Сволочь - Юдовский Михаил Борисович

— А с вами, молодой человек, я вообще не желаю разговаривать, — отрезал родитель.

— Да и у меня дела поинтереснее найдутся, — ответил я. — Спокойнейшей вам ночи.

Я вышел из фойе на улицу и закурил. Вечер потихоньку превращался в ночь, звезд почти не было видно из-за растрепанных облаков, краешек одного из которых пытался прободнуть тоненьким рожком серп молодой луны. Внезапно вид ночного неба заслонили чьи-то ладони, прилегшие мне на глаза.

— Лиля, иди в номер, — сердито сказал я. — Не расстраивай родителей.

— Не угадали, Миша.

Ладони опали. Передо мной стояла Рита и улыбалась с едва уловимым оттенком насмешки.

— Извините за неудачную шутку, — проговорила она. — Мне просто показалось, что вы немного расстроены.

— Не вижу повода для расстройства. Сигаретку хотите?

— Спасибо, я не курю. Ну как, хорошо погуляли?

— Изумительно.

— И где же вы были?

— Всюду, начиная с пищеварительного тракта Чрева Брюсселя и кончая его естественным завершением в виде этой гостиницы. А почему это вас так интересует?

— Если б вы провели это время в обществе Лилиных родителей, находившихся на грани истерики, вас бы это тоже заинтересовало. А что, эта бедная девочка действительно хорошо целуется?

— Безумно. Как застоявшаяся кобылица, которая вырвалась из стойла.

— Вы целовались с лошадьми, Миша?

— Подозреваете меня в зоофилии?

— Кто вас знает. Я ведь не видела, как вы целуете людей.

Я обхватил ее и поцеловал. Поцелуй вышел небезответным и довольно долгим.

— Не получилось с одной, хочешь с другой попробовать? — спросила Рита, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.

— Я вообще ни о чем не думаю.

— Это заметно.

— Зато мы перешли на «ты».

— Перешли. Даже не представляю, на что мы перейдем, если поцелуемся еще раз.

— Давай.

— Нет, Миша, — Рита отстранила меня рукой. — Для начала хватит.

— Почему?

— Ты же, вроде, спать хотел.

— Перехотел.

— Захоти по новой. Все равно роман у нас не получится.

— В цельном виде нет, а в журнальном варианте — вполне. Так даже лучше. Там в конце каждого отрывка стоит: «продолжение следует».

— Тебе хочется продолжить?

— А тебе разве нет?

— Нет. Я мужа своего люблю.

— Боишься, что приревнует?

— Нет. Он не ревнивый.

— А тебе, наверное, хотелось бы, чтоб он был ревнивым?

Некоторое время Рита смотрела на меня молча. Затем усмехнулась.

— Проводи меня до номера, — сказала она.

— До твоего или до моего?

— Сперва до моего. А потом, возможно, и до твоего.

— Зачем такие сложности? — удивился я.

— Хочу предупредить мужа, что посижу у тебя.

Признаюсь, у меня на время отшибло дар речи.

— Что это еще за фокусы? — выдавил я.

— Разве ты не хочешь, чтобы я зашла к тебе?

— Хочу. Но прямым рейсом, без пересадок.

— Без пересадок не получится, — снова усмехнулась Рита, прищурив зеленые глаза. — За удовольствие нужно платить. Так ты меня проводишь?

— По-моему, ты меня втягиваешь в какую-то свою игру.

— Разумеется, мой хороший. А ты думал, одному тебе позволено втягивать людей в свои игры? Ты ведь любишь играть. И повеселиться не прочь. Не будь эгоистом, проводи меня.

— Ладно, идем.

Мы поднялись на свой этаж и направились к номеру, который она занимала с Максом. Из-за двери, к моему удивлению, доносился женский голос, говоривший по-французски.

— Надо же, — сказал я. — А твой муж тоже не теряет времени.

— Это телевизор, — вздохнула Рита.

Она постучала в дверь.

— Макс, открой, пожалуйста!

Послышался скрип пружин и лениво шаркающие шаги. Затем дверь открылась, и мы увидели полусонного Макса, привычно жмурящего глаза.

— Привет, — сказал он.

— Здрасьте, — буркнул я.

— Максик, — сказала Рита, — ты что, весь вечер просидел у телевизора?

— Ну да, — ответил тот.

— И как, интересно?

— Не знаю.

— А мы вот с Мишей чудесно прогулялись, а затем он любезно проводил меня до номера.

— Спасибо, Миша, — сказал Макс.

— Не за что, — хмыкнул я.

— Есть за что, — возразила Рита. — Мне было очень приятно. Что ж, время позднее, будем укладываться. Спокойной ночи, Миша.

