Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
— Думаю, нам пора ложиться спать.
— Она иногда звонила мне среди ночи, — сказал он. — Если вдруг…
— Сразу разбуди меня.
— Я готов хоть сейчас прыгнуть в машину и мчаться в Бостон, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
— Если до полудня от нее не будет известий…
— Ловлю тебя на слове, — сказал отец.
Я пошла в гостевую комнату, переоделась в ночную сорочку, забралась в постель, прихватив с собой сборник ранних рассказов Апдайка, который нашла в книжном шкафу отца, и попыталась сосредоточиться на элегических описаниях детства в Шиллингтоне, Пенсильвания, надеясь, что от них меня сморит.
Но сон все не шел. Я погасила свет, уткнулась в подушку, вдыхая острый аромат отбеливателя, которым старомодная экономка отца стирала постельное белье (кто в наши дни пользуется отбеливателем?), и стала ждать, когда же накатит забытье. Через полчаса я снова села в постели, включила ночник на прикроватной тумбочке и вернулась к подростковым переживаниям Апдайка во время футбольного сезона.
Прошло два часа. Я встала, спустилась вниз, чтобы заварить себе травяного чая, в надежде, что он подействует на меня как снотворное. Но в кухне я застала отца, который сидел за столом и читал свежий номер ежемесячного журнала «Атлантик».
— Я все думал, удастся ли тебе заснуть, — улыбнулся он, припомнив мои былые бессонные ночи, проведенные в его доме.
— Радует то, что не мне одной до утра маяться в ожидании, — сказала я.
— О, даже если бы мне не о чем было тревожиться, я все равно мало сплю в последнее время. Старость, никуда не денешься. Организму больше не нужно столько сна, потому что он знает, что скоро умрет.
— Очень оптимистичная мысль на сон грядущий.
— Поймешь меня, когда разменяешь девятый десяток… Забавно, не правда ли, что все великие мысли о жизни и смерти в основе своей банальны? Подумать только, даже сознавая, что это случится — скорее рано, чем поздно, — я все равно не могу представить себя мертвым. Как это так — меня не будет здесь, не будет нигде… я просто перестану существовать.
— Напомни мне, чтобы я больше никогда не засиживалась с тобой до глубокой ночи.
— Он улыбнулся:
— Скажу тебе одну вещь: я на самом деле завидую таким упертым верующим, как мой внук. Когда уходит из жизни близкий человек, вера, должно быть, дает великое утешение.
— А пока ты не получил свою божественную награду, можешь проводить время, отведенное тебе на планете Земля, поучая других и указывая, как им жить.
— Не будь слишком строга к Джеффу…
— Да будет тебе, отец, не он ли постоянно прессует тебя?
— Это очень трудно — принять чьи-то политические взгляды. Я часто задаюсь вопросом: чем я досадил этому мальчику? — разве что своим радикальным прошлым, которого он, похоже, стыдится.
— Я бы могла сказать что-то утешительное, вроде «Я знаю, он все равно тебя любит», но — и это уж точно можно трактовать как признание в ночи — я даже не уверена в том, что он любит меня. И знаешь, что вызывает во мне самое большое разочарование? То, что его нетерпимость замешана на злости. Он чудовищно прямолинейный и безжалостный. Конечно, я люблю его, несмотря ни на что, но он стал мне несимпатичен… как ни страшно признаваться в этом.
— Ты думаешь, это мисс Шэннон виновата в его новоприобретенной реакционности?
— Безусловно, она «привела его к Богу» — если помнишь, именно так он выразился, когда описывал свое религиозное пробуждение. И тебе известна ее милитаристская жизненная позиция, не говоря уже о том, что ее отец — рьяный евангелист. Джефф так поддался новообращенным проповедям этой семейки, что, наверное, уже никогда не сможет высвободиться из их тисков.
— Может, организовать ему случайную связь с проституткой во время командировки…
— Отец!
— Разумеется, мы бы подобрали классную девчонку, которая откроет ему все прелести жизни, и тогда он поймет, как обделил себя, связавшись с Шэннон.
Я ушам своим не верила и удивленно смотрела на отца. Он между тем продолжал:
— Мы, разумеется, не хотим, чтобы он лишился работы и чего-то еще из-за этой интрижки, поэтому попросим девушку по вызову признаться, что ее нанял инкогнито. Ну, представим как розыгрыш со стороны кого-то из его коллег. А потом она скажет, что подсыпала ему что-то в стакан и он потерял над собой контроль и поддался ее чарам. Из фирмы его не выгонят — насколько я понял из твоих рассказов, он приносит им слишком большие деньги, чтобы увольнять его за какие-то мелкие сексуальные грешки. Но, если повезет, Шэннон уж точно его выгонит. И хотя детям придется нелегко, Джефф обретет себя, настоящего, отречется от своего безумного фундаментализма, вырвется из корпоративных джунглей, переедет в Париж, снимет себе мансарду в каком-нибудь сомнительном arrondissemenf[56] и станет зарабатывать на жизнь написанием порнографических романов…
— Пожалуйста, заткнись, — сказала я, давясь от смеха.
