Кэтрин Вебб - Наследство
— Здесь самый лучший душ, — равнодушно поясняю я.
— Как-то это не совсем правильно — быть здесь.
— Я уверена, что она должна тебе по крайней мере душ, — сдержанно говорю я.
Динни ничего не отвечает и начинает расстегивать рубашку, а я спешно покидаю комнату.
Неслышно пробираясь по коридору, я слышу, как включается душ, в стенах журчат и булькают трубы. Я прикрываю глаза в надежде, что звуки не разбудят Бет. Но не успеваю я об этом подумать, как она появляется, смотрит на меня из проема своей двери в дальнем конце коридора. Волосы ее свисают по обе стороны лица, белеют тонкие босые ноги.
— Эрика? Это ты? — Голос звенит от испуга.
— Да, успокойся, все в порядке, — тихо отвечаю я. Не хочу, чтобы Динни услышал, что она встала.
— Что ты делаешь тут наверху? Который час? — Сестра зевает.
— Еще совсем рано. Ложись в постель, дорогая.
Бет трет руками лицо. Глаза широко раскрыты, она только что проснулась и не понимает, что происходит.
— Эрика, а кто в душе?
— Динни. — Я смотрю вниз, виновато вожу по полу ногой в грубом носке.
— Что? Что здесь происходит?
— Ничего особенного. У Хани ночью начались роды, мне пришлось отвезти их в больницу в Дивайзесе, мы промокли и перепачкались в грязи, вот и… когда мы вернулись, я предложила ему принять у нас душ, — выпаливаю я на одном дыхании.
— Ты ездила в Дивайзес? А мне почему не сказала?
— Да ты же спала! А мне нужно было торопиться — Хани было очень плохо, и все случилось очень быстро, вот и все. — Я переминаюсь с ноги на ногу, стараясь не встречаться с Бет глазами. Вдруг я хихикаю: — Представь, как бы злилась сейчас Мередит — Динсдейл в ее ванной! — шепчу я, но Бет не улыбается в ответ.
— Динни моется в душе, а ты ждешь в коридоре, как… как я не знаю кто, — упрекает она.
— Я не жду в коридоре! Я просто хотела найти ему чистую футболку…
— Эрика, что ты затеяла? — серьезно спрашивает Бет.
— Ничего! Ничего я не затеяла, — оправдываюсь я. Это чистая правда, но кажется, будто я лгу. — Ты что, хочешь сказать, что я не должна была его звать?
— Может быть, и не должна, — бросает она.
— Почему это?
— Потому что… он… мы совсем его не знаем, Эрика! Нельзя же среди ночи приглашать в дом посторонних людей!
— Не посторонних людей, а Динни, — твердо отрезаю я.
Я выдерживаю ее прямой взгляд и вижу, что этот аргумент подействовал. Бет нечем подкрепить свое нежелание видеть его, она не может ничего объяснить, не посвятив меня в подробности. Она больше ничего не говорит, медленно скрывается в своей комнате и захлопывает дверь.
Я спешу к себе, хватаю одну из маек большого размера, которые использую вместо пижамы, и бросаю ее под дверью бывшей комнаты Мередит. Из-под нее просачивается пар, доносится запах горячей воды. Торопливо спустившись по лестнице, возвращаюсь в кабинет и залпом приканчиваю свой бренди.
Я прихожу в себя, когда слышу, как по лестнице бегом спускается Динни. Коридор первого этажа погружен в полумрак. Увидев меня, Динни резко останавливается:
— Эрика! Не пугай меня. — Его голос звучит устало. Запустив руку в волосы, он расчесывает их пятерней. С кончиков волос капает вода, моя футболка с изображением «Роллинг Стоунз» намокает на его плечах.
— Да, тем хуже для сухой майки, — замечаю я.
— По-любому она суше той, что была. — Динни улыбается. — Я, конечно, снова намокну, как только выйду наружу, но все равно спасибо. Душ просто превосходный, не могу не признать.
Я почему-то не могу ему ответить, я даже не в состоянии нормально дышать. Кажется, я забыла, как это делается, забыла, что за вдохом следует выдох, потеряла представление об этом простом процессе. Динни, спустившись, стоит у подножия лестницы рядом со мной, и мне кажется, что я оказалась к нему слишком близко. Но он не трогается с места, и я тоже не двигаюсь. Он касается своих волос и мечтательно смотрит на меня. Знакомый взгляд из прошлого — я тогда сказала ему, что в пещере в холмах видела троллей. Внезапно и другие воспоминания оживают и захлестывают меня — вот он учит меня нырять и наблюдает за бесчисленными неудачными попытками, вот показывает, как сосать нектар из белых цветков глухой крапивы, срывает один и протягивает мне. Постепенно выражение его лица меняется, становится серьезным. Мне бы, кажется, испариться, исчезнуть сейчас под этим испытующим взглядом, но я не могу ни шевельнуться, ни сдвинуться с места Я слежу за каплей, которая стекает по его руке, задерживаясь на редких пупырышках гусиной кожи. Вижу, как моя собственная рука поднимается вверх, а я в этом словно бы и не участвую.
