Тони Хендра - Отец Джо
Мы вылетели в середине декабря, чтобы успеть заехать на остров Уайт — нам хотелось показать сына тому человеку, благодаря которому малыш появился на свет.
День выдался неспокойный, дул порывистый ветер, но отец Джо доковылял до самой гравийной площадки — как только он узнал о нашем приезде, тотчас же вышел навстречу. Карла передала ему младенца, завернутого в зимний костюмчик, — виднелись только красные, как вишни, щеки и огромные голубые глаза, глядевшие на странное существо. Нечего и говорить, что малыш при виде отца Джо радостно загукал, да и как же иначе, когда святой отец такой мастер целоваться.
Старый монах глядел на маленького мальчика, который был младше его ровно на восемьдесят лет, с такой радостью в лице, что серый промозглый воздух вокруг стал светлее. Выставив свой длинный большой палец, отец Джо осенил лобик Ника маленьким крестом, поцеловал в вишневую щеку и обнял, простояв так целую минуту — как будто в руках у него оказалась самая большая драгоценность.
Дедушка Джо.
Глава восемнадцатая
Мы с Себастианом быстрым шагом шли по аллее.
Себастиану — он же Бэш — было семь. Они с Ником мало походили друг на друга: Ник в свои девять был не по возрасту высок и силен, какими только видами спорта не занимался, а в баскетболе ничем не уступал черным подросткам с Риверсайд Парка, к которым начал уже причислять и самого себя — несмотря на свои небесно-голубые глаза и светлые волосы, мечту любого арийца; симпатичный Себастиан был среднего роста и всегда аккуратный, с такими же светлыми волосами и голубыми глазами, но явно в итальянскую родню, нисколько не напоминая великана-брата, которому, казалось, самое место на носу боевого корабля викингов.
Все трое, включая маленькую Люси, которой исполнялось пять, были ребятами сметливыми, но Себастиан отличался необычайным умом, его то и дело увлекали какие-нибудь псевдонаучные штучки. Обычно все начиналось с какой-нибудь попсовой вещицы — к примеру, диснеевского мультика, — однако Бэш шел дальше якобы познавательного рассказика, которые лепили на коробки с хлопьями или печатали в «Схоластике» или «Времени для ребят». Бэш этим не удовлетворялся. Он погружался в собственные исследования, роясь в школьной библиотеке и прочесывая интернет-сайты в поисках любых, самых незначительных сведений, какие только мог выловить, а уж затем овладевал темой настолько, что мог объяснить ее всем и каждому.
«Геркулес», вышедший прошлым летом, заразил Бэша страстью к греческим богам и богиням, включая всех нимф и муз, о многих из которых я и не слышал, а также к малейшим подробностям связанных с ними легенд. Эта его страсть завершилась душераздирающей сценой — Бэш узнал, что хотя гора Олимп и существует, божеств на ней нет, и сам он никогда-никогда не сможет стать греческим богом.
Месяца через два вышел «Мулан»; в результате Бэш загорелся желанием изучать китайский. Что он и сделал, составив собственную программу обучения с помощью китайца-скрипача, дававшего уроки его другу. Скоро по всей квартире уже валялись стопки бумаги, исписанной иероглифами, а мы слышали, как сын часами упражнялся в произношении этого певучего языка. Его желание поутихло только когда он заинтересовался еще и японским с корейским — у него попросту не хватало на все времени. И все же он достиг кое-чего во всех трех языках. Однажды мы с Бэшем ехали домой на такси; вел машину солидного вида пожилой кореец. Он чуть не врезался в шедший впереди автомобиль, когда Бэш спросил его о чем-то на корейском. Потом они болтали всю Уэст-Энд-авеню, и на лице пожилого господина сияла благостная улыбка.
— Он иметь отличное произношение, — одобрительно высказался кореец, когда мы уже выходили.
Я давно уже хотел познакомить отца Джо со вторым внуком, однако из-за школьных занятий и плотного рабочего графика Карлы выбраться в Европу было непросто. Карла теперь работала в «Огилви энд Мэзер», заведуя интерактивным отделением в Штатах; электронный бизнес набирал обороты, приближаясь к первой вершине бессвязного умопомешательства. Когда же мы, захватив с собой детей, наконец пересекли Атлантику, пришлось отправиться на юго-запад Франции, где у моей младшей сестры теперь был огромный старый и обветшалый замок; для разъездов по остальным родственникам времени оставалось совсем ничего. Как-то у меня возник клиент, с которым надо было встретиться в Лондоне; мы решили воспользоваться возможностью глянуть на «невозмутимую» Британию Тони Блэра — а был февраль 1998-го — и взяли с собой Бэша.
