Сумерки мира - Херцог Вернер

— Кто вы? — спрашивает Онода.

— Младший сержант Козуки ⁹.

— А там кто?

— Рядовой Муранака.

— Я старший по званию. Если рядовой еще жив, я отведу его в безопасное место. Прикройте меня.

Онода снимает рюкзак и достает меч. Подобно самураю в порыве ярости, он вскакивает и бросается на врага в ритуальной атаке, но враг уже покинул засаду. Онода дотягивается до солдата, лежащего вниз лицом, и переворачивает его. Он мертв.

Ночь. Солдаты, их теперь трое, разводят небольшой костер в лесной ложбине, скрытой среди густых ветвей. Онода погружен в себя. «Моя атака с мечом напоминает кино, я был словно актер в самурайском фильме. Непростительная ошибка. Эта война — совсем другая, героические жесты не входят в наши обязанности. Мы должны быть невидимыми, должны обманывать врага, должны быть готовы делать то, что кажется бесчестным, помня в глубине души о воинской чести».

Солдаты приготовили рис. Едят, Молчат. Потом Козуки рассказывает, что был в составе гарнизона при аэродроме, их было семь человек. К ним присоединились еще четверо, но через несколько часов ушли. Они были без командира. Онода хочет знать, как они угодили в засаду.

Никто, говорит Козуки, не ожидал, что враг придет с юга. Он, должно быть, высадился с моря. Они чувствовали себя в безопасности, пока не попали под обстрел. Только ему и Муранаке удалось выбраться на возвышенность.

— Кто был убит? Может быть, я их знаю, — интересуется Онода.

— Ито, Суэхиро, Касаи.

— Я знал Касаи, — говорит Онода.

— Касаи был убит пулей в голову. Потом Осаки, а теперь и Муранака. Мы были школьными друзьями.

Мужчины погружаются в молчание. Козуки настолько голоден, что скребет пальцем пустую кастрюлю. Последний раз он ел три дня назад, когда покидал аэродром. Онода хочет знать, что стало с аэродромом, он видел пожар.

— Американские самолеты, не встретив сопротивления, атаковали фальшивые истребители на аэродроме, — сообщает Козуки.

— Я их туда поставил, — замечает Онода.

— Так это ты ввел врага в заблуждение.

Онода не улыбается.

— Американцы уничтожили плацдарм для своих будущих атак.

Козуки колеблется, прежде чем продолжить.

— На самом деле, они не взорвали посадочную полосу.

— Как это?

— Они не бросали бомбы. Там не осталось воронок.

— Что же тогда?

— Просто расстреляли эти самолеты из бортовых пулеметов. Взлетная полоса почти не повреждена.

Онода молчит. Через некоторое время он смотрит новому товарищу прямо в лицо.

— Я потерял честь. Сначала причал в Тилике, теперь аэродром. С этого момента мы делаем все сами: нападаем, наносим врагу урон, отступаем.

Кажется очевидным, что Козуки присоединится к их крошечному отряду.

— Все на Лубанге знают, что это начальство не дало вам исполнить план на пирсе Тилик. Но теперь мы способны на многое. Втроем мы можем бороться с врагом разными путями. Ему нас не выследить. Американцы слишком медлительны и боятся джунглей.

Ночью, пока Козуки беспокойно храпит в палатке, поставленной в густом подлеске, Онода тихо выходит к Симаде, несущему вахту. Они взвешивают, стоит ли оставить при себе новоприбывшего. Понятно, что он силен, и, кроме того, у него больше нет ни отряда, ни цели. Он должен проявить себя, считает Онода. На следующее утро новоприбывший исчезает. Но когда Онода тихо спрашивает о нем Симаду они слышат его голос. Козуки стоит в дозоре неподалеку, так замаскированный листьями, что кажется, будто он врос в джунгли. Он уже нашел пресную воду, всего в паре минут от лагеря, ниже по течению, и вскипятил ее, накрыв кастрюлю банановым листом. Почти все солдаты, покинувшие гарнизон, заболели диареей, попив воды из ручьев. В последующие годы борьба за здоровье будет определять все. Если это не дождевая вода, скопившаяся в больших листьях, ее всегда нужно кипятить.

