Дэвид Гутерсон - Богоматерь лесов
— В это местечко, Чимайо, все же стоит съездить. Очень красивая дорога, думаю, Шэрон понравится, несмотря на проблемы с едой. Очень любопытное захолустье.
— Кстати, что ты там начал рассказывать насчет грязи?
— Люди привозят оттуда грязь в пластиковых пакетах, я тебе уже говорил. Там есть небольшой источник. Обычная дыра в земле. Так же, как из Лурда привозят воду, из Чимайо везут грязь. Потом люди мажут ею лицо, руки или что там еще и надеются на чудо. На чудесное исцеление. Как я уже говорил, Пайдж привезла немного для своего дядюшки из Манхэттена, который страдал от эмфиземы легких.
— И что же?
— Это не помогло. Он умер, а она чувствовала себя виноватой, потому что это она уговорила его попробовать с этой грязью. Хотя она ничего не обещала.
— В чем же она виновата? Она просто пыталась помочь.
— Я понимаю, но она относится к этому иначе.
— Она хороший человек.
— Я все время говорю ей об этом.
— Я тоже скажу.
— Непременно скажи. Будет неплохо, если она услышит это от кого-то кроме меня. Она очень нуждается в поддержке.
— Там, в земле, должно быть, огромная яма?
— Представь себе, нет. Я об этом спрашивал. Спрашивал у всех подряд, мне самому было любопытно. Как и тебе. Я думал, почему, несмотря на такое количество народу, грязь не иссякает. И я понял, что каждый день приходит человек и добавляет туда грязи.
— Как это?
— А вот так. Туда привозят грязь, священник читает молитву, и грязь готова к употреблению. Бог знает где ее берут, может быть, это навоз с молочной фермы. Не знаю. Все это… как бы это сказать… немного смешно. Нелепо. Не знаю, как ты относишься к этой истории с Девой Марией, но, по-моему, все это ерунда. Что нам еще остается! Я хочу сказать, что делать, если не смеяться, верно? Как ты считаешь?
— Смеяться или плакать.
— Точно.
— Зато по дороге мы заехали к моему брату.
— Глядишь, если повезет, заедете куда-нибудь еще.
— Возьмем еще по пиву, Уолли?
— Не откажусь.
— Вот и отлично, — сказал приятель Уолли.
Том подумал, что он с удовольствием вышвырнул бы их отсюда собственными руками. В этом не было ничего личного, но он знал, что это принесло бы ему облегчение. Взять этих болванов за шиворот и выставить за дверь без особой на то причины. Вместо того он залпом осушил кружку и решил, что пора бежать из этого болота. Весь вечер его томило вожделение. Ему хотелось швырнуть Тэмми Бакуолтер на стойку бара и показать ей, на что он способен, излить в нее весь заряд похоти, скопившейся в его чреслах, превратить ее в свою рабыню. «Я неудачник, — подумал он. — Можешь меня убить». На выходе он сказал:
— Я вернусь, Тэмми. Как только смогу.
— Можешь не торопиться, — ядовито ответила она. — И не забудь расплатиться за пиво.
В прачечной он переложил белое белье в сушильную машину и пошарил в карманах в поисках мелочи. Карманы были пусты, а разменный автомат как назло был сломан или просто опустошен паломниками. Куда провалился Ким? Почему, когда он нужен, его нет? Извивается вместе с Джабари, принимая позу «свернувшаяся кобра» или «камыш на ветру»? Почему этот корейский ублюдок не позаботился о мелочи? А сам дерет доллар за час сушки, хотя раньше это стоило всего семьдесят пять центов. Ему бы только вздувать цены, чертов хапуга. Может быть, корейцы научились этому у евреев? Может, пенджабцы тоже берут уроки у евреев? А ты знай выкладывай денежки. У кого хватит духу признаться, что он ведет счет мелочи? Том пересек улицу и зашел в «Эйч-Кей». Это заведение было более тесным и мрачным, чем «Большой трюм», а посетители в основном были высохшие алкаши, не понаслышке знакомые с белой горячкой, как на подбор сварливые и угрюмые. В свое время бар «Эйч-Кей» прославился в городе грандиозной дракой, она случилась четвертого июля семьдесят девятого года между бородатыми байкерами, что заехали в Норт-Форк случайно, и лесорубами, которым не понравилось, что байкеры нахально припарковались прямо на главной улице. Все началось с перебранки, а потом байкеры подожгли «додж», что стоял неподалеку. Тогда лесорубы перекрыли грузовиками все выезды с улицы и устроили настоящую бойню. С тех пор дела в «Эйч-Кей» шли все хуже и хуже, и заведение постепенно пришло в упадок, хотя на кассе до сих пор висела приклеенная кусочком липкой ленты фотография, с подписью, сделанной фломастером: «Как мы надрали им задницу».
