадала из всего, что происходило вокруг, стала дерганной, колкой. Кейл пускался во все тяжкие, но она просила дать ей простор и не маячить за спиной, причем такими словами и таким тоном, каких он прежде от нее не слышал. Она не знала, как еще управляться с чувствами. И чем дольше это продолжалось, тем больше ненависти она испытывала к себе.

Когда Джеки пригрозил открыть правду, Санди предпочла рассказать обо всем человеку, с которым ей было труднее всего в жизни – так она боялась реакции других членов семьи. Вот она и усадила мать за кухонный стол, когда дома никого не было, и рассказала ей, что произошло.

– Что ты имеешь в виду, говоря «мужчина свершил насилие против меня»?

– Он затащил меня и… я пришла в себя в его комнате много часов спустя.

Мать ее после химиотерапии свои жесткие каштановые волосы стригла под мелкий ежик, и у нее была тревожная привычка щипать волоски у шеи.

– Затащил тебя? Ты хотя бы помнишь, что было потом?

– Не много. Зато я знаю, что он сделал. – Мать прищурила глаза: то ли вопрос, то ли сомнение. – Мам, на мне не было одежды, когда я очнулась, и я сообразила, что случилось. Я это чувствовала…

Мать отвернулась и резко махнула рукой, обрывая ее. Повернувшись обратно, она бегло ее оглядела и спросила: – С тобой все в порядке? – Но в вопросе не чувствовалась забота о болях телесных и душевных. Скорее, мать волновала возможность венерического заболевания или она старалась на глаз определить, не беременна ли дочь.

– Все окей. В то утро я была в больнице. – О Джеки она не упомянула.

– Иисусе, Мария и Иосиф. Больница? Ты подала заявление?

– Нет. Не хотела. И потом, я узнала, что он сразу после этого уехал из города.

– Кто? Кто это был?

Санди замялась, страшась фразы «я же тебе говорила»: «порядочные девочки не ходят пить спиртное в барах», – ей захотелось отмотать время на пять минут назад и прекратить разговор, пока он не начался.

– Это был бармен из «Жестяной дудочки». Звали его Уэлш. – Никогда Санди не забудет, что стало с матерью в тот миг, как ее бледное лицо побелело, став почти серым. Было похоже, что она узнала имя. – По-моему, его отец мог когда-то работать на нашего отца.

Мать вскочила со стула, уперев один кулак в бедро.

– Ты рассказывала еще кому-нибудь?

– Нет, но, может, должна. Я творю все больше глупостей, особенно с Кейлом…

– Нет-нет, ты правильно поступила. Какая от этого сейчас была бы польза? – Мать вскинула руку. – У тебя нет уверенности даже в том, что ты творила той ночью. Ты пила и не помнишь, что произошло. Он уехал, какой смысл? – Глаза ее буравили Санди. – Ты же знаешь, отцу надо следить за давлением. Не приведи бог, он узнает. Или твои братья, или Кейл. Никто из них не успокоится, пока не отыщет его. – Мать перекрестилась, отгоняя эту мысль. – И потом, шила в мешке не утаишь, такое наружу выползет. И тебе известно, как это случается, пойдут толки – зачем ты в такое место пошла, много ли ты выпила. – Мать покачала головой. – Пятно легло бы на душу семьи.

Что правда, то правда: уверенности в том, что творилось той ночью, у Санди не было. Ни за что и никогда она не подумала бы приблизиться к Билли Уэлшу, но не было в ее памяти ни крика «нет!», ни попыток убежать, ни старания отбиться.

– У меня такое ощущение, будто я все время вру всем и каждому.

– Ты совершенно права. Это касается только тебя. – Мать постучала пальцем по столу. – Попомни мои слова. Если расскажешь Кейлу, он уже никогда на тебя по-прежнему смотреть не станет.

Если окончательное решение Санди уехать свелось к одному моменту, то им был этот. Ей нельзя рассказывать семье. Нельзя рассказывать Кейлу. Но и сдержаться, если бы она осталась, ей тоже было нельзя.

Когда Санди упомянула про Калифорнию, мать предложила оплатить ей билет на самолет.

Шесть лет спустя все встало на свои места. Судя по тому, как восприняла ее мать имя Уэлша, она скорее всего знала об увлечении отца и не желала скандала. Не желала, чтобы люди знали, что ее муж изменяет ей с матерью, а ее дочь изнасилована сыном. Мир требовал от Мавры Бреннан слишком многого, и она была к этому не готова. Вместо этого она замкнулась в себе, отгородилась ото всего, даже от своей семьи.

Какова мать – такова и дочь.

По всему парку гуляли спокойные люди. Родители с детьми, несколько бегунов и те, кто вышел выгулять собак. Стоял один из первых теплых дней в году. Санди подняла лицо навстречу теплу.

Впрочем, она отвлеклась, отогнав мысли о самом мучительном. Утро ее отъезда.

Вечером за ужином накануне вылета она сообщила Кейлу и семье, что получила неожиданное предложение из Лос-Анджелеса поработать составителем контента для блогов и интернет-сайтов. Сидевшие за столом прекратили есть, опустили приборы, пока она продолжала расписывать, какая возможность открывается перед ней благодаря удачно составленному резюме.

Помнится, как подгоняла она слова, стараясь вдохнуть в них взволнованность, желая, чтобы все они хотя бы вняли тому, что она говорит.

Через некоторое время Денни повернулся к Кейлу:

– Ты про это знал?

Кейл, казавшийся более смиренным, нежели пораженным, отрицательно помотал головой.