Джон Фаулз - Куколка
Молодой джентльмен садится в кресло и долго смотрит на огонь.
— Что, ежели в этой пьесе нет ни Ромео, ни Джульетты? И финал ее скрыт в кромешной тьме? — Он поднимает голову, взгляд его тверд и прям. — Что тогда, Лейси?
— Бог с ними, с пьесами, сэр. Когда вы так говорите, я сам будто в кромешной тьме.
Вновь повисает молчание.
— Позволь предложить тебе чудную задачку, — наконец говорит молодой джентльмен. — Давеча ты сказал — мол, желательно знать, что будет дальше. Вообрази: к тебе, именно к тебе, явился человек, кто уверяет, будто проник в тайны будущего — не загробного, а нашего земного мира. Ему удалось тебя убедить, что он не балаганный шарлатан, но ученый, посредством математики, астрологии и всяческих тайных знаний сделавший подлинное открытие. Далее он рассказывает об том, что произойдет завтра, в нынешнем месяце, на будущий год, через сто и тысячу лет. Выкладывает всю историю. Как ты поступишь: станешь бегать по улицам, всех оповещая, иль затаишься?
— Сперва выясню, не рехнулся ль я.
— Твои сомненья развеяны неопровержимым доказательством.
— Тогда упрежу своих близких. Чтоб избегли возможных бед.
— Чудесно. Но представь, что пророк сулит сплошь пожары и чуму, смуты, бесконечные несчастья. Как тогда? Поступишь так же?
— Что-то я в толк не возьму, сэр. Откуда ему знать?
— Не фордыбачь. Мы всего лишь фантазируем. Допустим, он сумел тебя убедить.
— Шибко мудрёно для меня, мистер Бартоломью. Ежели судьба, чтоб завтра мой дом спалила молния, тут уж никуда не денешься. Но коли суждено загодя об том узнать, вполне могу переждать в сторонке.
— А ежели молния поразит, где бы ты ни был? Хоть беги, хоть сиди дома? Кроме того, предсказатель может и не знать, как именно ты умрешь иль когда на человечество обрушится та или иная напасть. Он просто знает, что рано иль поздно многие от нее пострадают. Вот что я хочу спросить, Лейси: если б пророк заранее уведомил тебя об цели своего визита, дав время подумать и обуздать естественное любопытство, не благоразумней ли уклониться от встречи с ним?
— Пожалуй. Может статься.
— И не лучше ль ему, буде он любого сорта христианин, оставить при себе свои тайны, пусть даже его оракульская наука предсказала, что в один прекрасный день сей жестокий растленный мир обретет изобилье и нерушимый покой? Ибо кто станет утруждаться добродетелью и благочестьем, ежели всем без разбору уготован рай?
— Я уловил вашу мысль, сэр. Только не разумею, почему об том вы заговорили именно сейчас.
— Вот почему: предположим, ты, Лейси, тот самый пророк, кому открылись предписанные нам беды. Не лучше ль стать единственной жертвой сего знанья? Может быть, ценой молчанья — нет, собственной жизни! — удастся смягчить праведный гнев Небес на богохульника, взломавшего печати времени?
— Ответить затруднительно… Вы касаетесь предметов… Негоже посягать на то, что подвластно одному Создателю нашему.
Глядя в огонь, молодой джентльмен согласно кивает:
— Я лишь фантазирую. Никакого богохульства.
Он умолкает, будто жалея, что затронул сию тему вообще. Но актер не удовлетворен исходом беседы: уложив руки за спину, он медленно вышагивает к заставленному окну. Потом крепче стискивает пальцы и адресуется к лысому силуэту, маячащему на фоне камина:
— Коль завтра мы расстаемся, буду откровенен, мистер Бартоломью. В моем занятье обретаешь навык по наружности распознавать человека. Лицо, походка, манеры все об нем скажут. Сложилось мненье и об вас, сэр. Крайне благоприятное. Вопреки давешним недомолвкам я считаю вас джентльменом честным и благородным. Надеюсь, вы достаточно хорошо меня знаете, чтоб поверить моим словам: я б в жизнь не примкнул к вашей затее, ежели б сомневался, что за вами правда.
Мистер Бартоломью не оборачивается.
— И что? — сухо спрашивает он.
— Я могу простить, сэр, что вы умолчали об кое-каких деталях нашего предприятия. Допускаю, необходимость сия продиктована здравым смыслом. Однако под маской здравого смысла вы утаили саму суть нашей затеи. Не скрою, сэр, сие непростительно. Вольно вам фантазировать, но что прикажете мне…
Мистер Бартоломью вскакивает; похоже, он взбешен, но лишь в упор смотрит на спутника.
— Поверь мне на слово, Лейси. Да, я непокорный сын, да, я не все тебе поведал. Ежели в том грешен, каюсь. Но даю слово, законов я не нарушал. — Он подходит к актеру и протягивает ему руку. — Прошу мне верить.
Помешкав, Лейси отвечает рукопожатием.
— Честью клянусь, ты во мне не ошибся. — Молодой джентльмен сверлит актера взглядом. — Заклинаю помнить об том, что бы ни случилось. — Убрав руку, он отворачивается к камину, но тотчас вновь взглядывает на Лейси. — Во многом я тебя обманул, но, поверь, ради твоего же блага. Коль что неладно, ты — всего лишь слепое орудье.
Взгляд комедианта неуступчив.
— Однако ж происходит вовсе не то, в чем вы меня убеждали, верно?
Молодой джентльмен отводит глаза:
— Я ищу одной встречи. Вот она, правда.
— Но не с тем, об ком говорили?
Ответа нет.
— Дело чести?
Мистер Бартоломью усмехается:
— Тогда б я был с секундантом. Да и не стоило тащиться в этакую даль ради того, что можно решить в окрестностях Лондона.
Актер собирается что-то сказать, но не успевает. На площадке слышны шаги, затем стучат в дверь. Мистер Бартоломью откликается. Входит хозяин Паддикоум.
— Внизу господин дожидаючись, мистер Браун, — обращается он к мнимому дядюшке. — Шлет вам свое почтенье, сэр. Извиняйте за беспокойство.
Лейси бросает взгляд на «племянника», но по тому не скажешь, что он ждал именно этого визита, хотя в вопросе его слышится нетерпение:
— Кто такой?
— Мистер Бекфорд, сэр.
— Какой еще мистер Бекфорд?
— Наш пастор, сэр.
Молодой джентльмен облегченно вздыхает и обращается к актеру:
— Прошу прощенья, дядюшка, я утомился. Не стану вам мешать.
Чуть замешкавшись, лицедей плавно входит в роль:
— Скажите преподобному, сейчас я с ним повидаюсь. Племянник просит не серчать — притомился.
— Слушаюсь, сэр. Немедля. Ваш покорный.
Хозяин уходит.
— Мужайся, приятель, — кривится мистер Бартоломью. — Уж напоследок пусти пыль в глаза.
— Наш разговор не окончен, сэр.
— Поскорее спровадь его, но учтиво.
Актер поправляет шарф и шляпу, одергивает фрак:
— Слушаюсь.
Лейси отвешивает легкий поклон и направляется к двери. Он уже взялся за ручку, когда мистер Бартоломью вдогонку бросает:
— Будь любезен, скажи нашему дражайшему хозяину, чтоб дал еще своих паршивых свечей. Я почитаю.
