Юрий Герт - Грустная история со счастливым концом
«Будь активен!», «Будь инициативен!», «Будь активен и инициативен в большом и малом!»— вот что было написано ни этих табличках! «Твори, выдумывай, пробуй!», «Познай самого себя!», «Я мыслю — значит, я существую!».
Нора не удержалась и вынула из сумочки блокнот. Ей казалось, это и было как раз то самое, о чем она думала в пришкольном скверике. Она не знала, чему больше радоваться; странному ли совпадению или своей журналистской проницательности?..
Но встретив директора школы №13, она перестала удивляться чему бы то ни было. Ведь и способность удивляться имеет свои границы, а Нора Гай как раз достигла этих границ.
Она предполагала увидеть... Нет, каким бы ни предполагала Нора увидеть директора школы № 13, она не предполагала того, что увидела на самом деле!
Он был молод, особенно для директора, не старше тридцати двух—тридцати трех. У него было румяное лицо, ясные голубые глаза и высокий интеллектуальный лоб, правда, без единой морщинки. Ему, вероятно, очень бы подошла бородка, из тех, какие раньше носили геологи, а теперь носят художники и поэты. У него не было бородки, но были отличные белокурые волосы, как бы слегка вздыбленные вдохновеньем, исходившим от всей его энергичной, мужественной фигуры. И разговаривал он глубоким переливчатым баритоном, каким обладают одни артисты. Звали его Эраст Георгиевич Гагин.
Он был приветлив, любезен — она еще не успела представиться, а он уже усадил ее в поролоновое кресло современной конструкции, с отверстием в спинке, пододвинул пепельницу, сигареты и сам сел напротив — все это с такой стремительностью, как будто только и ждал ее появления. Пора смутилась, прикрыла сумочкой свои худые, угловатые коленки, но по скромности приписала это внимание отнюдь не собственным достоинствам, а значению прессы, которую представляла.
Однако едва она упомянула о газете, как в лице Эраста Георгиевича внезапно что-то переменилось, хотя оно еще продолжало улыбаться.
— Я все понимаю, все, все понимаю,— сказал он, перебив Нору и разводя руками.—Я все понимаю... Но не рано ли вы пришли?.. Не слишком ли рано?..
— Почему же рано?..— робея, возразила Нора.— Мы обсудили на планерке... И потом, это личное поручение редактора!..
Эраст Георгиевич прищурился и с явным сарказмом осмотрел ее всю, с ног до головы.
Нора смешалась окончательно. «Не доверяет,— подумала она,— решил, что я еще девчонка...»
Она раскрыла перед собой блокнот, достала карандаш, но Эраст Георгиевич вряд ли это заметил: он сидел, откинувшись назад, прикрыв глаза и как бы про себя повторяя:
— Да, да... Редактор... Личное поручение... Словом, оперативность, так это называется?..
Он был прав: письмо два месяца пролежало в отделе...
— Конечно,— виновато сказала она,— оперативность первое правило для газеты, и мы...— Она хотела сказать, «мы постараемся исправить допущенную ошибку», или что-то в этом роде, однако не успела.
— Правило?— Эраст Георгиевич резко поднялся и, по-прежнему не глядя на Нору, крупным шагом прошелся по кабинету.— Значит, для вас это правило — ни в чем не разобравшись, ни во что не вникнув — поверить слухам, сплетням, клевете мелких, ничтожных людей?.. Да, жизнь богата парадоксами!..— Он вернулся, сел. Волосы на его голове шевелились, как если бы над ними проносили металлическую пластину, заряженную электричеством.— Пишите, пишите... Вы думаете, пострадаю я?.. Я уйду, но что станет, со школой?..
— Послушайте,— сказала Нора, догадавшись наконец, что происходит какая-то путаница,— но я же совсем не собиралась... То есть я собиралась... Но я собиралась написать о Тане Ларионовой...
Теперь смутился Эраст Георгиевич.
— О какой Тане Ларионовой?
— О вашей ученице Тане Ларионовой!
И Нора Гай рассказала обо всем, что узнала из присланного в редакцию письма...
Не будем утомлять внимание читателей подробным описанием того, как слушал ее Эраст Георгиевич, как он извинялся и хохотал над своей оплошностью.
— Почему же вы молчали?.. Почему не объяснили сразу?..— Теперь лицо его снова лучилось обаянием, которое так подействовало на Нору в первые же минуты.
— Мне хотелось бы взять проблему шире,— призналась она,— и написать не только о Ларионовой, а и о школе, где ее воспитывали... Тут ведь прямая связь...
— Прямая!..— подхватил Эраст Георгиевич, в свою очередь любуясь трогательной горячностью Норы.— И потом — о школе вообще так мало пишут хорошего... Ну, газеты еще куда ни шло, а возьмите кино, книги?.. Хотя ведь мы тоже бываем разные?..
— Вот именно,— подтвердила Нора.— Я еще, конечно, не успела... Но эти таблички в коридорах... Мне так они понравились! Я даже выписала кое-что...
— Таблички?.. Нет,— сказал Эраст Георгиевич отрывисто, — это не просто таблички... Для меня это не просто таблички, это моя система, моя вера, мое кредо, если хотите... Век электроники, бионики, космоса, но в центре всего — активная, мыслящая, творческая, если хотите, личность!.. Бетховен или синхрофазотрон?.. Я ставлю «и» и зачеркиваю «или»!..
— Но почему?..— он приблизился к Норе, которая слушала его, боясь шевельнуться.— Почему вы меня понимаете, а они..— правая рука Эраста Георгиевича взмыла куда-то вверх,— они этого не понимают?.. Почему?..— Он вдруг помрачнел, ссутулился и бессильно опустил перед собой, на полированную крышку низенького столика, туго сжатые кулаки. Нора поежилась.
— У вашей системы много противников?
Эраст Георгиевич помолчал, как бы давая долгой паузой ощутить всю наивность такого вопроса.
— Не противников, а врагов, которые не брезгают ничем... Ничем!..
Так вот что значило начало их встречи!..
— Но мы боремся... Мы боремся, и нас не так легко сломить!..— сказал он, преодолевая короткое отчаяние.
Все, что знала теперь Нора, и чего еще не знала, но могла предположить, пробудило в ней острое сочувствие к этому смелому и мужественному человеку.
— Я помогу вам,— сказала она,— я сделаю все, что сумею!
Они вернулись к Тане Ларионовой. Эраст Георгиевич не скрыл, что Танин поступок — для него приятная, но тем по менее полная неожиданность. Он никак не мог ее припомнить; она, кажется, играет в драмкружке и, кажется, неплохо... Она или не она?.. Он явно испытывал неловкость, хотя Нору это как раз устраивало: обыкновенная, ничем не примечательная девочка... Великолепно!
Классная руководительница восьмого, а ныне девятого «Б» еще не вернулась из отпуска. Эраст Георгиевич сам зашел в канцелярию, разыскал домашний адрес Ларионовой и проводил Нору до парадных дверей.
— У вас есть дар,—сказал он ей на прощанье,— очень важный дар для журналиста, — вызывать доверие, располагать к откровенности... Я с вами откровенен, хотя знаю вас не больше часа... Поймите меня, Нора, мне бывает временами так тяжело. А потом наступает такой вот день, как этот, и снова думаешь — мы правы, правы!.. Спасибо, что вы пришли именно сегодня...