— Мне нужна мелочь, — сказал Том бармену Бобу Хиллу, горькому пьянице со слезящимися глазами и красным лицом. — Монеты по двадцать пять центов, расплатиться с корейцами.
— Я завязал разменивать деньги для прачечной два часа назад. Эти отморозки вытряхнули из меня все до последней монетки.
— Верующие отморозки! — крикнул пропойца по имени Каннингем. — Они глотают мелочь, как облатки для причастия. И хлещут священное пиво.
— Мне нужно всего две монеты, — сказал Том.
— У меня нет ни одной, — покачал головой Боб Хилл. — Ни единой. Они забрали всё подчистую.
Он принялся вытирать стойку, и Том сказал:
— Господи, в этом городе стало просто некуда ткнуться.
Хилл прислонился к стене с полотенцем в руках и пожал плечами:
— Если они хотят выпить, ради бога, чем больше, тем лучше, добро пожаловать, выкладывайте денежки, но разменивать им деньги — увольте. Здесь им не банк.
— Святая вода! — рявкнул Каннингем. — Из-за нее они все заработают болотную лихорадку. Или глистов.
Безработные лесорубы у стойки и за столиками негромко переговаривались.
— Я поклоняюсь идолам, — сказал один. — Эй, одолжите пару монет по двадцать пять центов, — крикнул другой. — Черт возьми, Том, сядь и выпей! Не стой над душой, ты действуешь мне на нервы.
— От святой воды их всех проберет понос, а нам придется убирать с улиц их дерьмо.
— Помолчи, Каннингем! Кросс католик.
— Да пошли вы все! — сказал Том.
Он вышел на улицу. Перед прачечной какая-то женщина разменяла ему пару долларов. Густо наложенные тени для глаз придавали ее облику нечто трагическое и призрачное, вызывая мысль о покойниках. Тех, что поднимаются из могил. Может быть, такое и вправду случается. Но, хотя она напоминала покойника и выглядела одинокой и покинутой, в ее нелепом кошельке из искусственной кожи нашлась целая стопка монет по двадцать пять центов в банковской упаковке.
— Мужчины не ходят в прачечную, — сказала она Тому. — Они не умеют обращаться со стиральными машинами.
— Нужно просто немного поэкспериментировать, — ответил он. — Нажать любую кнопку и посмотреть, что будет.
Он опустил в щель монеты и запустил сушилку. Одинокая мертвая женщина разбирала свое белье, укладывая его в пластиковую корзину. В ее одежде и резком запахе духов было что-то тошнотворное.
— Вы уже запаслись святой водой? — поинтересовалась она.
— Какой святой водой? — спросил Том.
— Я думала, вы ходили сегодня в лес.
— Нет, ночью я работал, и днем мне надо было поспать.
— Так вот, сегодня Энн нашла в лесу святой источник.
— Что значит «нашла святой источник»?
— Она принялась копать землю, как Бернадетта из Лурда, и оттуда хлынула вода.
У мертвой женщины были длинные искусственные ногти и ресницы, и все, что она говорила, вызывало у Тома подозрение и недоверие. Точно ее слова были такими же фальшивыми, как и ее внешность.
— Мы стояли в очереди два часа, — сообщила она Тому. — Потом мы наполнили этой водой бутылки. Целительной водой из источника.
— Целительной? И что, были те, кого она исцелила?
— Полным-полно.
— Это правда?
— Здесь происходят настоящие чудеса.
— Это правда? — снова спросил Том.
Женщина распушила ресницы кончиком искусственного ногтя. Тому было неприятно смотреть на ее макияж — казалось, краска въелась ей в кожу. Ее глаза увлажнились, и с ресниц на роговицу упал маленький черный кусочек туши. Она заморгала, пытаясь избавиться от него.
— Я вижу, вы мне не верите, — сказала она. — Но, клянусь Иисусом, это действительно так. Но, может быть… погодите… Вы чувствуете, что спасены?
— Не знаю.
— Если бы это было так, вы бы знали.
— Значит, нет.
— Я буду молиться за вас.
— Вы не первая.
— Вы говорите таким тоном, точно вашей душой завладел дьявол.
— Думаю, так оно и есть, — сказал Том и улыбнулся.
Мертвая женщина сокрушенно покачала головой и снова взялась за свое перепутанное белье: мужские трусы, кухонное полотенце, темные брюки, гольфы. «Пластическая операция, — подумал Том. — Она сделала пластическую операцию, а потом по ее лицу прошлись шлифовальным диском, и ее черты стерлись».
— Послушайте, вы говорили, что там происходили чудеса. Кто-то исцелился. Вы упомянули про чудесное исцеление, — сказал он.
— Благодарение Богу.
— Расскажите, что там происходило.
