Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди
Первым из него вышел Артур Викс, за ним Берт Оудик. Потом камеры сфокусировались на человеке, руки которого были скованы за спиной. Он шел с трудом, так как ноги были опутаны цепями, и в окружении охранников, между которыми просунулась телекамера, чтобы показать лицо пленника. Комментатор пояснил аудитории, что это главарь террористов, убийца Терезы Кеннеди, которого будет судить суд Соединенных Штатов.
Потом на экранах появилось крупное изображение Ромео, и прозвучало сообщение, что это убийца Папы Римского, и он находится в тюрьме в США.
Вслед за тем телекамеры показали фотографии Грессе и Тиббота, рассказали кто они такие, сообщили об их аресте по подозрению в установке атомной бомбы в Нью-Йорке, и о том, что есть основания предполагать о существовании связи между этими двумя молодыми людьми и Ябрилом.
Затем камеры погасли, и на экране перед народом Соединенных Штатов вновь появился президент Кеннеди.
– Я еще раз повторяю, – медленно произнес он, – что кризис остался позади. Все люди, совершившие эти преступления, арестованы. Теперь наша задача судить и наказать преступников. Уже решено, что террорист Ромео будет передан Италии, где он предстанет перед судом по обвинению в убийстве Папы. Но остальных будет судить суд Соединенных Штатов. Расследование, проведенное нашими разведывательными органами, установило, что этот заговор не представляет более опасности. В связи с этим я объявляю об отмене военного положения.
Все шло так, как спланировали Дэйзи, Кли и Мэтью Глэдис. Преступники были показаны людьми, потерпевшими поражение и теперь бессильными, а Кеннеди выглядел триумфатором и человеком, вызывающим сочувствие. На экране еще раз показали гроб Терезы Кеннеди, который увозили в сопровождении почетного караула. В последнем кадре, как символ безопасности Соединенных Штатов, возник звездно-полосатый флаг над Белым домом.
Предполагалось, что на этом передача закончится, поэтому все удивились, когда вновь увидели на экранах Кеннеди.
– В заключение, – произнес он, – я должен сказать вам, что хотя с внешними опасностями мы справились, есть опасность внутренняя. Вчера вечером конгресс нарушил конституцию и проголосовал за то, чтобы подвергнуть меня, как президента Соединенных Штатов, импичменту за мой ультиматум Шерабену. Когда в Нью-Йорке взорвалась атомная бомба, они вынуждены были аннулировать свое голосование. У меня нет возможностей справиться с конгрессом, но народное голосование может сделать это…
Кеннеди сделал паузу, веки его плотно сомкнулись, и он выглядел безглазым, как статуя. Когда он вновь открыл глаза, их синева затуманилась слезами. Заканчивая речь, дрогнувшим голосом, он пожелал своим слушателям спокойной ночи, так, как пожелал бы этого уставшим детям.
– Доверьтесь мне, – сказал он. – Опасность миновала. Завтра мы решим, что сделать, чтобы наша страна никогда больше не страдала от таких травм. Да благословит вас Бог. Спокойной ночи.
Для конгресса и членов Сократова клуба эта речь прозвучала совершенно однозначно. Президент Соединенных Штатов объявлял им войну.
15
Президент Кеннеди, обеспечив себе власть и разгромив врагов, размышлял о своем предназначении. Надо было сделать последний шаг, принять последнее решение. Он потерял жену и дочь, его личная жизнь утратила всякий смысл. Ему осталась только жизнь, неразрывно связанная с народом Америки. Как далеко он намерен идти в осуществлении своих намерений?
Он объявил, что будет добиваться в ноябре переизбрания и организовал предвыборную кампанию. Оддблад Грей получил задание нейтрализовать преподобного Фоксуорта, Кристиану Кли Кеннеди приказал оказать правовое давление на большой бизнес, особенно на компании, владеющие средствами массовой информации, чтобы предотвратить их вмешательство в ход выборов. Вице-президент Элен Дю Пре мобилизовала женщин Америки, Артур Викс, обладавший влиянием в либеральных кругах восточных штатов, и Юджин Дэйзи, контролировавший лидеров делового мира, добывали деньги.
Однако Фрэнсис Кеннеди знал, что в конечном итоге все это окажется второстепенным, главное – как далеко народ Америки захочет идти вместе с ним.
Тут был один решающий момент. На этот раз народ должен избрать такой конгресс, который будет безоговорочно поддерживать президента Соединенных Штатов. Кеннеди улыбнулся и подумал, что ему еще не приходилось пересматривать свои убеждения. Он всегда хотел одного – иметь конгресс, который будет делать то, что он хочет.
