Кетиль Бьёрнстад - Река
— Не сердись на него. Он настоящий уютный медвежонок. Между прочим, ты произнес изумительную речь. Я гордилась каждым твоим словом.
— У меня были добрые намерения.
— Не сомневаюсь.
— Как вам там на Багамах? Валяетесь на берегу? Пьете ром? Вы счастливы?
— Да, я никогда не была такой счастливой. Но когда солнце светит прямо в лицо, когда слишком жарко, когда я лежу в шезлонге с закрытыми глазами, знаешь, о чем я тогда думаю?
— Нет.
— Попробуй угадать.
— Глупая. Мы теперь должны забыть друг друга.
— Мы никогда не забудем друг друга, — говорит она.
— В твоих словах нет логики. Тогда объясни, как ты можешь быть счастлива без меня?
— Я счастлива, потому что ты — это ты, а Кристиан — это Кристиан. И потому, что вы находитесь там, где находитесь, ты — с одного бока, а он — с другого. Но, наверное, надо быть женщиной, чтобы это понять.
Новогодний вечер
Я сижу в поезде, последний день 1970 года. Выпал снег, но не очень много. Я нашел новых квартирантов в квартиру Сюннестведта. Двое студентов, оба пианисты. Я еду к Марианне. Она уже давно мне не звонила. Боюсь, что это недобрый знак. Но пытаюсь утешить себя тем, что ее лечат, что она принимает разные процедуры. Ей сейчас не до меня.
Поезд идет мимо типичного эстландского пейзажа. Ровные поля, невысокие холмы. Большие усадьбы. Одинокие дома. Здесь живут своей жизнью. Раньше я не замечал этого ландшафта. Теперь я им упиваюсь. Он меня волнует. Я думаю о том, что здесь живут люди. В этих домах. И некоторые сталкиваются с теми же трудностями, что и мы. Что в жизни много невидимого. Что мне необходимы новые чувства. В самом ли деле я хочу стать музыкантом? В голове у меня крутятся вопросы, которые задавала Ребекка. Но я не могу заставить себя даже попытаться ответить на них. Я думаю только о Марианне. Думал ли я о ком-то другом в последнее время? Ведь я постоянно о ней думаю, независимо от того, занимаюсь ли я, обедаю ли или произношу речь на свадьбе Ребекки. Марианне все время у меня в сердце. Я болен от вечной тревоги за нее.
Как только я вышел из поезда, я почувствовал себя счастливее, потому что она уже близко. Вечереет. Кто-то пускает ракеты в предвкушении Нового года. У меня нет ни предвкушений, ни ожиданий. Меня ждет только тяжелый труд. Необходимость сделать выбор. А что-то я уже выбрал.
В отеле у пролива я получаю номер. Прошу поставить мне в комнату в холодильник бутылку шампанского. Так, на всякий случай. Они смотрят на меня и, наверное, думают: кто этот повеса, у которого уже с юности такие замашки?
Я делаю вид, что ничего не заметил.
Автобус уже не ходит, я доезжаю до клиники на такси. К счастью, водитель оказался не из болтливых. Он ведет машину, приоткрыв рот и положив руки на руль, глаза у него прищурены. До самой клиники он не произносит ни слова.
— Когда мне забрать вас?
— В десять минут первого, — отвечаю я.
— Понятно, — говорит он и приветствует меня, приложив руку ко лбу.
Я опять вижу Марианне. Сегодня она выглядит более сильной, чем в прошлый раз. Я чувствую это по ее объятию. По взгляду, каким она меня награждает, когда мы немного прогуливаемся под соснами.
— Мальчик мой, — говорит она. — Приятно тебя видеть. Как прошла свадьба Ребекки?
— Ужасно. Я оскорбил жениха.
Я все рассказываю ей. Как я запутался в словах. Как все стало выглядеть двусмысленным. Про метафору об Адаме и Еве. Она начинает смеяться. Искренним, заразительным смехом.
— Как смешно! И что, никто этого не понял?
— Поняли! Все. И лучше всех жених.
— Ой! А что было потом?
— Он швырнул в меня вазу из кобальтового стекла — мой свадебный подарок — и попал мне в плечо.
— Фу, как невежливо! И некрасиво по отношению к Ребекке. Как она к этому отнеслась?
— Они сейчас на Багамах. Она сказала, что там замечательно.
— Она хочет снова добраться до твоих штанов.
— Как ты можешь так говорить!
— Успокойся, — Марианне улыбается. — Я знаю то, что знаю. Тридцатишестилетнюю женщину не обманешь.
Мы с Марианне вместе празднуем встречу Нового года. Я чувствую себя странно. Для пациентов и их родственников устроен ужин, но в клинике почти никого не осталось. Хоровод вокруг елки водит всего горстка людей.