Я касаюсь того места, где остановилась капля, провожу пальцами вверх до локтя, вытираю ее холодный след. Очертания мышц, облекающих кости. Тепло его крови под кожей. Пальцы ощущают шероховатость, но я не убираю ладони с его предплечья. У меня кончилось горючее, не могу тронуться с места. Динни тоже застывает на миг, будто своим прикосновением я превратила нас обоих в камень. Мне кажется, что просторный холл, под потолком которого носится обычно гулкое эхо, сжимается вокруг нас. Потом Динни отстраняется, чуть-чуть, но этого довольно.
— Мне надо идти, — тихо говорит он. — Спасибо за… всю твою помощь сегодня ночью. Серьезно, спасибо тебе.
В его голосе сквозит удивление.
— Без проблем. Обращайся. — Я прихожу в себя, моргаю.
— Увидимся. — Он неловко улыбается на прощание и растворяется в бледном свете раннего утра.
Горе
1904
Кэролайн даже не заметила, как вылетела навстречу, она промокла и дрожала, но не отдавала себе отчета в том, что делает. Вода попадала ей в глаза, текла по волосам и по спине хлопчатобумажного платья. Когда две лошади рысью вбежали во двор, она бросилась к ним с крыльца прямо по лужам. Отвратительное зловоние мокрых лошадей ударило ей в ноздри. Кэролайн узнала Хатча и Джо, низко надвинувших шляпы на глаза, а когда набрала полные легкие, чтобы спросить, увидела третьего всадника, который безжизненно болтался поперек седла Хатча. Шляпы на нем не было, и струи дождя стекали с золотистых волос, потемневших и слипшихся.
— Корин? — шепотом окликнула она, слегка трогая его за плечо. Его лица она не видела, ей не удавалось перехватить его взгляд.
— Где его шляпа? Он же простудится! — закричала она на Хатча и не узнала своего голоса, таким пронзительным, визгливым он вдруг стал.
— Миссис Мэсси, прошу, отойдите в сторонку. Нам нужно снять его и внести в дом. Скорее! — сурово произнес Хатч, пытаясь обогнуть ее на лошади.
— Где Потаскуха? Что с Корином? Что с ним случилось? Да говорите же! — повторяла Кэролайн в исступлении. Ухватившись за поводья, она что есть мочи натянула их, не давая лошади с ее бесценным грузом пройти мимо.
Хатч что-то отрывисто произнес, и Джо, соскочив со своего мерина, взял Кэролайн за руку и высвободил поводья. Джо что-то выкрикивал своим низким звучным голосом. Кэролайн не обращала на крики внимания. Подъехали еще люди, забрали лошадей, понесли Корина. Кэролайн кое-как ковыляла за ними до дома. У нижней ступеньки она упала и не могла подняться. Она разучилась ходить, не понимала, что нужно сгибать ноги, поднимать и ставить их на землю. Сильные руки подняли ее, и, хотя ее несли туда, где она и стремилась оказаться, она бешено отбивалась, противясь происшедшему, как будто этим могла все изменить.
Корина уложили на кровать. Льняным полотенцем Кэролайн тщательно вытерла ему волосы, стащила мокрую рубаху, стянула с ног раскисшие сапоги, с которых на пол текла вода. Она принесла чистые одеяла и как следует укутала Корина. У него были ледяные руки, и она держала их в своих, трогала знакомые мозоли, растирала, безуспешно пытаясь вернуть им тепло. Она принесла миску с кроличьим рагу, дымящимся и ароматным, села возле кровати.
— Может быть, ты поешь немного? Это поможет тебе согреться, — шепнула она ему.
— Он гнал во весь опор за крупным койотом, самцом. Оставался только этот, последний из тех, за которыми мы гонялись, потому что увидели, что дождь близко. Потаскуха — она всегда была самой резвой. И проворная, а это не одно и то же. Умница она была, эта кобылка. Быстро соображала. Никогда я не видел, чтобы всадник и лошадь так понимали друг друга, как Корин и его кобылка… — Хатч говорил тихо, монотонно, уставившись на Корина, а руки его все время двигались, он сжимал их, ломал, выкручивал и снова сжимал. Кэролайн с трудом разбирала его слова. — Но тут вдруг ни с того ни с сего она как взбесилась. Взвилась в воздух, копыта выше головы. Видно, ступила на что-то, сдается мне, там были зыбучие пески, а она вовремя не заметила, иначе обогнула бы их, это уж как пить дать. Корин упал, ударился, и… и тут Потаскуха рухнула на него сверху. Все случилось так быстро! Как будто Бог сошел с небес и одним пальцем опрокинул эту лошадь наземь. Она сломала обе передние ноги. Джо пристрелил ее. Он ее пристрелил, и нам пришлось оставить ее этим клятым койотам. Такая храбрая лошадь!