Это означало, что Фрэнсис Кеннеди должен изменить настроение народа Америки. Страна потрясена. Взрыв атомной бомбы в Нью-Йорке оказался такой психологической травмой, какую страна никогда не испытывала. Смущало то обстоятельство, что этот взрыв осуществили два таких одаренных и привилегированных ее гражданина. Их поступок являлся наиболее крайним выражением философии свободы личности, которой так гордились Соединенные Штаты. Права личности были самым священным правом американской демократии. Но Фрэнсис Кеннеди чувствовал, что сейчас настроение американского народа меняется.
В маленьких городках и в сельской местности на смену потрясению и ужасу пришло некое мрачное удовлетворение. Нью-Йорк получил то, что заслуживал. Жаль только, что бомба была не такой мощной, чтобы взорвать весь этот город с его жаждущими наслаждений богачами, с потворствующими им евреями, преступниками неграми. Значит, есть еще Бог на небесах, и он выбрал правильное место для великой кары. Люди боялись, что их судьба, их жизнь, сам мир, в котором они и их дети живут, становятся заложниками своих сбившихся с пути соотечественников. Все это Кеннеди ощущал.
Каждую пятницу Фрэнсис Кеннеди выступал вечером по телевидению с отчетом перед народом. Это были слегка замаскированные предвыборные речи, но теперь у него не было сложностей с получением эфирного времени.
Он объявил, что во второй срок своего президентства будет еще более сурово бороться с преступностью. Он вновь будет сражаться за то, чтобы дать каждому американцу возможность купить новый дом, оплачивать медицинское страхование, уверенность, что их дети смогут получить хорошее образование. Эти программы должны оплачиваться за счет небольших отчислений богатых корпораций Америки. Он заявил, что не отстаивает социализм, а просто хочет защитить народ Америки от ее «знатных» богачей. Все это он повторял вновь и вновь.
Члены Сократова клуба следили за этими выступлениями со смешанным чувством злобы и презрения. Они видывали и раньше таких демагогов, этих оборванных пророков из южных стран, коммунистов-пуритан из самого сердца Запада, все они проповедовали необходимость грабить богатых. Здравый смысл американцев всегда преодолевал эти тенденции, однако теперь два обстоятельства беспокоили Сократов клуб. Одно дело, когда какой-то политик, даже президент, обещает избирателям сладкий пирог на небесах, но когда это человек типа Кеннеди, это уже нечто иное. Фрэнсис Кеннеди был самым обаятельным оратором, какого когда-либо представляло телевидение. Его секрет заключался в исключительной внешности, в безупречной речи, в соединении аристократизма с простотой. Он никогда не позволял себе пошлых шуток. Его отличала веселая откровенность вашего лучшего друга, фамильярность любимого старшего брата, он утверждал свою точку зрения с искрящимся остроумием. Он умел очаровать телевизионную аудиторию, но главное заключалось в том, что он разъяснял свои теории об управлении с такой ясностью, что люди понимали и его, и преследуемые им цели.
Он прибегал к метким выражениям, доходящим до самого сердца слушателей.
«Мы объявим войну повседневным трагедиям человеческого существования, – говорил он, – а не другим народам».
Он повторял знаменитую фразу, использованную им в первой избирательной кампании: «Как это получается, что после каждой мировой войны, когда триллионы долларов выбрасываются на убийство людей, начинается процветание? Почему бы не тратить эти триллионы на улучшение жизни людей?»
Он говорил, что вместо содержания одной подводной лодки, оснащенной ракетами, правительство могло бы построить тысячи домов для бедняков. А за деньги, которые идут на изготовление эскадрильи бомбардировщиков-невидимок, можно построить миллион домов. «Нас заставляют поверить в то, что они разбиваются на маневрах, – говорил он. – Конечно, это случается и зачастую уносит человеческие жизни. Мы должны в это верить». А когда его оппоненты указывали на возможность нанесения ущерба обороне Соединенных Штатов, он отвечал, что статистические отчеты министерства обороны засекречены и никто ничего знать не может. Эти легкомысленные ответы раздражали средства массовой информации гораздо больше, чем конгресс и Сократов клуб.
Но особую тревогу, с точки зрения Сократова клуба, вызывало осуществляемое Кеннеди назначение глав контролирующих органов – людей левых взглядов, которые будут следовать идеям Кеннеди о жестком ограничении власти больших корпораций. В частности, он выдвинул программу разделения компаний, владеющих телевизионными станциями, газетами и издательствами. Если вы владеете телевидением, то только телевидением, если издательством, то только издательством, если газетами, то только ими, если киностудиями, то опять же только ими. В качестве главного примера он приводил Лоуренса Салентайна, которому принадлежали не только главная телевизионная сеть и несколько самых крупных кабельных каналов, но и киностудия в Калифорнии, одно из самых мощных книжных издательств и ряд газет. Кеннеди убеждал своих слушателей, что когда один человек контролирует столько средств передачи информации, то это противоречит всем принципам демократии. Это все равно что дать одному человеку более одного голоса на выборах.