После этого мы слушаем короля, который выступает по телевидению. Потом ужин в столовой. Я смотрю на Марианне, разглядываю ее украдкой, также я смотрю и на других пациентов — мне любопытно, с кем здесь общается Марианне.
Но сейчас мне не до них. Я вижу только Марианне. Ее бледное лицо, глаза с затаившейся в глубине болью. Голову, которая вдруг замирает у меня на плече. Как будто мы вместе создаем новое доверие друг к другу, хотя виделись совсем недолго.
— Я встречался с Иселин Хоффманн, — говорю я.
Она кивает.
— Я понимаю, ты верен себе. Это по твоей инициативе? Так же, как в тот раз, когда ты впервые позвонил мне? Но мне это нравится. Нравится, что ты такой прямой. Иселин тоже должно было это понравиться, если я правильно ее понимаю. Что она тебе сказала?
— Объяснила, какую важную роль ты играла в ее жизни. Сказала, что ей никогда от тебя не освободиться.
— Это все слова, — говорит Марианне. — Не бойся. Она для меня только друг, наши отношения остались в прошлом. И она это понимает. А если не понимает, тем хуже для нее.
— Наверное, и для меня тоже?
— Из-за нее тебе нечего тревожиться, — уверенно говорит Марианне.
— Приятно слышать.
— Я так рада, что ты приехал, — тихо говорит Марианне. — Мне бы хотелось, чтобы ты переночевал у меня, но это не разрешено.
— Я переночую в отеле, — говорю я.
Праздник закончился, почти не успев начаться. Грустный и самодовольный певец с буйной бородой, в берете, исполнил несколько песен, в которых не предполагалось ни глубоких чувств, ни вкуса. Потом был небольшой фейерверк между соснами. Несколько одиноких ракет взлетели к небу. Картина, способная любого вогнать в депрессию.
И я навсегда запомню то особое настроение, возникшее между нами, серьезное отношение к своим обязанностям, заставившее меня приехать к ней в этот день. Мы с Марианне стоим перед главным входом, она обнимает меня за шею.
— Я люблю тебя, — говорит она. — Ты относишься ко мне совсем не так, как относились другие мужчины. Может быть, это потому, что ты так молод, так силен и полон жизненной энергии. И, тем не менее, я вижу твое горе так же ясно, как свое собственное. Мне бы следовало сказать тебе, чтобы ты бросил меня. Повторять это снова и снова, пока ты не внял бы моим словам. Но я этого не сделаю.
— Ты никогда от меня не отделаешься, — говорю я.
Она гладит меня по голове.
— Через несколько недель я вернусь домой. И тогда у нас с тобой будут хорошие дни. Может, я смогу снова слушать музыку, ведь странно, что все это время я была не в силах слушать ее. Но я представляю себе, как мы сидим вместе в гостиной, и замечаю, как ко мне возвращается это желание, сначала как тоска по нашим разговорам, по твоей близости, которую я всегда чувствовала и которая меня трогала. В тебе есть что-то другое, мальчик мой. Ты не такой, как Брур, ты не прячешь хрупкость под суровой внешностью, которая может разбиться в любую минуту. Я знаю, что ты, независимо ни от чего, справишься. И это меня успокаивает. Понимаешь?
— Ты выйдешь за меня замуж? — неожиданно спрашиваю я, почти по наитию, не успев даже подумать. Но то, что она говорит мне, настолько серьезно, что мне хочется чем-то ответить ей. И это должны быть не только слова. Предложение руки и сердца — не только слова. Это обещание. Я готов дать ей все обещания мира. Я хочу связать себя с нею, быть сильным ради нее, нести ее на спине, если потребуется.
Она смотрит на меня. Бледное лицо. Я замечаю, что она тронута моими словами. У нее в глазах слезы. Меня это заражает. Мы оба понимаем: то, что случится в следующие секунды, может быть для нас роковым.
— Да, — отвечает Марианне. — Я выйду за тебя замуж.
Она провожает меня до такси, которое уже ждет на парковке с огоньком на крыше, хотя оно заказано.
— Жениться до двадцати — это слишком рано, — говорит она. — Но я сама вышла замуж до двадцати. И это придало моей жизни вес и цель. Кроме того, у меня была Аня.
— Ты еще не старая, чтобы снова родить ребенка, — говорю я.
— Да. Маме было сорок, когда она родила Сигрюн.
— Я даже не знал, что у тебя есть сестра. Мне об этом сказала твоя мать.
— Когда-нибудь ты с нею познакомишься. Мы очень разные.
— Не уводи разговор в сторону, — прошу я. — Ты слышала, что я сказал.
Она кивает:
— Пойми, я сейчас не в силах об этом думать. Ты будешь прекрасным отцом. Я это знаю. Вижу. Ты на редкость чувствительный человек. Мне никогда и в голову не приходило, что я не хочу родить от тебя ребенка.