— Да? — сказал я.

— Да. В восемь утра завтрак, а в девять автобус выезжает в Брюгге. Так что надо как следует выспаться.

— Действительно, — проговорил я, — главное в жизни — как следует выспаться. Или, как выражается наш общий знакомый Алешка Жаворонков, «а неча плавать батерфляем».

— При чем тут батерфляй? — удивилась Рита.

— Красивый стиль, — объяснил я. — Но трудоемкий. Ныряешь — выныриваешь, снова ныряешь — снова выныриваешь. Утомляет. Устал я, господа. Спокойной ночи!

Я развернулся и зашагал к своему номеру, почувствовав вдруг, что и в самом деле так устал, что у меня не осталось сил даже мысленно назвать Риту стервой.

Наутро, позавтракав в отеле, мы выехали в Брюгге. Я сидел позади Риты и Макса, созерцая в окне их нечеткие отражения. Макс, как обычно, полудремал, Рита время от времени поглядывала на него с какою-то странной смесью досады и нежности. По правую руку от меня расположилось Лилино семейство, дружно и подчеркнуто меня игнорирующее. Из новых моих знакомцев лишь профессор Айзенштат смотрелся адекватно и вполне дружелюбно. До Брюгге оставалось ехать около часа, когда Рита, повернувшись ко мне, напомнила о моей роли в этой поездке:

— Миша, пора работать.

— В смысле? — не понял я. — Подменить водителя? У меня прав нет.

— Зато есть обязанности. Публика ждет рассказа о Брюгге.

— Да уж, — хмыкнул я. — Эти милые лица просто светятся ожиданием.

— А ты не заглядывайся на лица. Ты здесь в качестве экскурсовода, а не физиономиста.

Я с неохотой встал и направился к микрофону.

— Доброе утро, — произнес я безразличным голосом вагоновожатого, объявляющего остановки. — Через некоторое время наш автобус прибудет в Брюгге, столицу Западной Фландрии и один из красивейших бельгийских городов…

Я полностью отключил воображение и, откровенно скучая, стал выкладывать известные мне факты, почерпнутые из лишенных эмоций справочников: расположен там-то, основан тогда-то, известен тем-то.

— Чушь! — неожиданно прервал меня хорошо знакомый с недавних пор голос Лилиного папаши.

Я искоса взглянул в его сторону и продолжил рассказ, вяло пересыпая его фактами, именами и датами.

— Полнейшая чушь! — снова подал голос Лилин папаша.

Тут до меня дошло, что Лиля во вчерашнем припадке раскаянья, видимо, поведала родителям о моем методе преподносить исторические факты, и теперь всякий мой экскурс в историю будет сочтен заведомой ложью. Это показалось мне настолько забавным, что я не удержался и прыснул.

— Вы только посмотрите на него: врет и еще смеется над нами! — не унимался Лилин папаша.

Честно говоря, он мне надоел.

— Уважаемый родитель, заточивший в подземелье дщерь с чертами вольной птицы и душою робкой лани, — торжественно продекламировал я. — Ты, сжимающий сурово сердце нежное тисками, ты, глумящийся над духом дряхлый сторож юной плоти, ты избравший самолично дщери участь старой девы, обвинять меня не смеешь в вероломстве и обмане… Это были, — пояснил я, — стихи знаменитого уроженца Брюгге, средневекового поэта Яна ван Струуве в блистательном переводе Константина Бальмонта.

Автобус зааплодировал, а профессор Айзенштат захохотал.

— Браво! — сказал он. — Слава Богу, дело не ограничилось лекцией. Между прочим, — обратился он к Лилиному папаше, — все, сказанное о Брюгге, было не чушью, а сухой исторической правдой. Заявляю вам как историк в целом и специалист по Бельгии и Нидерландам в частности. Миша, продолжайте, пожалуйста.

Признаться, я не надеялся, что этим утром у меня улучшится настроение, и меньше всего ожидал, что поднимет мне его маленький профессор Айзенштат. Воодушевившись, я поведал о брюггском астрономе Якобе Стоффендоттере, открывшем один из спутников Юпитера, и его земляке, отважном книгочее Николасе ван дер Лоо, который в 1708 году с помощью аркебузы в течение нескольких часов в одиночку сдерживал атаки целого отряда французов, желавших разграбить городскую библиотеку. Я до того увлекся вымышленными сынами Брюгге, что совершенно забыл о настоящих — по правде говоря, мало кому известных. Теперь меня никто не перебивал, некоторые, как в первый день поездки, прилежно заносили свежайшую историческую информацию в блокноты, и я в очередной раз убедился, насколько живо преподнесенный вымысел достовернее сухо изложенных фактов.