Таня Валько - Арабская дочь
— Szuf, mar’a![68] — Какой-то вшивый тип всовывает в машину свою голову, обвитую грязной тряпкой, из-под которой поблескивают его бешеные глаза.
Марыся сжимается еще больше, но другой бандит открывает дверь с ее стороны и, словно перышко, выбрасывает девушку из машины.
— Chalas, ja achi, chalas![69] — На красивом гнедом коне к ним подъезжает мужчина в черной развевающейся одежде, с покрытой головой, но открытым лицом.
— Jekwi! — успокаивает он с десяток своих подручных. — Они нам нужны для более важных дел, а не для того, чтобы сразу их убить! — кричит он хрипло. — Вы, собаки, вы, сыновья осла, слушайте меня!
Он соскакивает с коня, подбегает к группе арабов и обкладывает их матом.
Хамид поднимается с земли, чтобы подойти как можно ближе к Марысе, но, когда хочет стать на ноги, все бросаются к нему с визгом. В очередной раз главарь ставит их на место.
— Вы поедете с нами, господа, — говорит предводитель банды. — Вы нам нужны, и если все пойдет так, как надо, завтра поедете своей дорогой.
— Это нападение, похищение, ты — сын вшивой верблюдицы! — Хамид распрямляет избитую спину и гордо смотрит бандиту в глаза. — Не знаешь, с кем имеешь дело!
— Это ты, молодчик, не знаешь, сколько знаю я. — Высокий, крепко сбитый мужчина подскакивает к стройному красавцу и хватает его за горло. — Связать их, вижу, что по-хорошему не пойдет!
Со связанными руками и ногами их вбрасывают в багажник собственного «Ленд-Крузера». За руль садится вождь похитителей. Начинается поездка в незнаемое, а сумрак все сгущается. Схваченные даже не пробуют поднять голову, вокруг слышны только голоса бедуинов, ни одного мотора других машин.
— Куда эти дебилы подевались? — шепчет Хамид Марысе. — Я им ноги из задницы повырываю!
— На том свете это будет тяжело сделать, — отвечает девушка, чувствуя боль в разбитой коленной чашечке.
— Эти типы чего-то хотят. Если бы они намеревались убить нас, то ни меня, ни тебя уже не было бы в живых, — с присущей ему логичностью рассуждает молодой человек.
— У нас есть надежда. А может, это один из твоих сюрпризов или аттракционов, которые ты для меня приготовил? — злорадно усмехается она.
— Ты опять за свое?
Автомобиль останавливается через добрых полчаса. Пара, вся в синяках, видит свет, прорезающий черноту пустынной ночи. Снаружи автомобиля начинается суматоха. У похищенных душа ушла в пятки, они поняли, что их сейчас ожидает. Самосуд, страшная, мучительная смерть в пытках, насилие, забрасывание камнями, четвертование или все же гуманное отсечение головы перед камерой? Их довольно аккуратно вытягивают из багажника и ставят на мелкий песок. Пленники с удивлением осматриваются вокруг. В сумраке молодые видят контуры высоких гор, дальше — очертания палаток, глиняных домов и старый каменный колодец. Они чувствуют вонь животных в загоне, слышат блеяние овец, коз и звуки, издаваемые верблюдами. Кто-то наклоняется и развязывает им руки и ноги, потом их подталкивают к центру поселения.Там стоит крепкий кирпичный дом, из дверей и окон которого льется в ночую тьму теплый желтый свет.
— Приветствую вас, господин бен Ладен. — Напротив входа, на подушках, покуривая арабский кальян, сидит морщинистый мужчина. — Как дела? Как семья? — задает он классические приветственные арабские вопросы, как если бы говорил не с похищенными им же людьми, а с наилучшими друзьями или семьей, которую долго не видел.
— Спасибо, хорошо, — отвечает Хамид, принимая игру, так как чувствует, что на кону их жизнь. — А как ваше здоровье, ja szejch?[70] — вежливо осведомляется он, склоняя перед стариком голову. — Как жизнь, как дела, как торговля, выпас?..
— Szukran dżazilan, ja walad[71].
— Прошу садиться. — Хозяин указывает на свободный матрас около него. — Наверное, вы хотите пить, голодны и измучены дорогой. Такова уж наша пустыня: негостеприимна для чужих, но для нас она как мать. Одна-единственная.
Он хлопает в ладоши, и по этому знаку юные девушки вносят в комнату кувшины с водой, соками и финиковым вином, полные миски дымящейся ароматной еды и корзины с горячим бедуинским хлебом.
— Что Аллах послал, — говорит старик, с удовольствием показывая на покрытый ковром пол у их ног, где поставили угощение.
В помещение входят еще трое мужчин, среди них известный уже главарь, владелец арабского коня, который доставил их сюда. Они садятся вокруг еды и начинают ее поглощать, беря ее собственными пальцами и плоскими хлебцами.
— Last supper, — шепчет Марыся мужу по-английски, а ее большие миндалевидные глаза наполнены жалостью и грустью.
— Сговариваетесь?! — Старик сразу настороживается, замыкается в себе и кладет руку на неразлучную джамбию.
— Ну что вы! — выкрикивает Хамид. — Моя жена, как сами видите, иностранка. Она сказала, что ей нужно воспользоваться туалетом и помыть руки. Женщина не хотела это произносить при всех мужчинах, так как она хорошая zołza[72].
— Ну, разве что так, — говорит бедуин и вздыхает с облегчением.
После этого небольшого инцидента прием длится почти два часа. В это время старший мужчина рассказывает о трудной жизни, ничтожном урожае в оазисе и пустыне, которая пожирает каждую пядь хорошей почвы. В конце, после пары стаканов финикового вина, молодоженам даже стало жаль его.
— Может, в твоем поместье нужна какая-либо помощь? — спрашивает наконец Хамид.
— Мы не побираемся! — молниеносно раздражается щепетильный рассказчик. — Мы не какие-нибудь нищеброды с улицы, мы — бедуины, соль этой земли.
— Ну конечно нет! — вскрикивает молодой ловкий саудовец. — Это Аллах направил мои стопы к вам, это его перст, а не моя милостыня! — говорит он, словно читает Коран, а уже пьяная Марыся с трудом контролирует себя, чтобы не засмеяться.
— Ты хорошо говоришь, мой друг! Слышал, Файсал, какого мудрого человека ты ко мне привез?! — Старик смеется беззубым ртом, наклоняется к родственнику и одновременно похлопывает Хамида по спине.
— Мы потом обговорим дела, а женщины пусть принесут чай и сладости.
Речь идет о банальной вещи, возможно, не такой уж дорогой, которой горожане не придают особого значения. Выяснилось, что это поместье и два других соседских нуждаются в емкости для сбора воды, иначе им придется умереть или они будут вынуждены покинуть семейное гнездо. А поскольку большинство из них местные, родившиеся в пустыне, то они не представляют себе жизни вне ее. Даже когда выпасают животных в другом, удаленном месте, эти люди знают, что им есть куда вернуться, что у них есть свой дом, который, собственно, и расположен в этом оазисе.
