Леонид Габышев - Жорка Блаженный
— Посмотрим-посмотрим, — мадам помолчала. — Ну, хорошо… А вот в твоей истории записано, что ты от волков убегаешь… Сознание у тебя отключается… Как часто это происходит и что при этом чувствуешь?
— Ничего не чувствую… Просто как подкуренный.
— Куришь?
— Есть грех…
— Н-да-а… Ну ладно, иди, отдыхай.
— Спасибо, я не устал. На волю бы…
— О-о-о, об этом еще рано говорить.
— А когда?
— Полежи. Посмотрим на твое поведение. Встретимся еще не раз… А там… там видно будет. Отведи, — кивнула она стоявшему в дверях санитару.
А в воскресенье — свиданка, с утра непрерывные звонки. Санитары не успевали открывать дверь и выводить больных.
— Жора! — крикнул Борис. — К тебе пришли.
Комната для свиданий рассчитана человек на пятнадцать. Столы, стулья. Все места заняты, и дядя стоял возле стены.
— Жора… Здорово! — дядя раскинул для приветствия руки.
— Здравствуй, дядя Петь.
Обнялись.
— Ну, как ты здесь?
— Потихоньку. Курева принес?
— Есть такое дело! — он достал из сумки пять пачек «Примы». — Вот, на недельку должно хватить, а в следующее воскресенье еще принесу.
Я рассовал пачки по карманам.
— Тут тебе тетя Варя харч собрала. Пирожки с картошкой, мясо жареное, сметана. Привет большой передает. Сама-то прийти не смогла — прихварывает. Отпустит, вместе навестим, — не умолкал дядя. — Больничный харч надоел небось?.. Как вас кормят-то?
— Да какая кормежка…
— Знаю-знаю, сам недавно с печенью лежал. Ну ладно, расскажи, что у тебя нашли-то? Ты с врачом-то говорил?
— Да говорил…
— Ну и что?
— Да ничего. Лежи, говорит, разберемся.
— Ты, племяш, не унывай! Все будет путем!
Говорить больше не о чем, и мы нудились, ожидая, когда освободится место за столом.
Комната для свиданий напоминала столовую. Родственники выгребали из сумок домашнюю снедь. У некоторых больных руки тряслись от, регулярного отравления лекарством, и родственники кормили их с ложки. Звенели банки, склянки, бутылки, велись пустопорожние разговоры. Гомон. Приглушенный интимный разговор между молодыми мужем и женой. Нечленораздельное мычание дебилов. Чавканье, сопение. Счастливый Чита, не сознающий своего убожества, с неизменным аппетитом уплетал принесенную бабкой домашнюю еду.
Грустный, поникший сидел за столом дважды казненный сульфозином Игорь.
— Мама, забери меня, пожалуйста. Мне здесь очень и очень плохо.
— Ну что ты, Игорек! Как же я тебя заберу? Мы же договорились! Ты полежишь немного, тебя обследуют, подлечат. Надо же что-то делать! Работать ты не можешь. Пусть хоть пенсию назначат. Веда так?
Парень грустно молчал.
— Ну, не надо, Игорек! Не рви мое сердце. Я и так дома день и ночь переживаю. Я думала, ты веселый выйдешь, меня успокоишь. — И мать Игоря потянула к глазам платок.
— Не плачь, мама.
— Как тут не плакать… Разве я не знаю этого заведения… Но надо же как-то определяться… Не можем ведь мы вдвоем жить на мои семьдесят рублей. У меня самой здоровье никудышнее. Ноги совсем не ходят. Из комнаты почти не выхожу — тяжело подыматься. Кнопка теперь одна гулять бегает. На улице лает, за голубями гоняется. По тебе скучает, — через силу улыбнулась мать.
Глаза Игоря заблестели. Крупные горошины сорвались из переполненных глаз.
— Ну вот, и ты заплакал, Игорь. Не надо, а то совсем расстроюсь. Больше не огорчай меня, пожалуйста.
— Хорошо… мама… Больше не буду тебя огорчать…
— Вот и умница. Я тебе свежий платочек принесла. Вытри слезы… А вот зубная щетка, паста, зеркальце. Прячь в карман, а то санитар увидит — отберет. И не думай больше ни о чем. Все будет хорошо. — И немного повеселевшая Мать засуетилась, выкладывая на стол завернутые в полотенце тарелки. — А сейчас поешь. Я курочку деревенскую принесла — тетя Валя передала. Ешь, пожалуйста…
— Спасибо, мама, не хочу.
— Игорь, мы же договорились, что ты не будешь меня огорчать…
Парень нехотя принялся за еду. Было видно: ему мучительно не хотелось превращаться в такое же подобие чавкающих животных, смысл существования которых свелся к набиванию брюха.
Чита «подмел» бабкины гостинцы и запросился в палату.
— М-м-м, — обратился он к санитару.
— Пойдем, Чита, пойдем. — Борис весело похлопал дебила по плечу и повел в палату.
Бабка сгребла пустые банки-склянки в кошелку и освободила место.
— Сядем, Жора, порубаешь, — сказал дядя Петя.
Есть мне не хотелось, но чтоб не обижать родных, отдал должное теткиной стряпне.
— Игорь, я была в четверг у твоего лечащего врача, и она сказала, что ты плохо себя ведешь. Вступаешь, в пререкания с медперсоналом, грубишь. Это правда?
— Нет, мама, неправда.
— Не надо, Игорек, веди себя хорошо… Как он тут у вас, не хулиганит? — вымученно улыбнулась она подпирающему дверной косяк Борису.
Он стоял со скрещенными на груди руками и слушал разговор.
— Не-е, он парень смирный, — осклабился санитар.
Голова парня низко склонилась над тарелкой. Плечи судорожно затряслись.
— Ну вот! Опять… Игорь… Если будешь плакать — уйду.
— Я не плачу, мама. Это курица что-то… суховата… застряла…
— А ты запивай. Я тебе молочка принесла… Пей, сынок…
Свиданка продолжалась. Уходили одни — приходили другие.
Засобирался и дядя.
— Ну, Жора, лежи, выздоравливай, ни о чем не думай. Что тебе в следующий раз принести-то?
— Да ничего не надо, дядя Петь. Курева только.
— Ну, это само собой.
Засобиралась и мать Игоря.
— До свидания, сынок. Веди себя хорошо, чтобы врачи мне больше не выговаривали. В воскресенье приду.
— Мама… забери меня, пожалуйста, отсюда.
— Опять! Игорь, ну что ты со мной делаешь?! Господи… Ну как я теперь домой пойду? — заплакала мать и в слезах скрылась за дверью.
— Прости… мама…
Щелкнул замок. Санитар положил трехгранник в карман халата.
— Ну, пойдем, пойдем, маменькин сынок, — чугунная лапа Бориса легла на гусиную шею парня. — Хватит сопли распускать. И ты, — кивнул мне санитар.
В наблюдательной подошел Угрюмая Личность.
— Я вижу, ты шабером разжился, малыш. Пойдем, покурим.
К пахану на свиданки никто не ходил, и он стрелял табачок у придурков.
Мы сидели с паханом в сортире на подоконнике, забравшись с ногами, и молча шабили. Дверь туалета никогда не затворялась, и мужики тужились на очке, не обращая внимания на снующий мимо сортира женский персонал. Женщины, правда, изредка бросали короткие, оценивающие взгляды на мужские достоинства.