ЛУБАНГ,

БЛИЗ ТИЛИКА

Конец февраля 1945 года

Здесь раньше стоял полевой госпиталь. Онода и два его товарища тщательно исследуют местность. Неподалеку находится деревня Тилик, занятая американцами. Ничто не напоминает о том, что́ здесь было совсем недавно. Онода обнаруживает на дереве нечто сюрреалистическое — ботинок, зацепившийся за ветку. Это японский армейский ботинок. Выйдя из укрытия, солдаты замирают. Они стоят перед кратером. На дне собралась вода. Ничего не осталось, ни палатки, ни тел, ни даже частей тел, все растворилось в паре — прямое преобразование материи в тепло. Трое солдат молча отдают честь.

Онода знает, что они выживут, только если выйдут на открытую местность и пополнят запасы. Джунгли ничего не дают. Однако поиск пищи делает солдат уязвимыми. Их вылазки должны быть точными, быстрыми и тщательно подготовленными. На равнинах они видны врагу, и лишь ночью или во время ливня могут чувствовать себя в относительной безопасности. С наступлением ночи солдаты пробираются в пальмовую рощу и столбенеют, когда неподалеку от них проходит маленькая девочка со щенком. Не замечая их, она поет. Щенок лает в сторону Оноды, но убегает за девочкой, ускорившей шаг из-за возобновившегося дождя.

Они собирают кокосы, разбросанные по земле. Плоды покрыты плотной зеленой оболочкой. Ночью, в укрытии, солдаты пытаются ее снять. Козуки пытается сделать это ножом, Онода тщетно тычет штыком. Такое не проходят в военной академии. Решение находит Симада. Он кладет кокос на плоский камень, обратив его вниз тем концом, которым орех крепился к дереву, и большим камнем бьет сверху по скорлупе. Мякоть выходит наружу. Теперь толстый слой зеленых волокон можно без усилий счистить ножом.

— Ага, — говорит Онода, — хитрости крестьянского сынка!

— Нет, — смеется Симада, — чистый интеллект! У нас в хозяйстве не было кокосовых пальм.

Первая минута легкости. Тяжесть грядущих десятилетий полностью сотрет и ее, и ей подобные. Шорох. Солдаты замирают. Козуки показывает на свое ухо, кивает — там, под нами. Онода осторожно достает винтовку. Это звук приближающегося человека? Тишина, только капли дождевой воды с веток.

— Прикрой меня, — приказывает Онода Козуки; тот лишь беззвучно шевелит губами. Онода вскакивает, бросается вперед. Недолгая борьба в роще чуть ниже лагеря. Крик, незнакомый голос говорит на японском.

— Я один из вас. Я друг, японец. Кто вы?

— Кто вы такой? — кричит на него Онода.

— Акацу. Рядовой Акацу. Я был в отряде капрала Фуджицу, оставшегося при аэродроме.

— Почему вы не с отрядом?

— И где ваше оружие? — интересуется Симада. — Нам здесь нужны только вооруженные люди.

Акацу извиняется.

— Мы отступали так внезапно, что я не успел взять винтовку.

— Солдат не существует без оружия. Это часть его тела, — упрекает его Онода. — У меня в рюкзаке есть еще один пистолет, но патронов к нему почти нет.

Симада, однако, более враждебен к новичку

— Почему бы тебе не вернуться в свою часть?

— Мой отряд разбит, немногие выжившие покинули остров. — он снимает очки. —

Я ничего не вижу в темноте, ночью я почти слеп, — он протирает очки банданой. — А когда идет дождь, мои очки запотевают. Я прошу позволения остаться с вами.

— Вы можете остаться до завтрашнего утра. Мы примем решение, как с вами поступить, — отрывисто отвечает Онода.

За долгий вечер Онода и двое его подчиненных узнают историю Акацу. В его отряде почти закончилась еда, а то, что осталось, тоже все время куда-то пропадало. Он знал, что некоторые из отряда воровали, а они обвинили во всем его самого, чтобы избавиться от свидетеля. Акацу дважды отсылали, но каждый раз он возвращался, потому что не мог выжить в одиночку. Затем бо́льшая часть его отряда, забыв об осторожности, направилась прямо на бивак филиппинских солдат, которые немедленно открыли огонь. Пять человек пали, некоторые сдались в плен, остальные, более сорока чело-век, все же добрались до десантного корабля. Двое солдат, которых, как и его, выгнали из отряда, остались невредимы, но покинули Акацу уже следующей ночью.