На этот раз Квэр попал в список мест, обязательных для посещения. В апреле у отца Джо намечалась круглая дата — семьдесят лет религиозного служения — и в монастыре собирались должным образом отпраздновать этот исключительный срок пребывания в бенедиктинском ордене. У меня не получалось присутствовать на торжествах, так что я хотел засвидетельствовать свое почтение лично.
Был у меня и еще один, тайный предлог для визита. Вот уже более десяти лет моего творчества в одиночку, без соавторства, я писал, что называется, для себя и теперь почувствовал, что готов осуществить задуманное: выпустить книгу о нашей с отцом Джо сорокалетней дружбе. Я хотел, чтобы это была книга про отца Джо, целиком или хотя бы частично. Я никогда не говорил ему о своей задумке, я даже не представлял, достойно ли такое предприятие человека, ведущего жизнь праведную и скромную. Есть ли в Уставе какой-нибудь запрет по этому поводу? Я не припоминал ничего такого. Ясно, что у святого Бенедикта не было никаких сомнений насчет сочинительства книг. По крайней мере, хотя бы одной.
Со времени моего судьбоносного приезда десять лет назад я частенько наезжал в Квэр. Казалось, в девяностые все процессы в монастыре замедлились. Он уже не разваливался с такой скоростью, как раньше, а маятник богослужений чуть качнулся в обратную сторону, в сторону латыни.
Дом Элред умер от рака в 1992-м, его сменил большой и сердечный Лео, который несколько лет спустя также стал жертвой рака. Они не были единственными; похоже, рак становился своего рода профессиональным заболеванием, подстерегавшим монастырских затворников.
И отец Джо не избежал очередного приступа, случившегося в начале девяностых, который на этот раз принял довольно необычную форму, форму свища в глазу, что было особенно опасно, поскольку свищ давил на глазное яблоко, ухудшая зрение.
Но если болезнь своим ударом в таком неожиданном месте думала одержать над отцом Джо верх, то она заблуждалась. Отец Джо и во второй раз одолел недуг — шесть лет рак не давал о себе знать. Если не считать астмы, которую отец Джо якобы не замечал, потому что она давала ему возможность совершать поездки в Италию, он был бодр и крепок. И больше не напирал на то, что «не доживет до глубокой старости» — теперь его заявления были бы бессмысленны, поскольку в будущем году ему исполнялось девяносто, а судя по виду, у него были все шансы дожить до ста лет.
Так что я поднимался по подъездной аллее с волнением. Я знал, как обожает отец Джо детей, так что был уверен — Бэш доставит ему немало радостных минут. За более чем сорок лет я усвоил уже, что, каждый раз покидая Квэр, уезжаю другим, и потому смотрел на свою затею с книгой не без надежды. Возможно, книга примет такой вид, о каком я даже не догадываюсь, возможно, она обретет собственную форму под воздействием великой души отца Джо. Однако так или иначе, но задуманное удастся.
В письме, пришедшем пару недель назад, я узнал все того же отца Джо с его говорливостью и восторженностью; правда, почерк немного неровный, но все равно четкий и разборчивый. За день до приезда я звонил ему из Лондона: мы теперь общались в основном по телефону — отец Джо перестал относиться с недоверием к новомодным техническим штучкам. Мы договорились встретиться перед обедом в его комнате рядом с лазаретом, окна которого выходили на сад и море — в холодную погоду отец Джо предпочитал оставаться по утрам у себя.
Огромными глазами Бэш впитывал все, что видел по дороге из Лондона: суссекские холмы, размытые и голые под холодным дождем; качающийся в неспокойных водах Солента паром, такой уютный внутри, в то время как порывы ветра швыряют брызги об стекла; яблочно-зеленые двухэтажные автобусы, разъезжающие по острову; удивительные церковь и гостевой дом — массивные, в неомавританском стиле; располагающий к размышлениям покой, которым проникнуто все место; ощущение дома…
— Аббатство Квэр, — произнес Бэш, желая прочувствовать, как звучат слова.
Мы ненадолго зашли в церковь преклонить колена. Она была без украшений, в ней было тихо и никакой пестроты, привычной для нью-йоркских церквей, в которых бывал Бэш: никаких мелодраматичных статуй и вычурных украшений, никаких витражей, мельтешащих от обилия фигур, ни единого сталактита из разноцветного воска Бэш молча вглядывался в дышащий спокойствием полумрак, но потом посмотрел на меня и улыбнулся — как будто понял, уловил его очарование.