— Только не говори, что не одобряешь полет моей фантазии.
— Я просто не знаю, то ли мне ужаснуться, то ли расхохотаться.
— В любом случае, ты поняла, что я у тебя еще хоть куда, верно?
Отец просто лучился от удовольствия. А я только подумала: благослови его Господь, что он так молод душой.
Было около пяти утра, когда мы наконец разбрелись по своим спальням. Усталость все-таки взяла свое, и я вырубилась.
К жизни меня вернул настойчивый телефонный звонок. Я резко вскочила. Сквозь тонкие шторы в спальню проникал дневной свет, а на тумбочке надрывался мой телефон. Я схватила трубку.
— Алло, — заспанным голосом произнесла я.
— Я разбудила тебя, мам?
— Лиззи. Слава богу…
— Нет, — солгала я. — Просто задремала. — При этом я покосилась на часы. Семь двадцать утра. — Как все прошло с Марком, дорогая?
— По этому поводу я тебе и звоню. — Ее голос срывался от радости. — У меня просто фантастические новости.
Я напряглась:
— И?..
— Вчера Марк сделал мне предложение!
Сон как рукой сняло.
— Вот это сюрприз, — осторожно произнесла я.
— Ты, кажется, не рада за меня.
— Разумеется, я рада, Лиззи. Я просто немного… удивлена, пожалуй… ведь еще накануне он вроде бы хотел разорвать отношения.
— Я знала, что он передумает, как только мы поговорим.
— И если позволишь, могу я узнать, что такого ты сказала Марку, отчего он изменил свое решение?
Она хихикнула — такие смешки у меня обычно ассоциировались с девочками-подростками в пору первой любви.
— Это касается только меня и моего мужчины, — кокетливо произнесла она.
Когда она снова захихикала, мой «детектор лжи» вдруг начал зашкаливать, и меня зазнобило. Она все придумала.
— Лиззи, милая, я так и не могу понять…
— Понять что?
— Как тебе удалось переубедить Марка.
— Ты хочешь сказать, что не веришь мне?
— Конечно верю. Я просто… поражаюсь твоей силе убеждения, и мне интересно, как тебе удалось…
— Марк давно уже несчастлив со своей женой. На самом деле он часто говорил, что его брак — это большая ошибка. Но он чувствовал себя виноватым перед детьми. Так что… конечно, мне не стоило бы говорить тебе это, но поскольку ты настаиваешь… вчера я сказала ему, что совсем не против, чтобы дети жили с нами, тем более что Рут, это его жена, постоянно твердит о том, что хочет уехать в Ирландию и стать писательницей. Так вот, мы договорились, что будем сдавать мой лофт, а сами подыщем большой дом для нас, четверых, и будем жить там долго и счастливо. — Потом, после короткой паузы, она добавила: — Шутка!
У меня как гора с плеч свалилась.
— Выходит, ты меня разыграла, — сказала я.
— Нет! — с обидой в голосе воскликнула она. — Шутка была в том, что «долго и счастливо». Я не настолько наивна, чтобы думать, будто жизнь с двумя маленькими приемными детьми будет легкой. Но я знаю, что справлюсь с Бобби и Ариэль…
У него есть дочь по имени Ариэль?
— …и со своим ребенком, который скоро появится…
Теперь у меня уж точно было ощущение, будто я лечу в пропасть.
— Ты только что сказала…
— Да, я беременна.
— С каких пор?
— Со вчерашней ночи. Разумеется, все это было спланировано. То есть я хочу сказать, что у меня сейчас как раз середина цикла… и мы оба так давно этого хотели, а когда же еще делать детей, как не в ночь примирения, когда мы оба поняли, что нам суждено быть вместе…
Думай, думай. Но на ум приходило лишь одно: подыгрывай ей, продолжай разговор…
— Что ж, все это просто замечательно, дорогая…
— Так ты рада за меня, мам?
— Бесконечно рада. Но вот ведь какое дело: ты же знаешь, что даже в середине цикла шанс забеременеть… хотя и очень высокий… все равно не стопроцентный.
— О, я знаю, что беременна. Потому что секс, который у нас был вчера…
