Наталия Терентьева - Училка
Судя по ее одежде, она не такой уж консервативный человек. Ковбойская рубашка в красно-синюю крупную клетку, черная кожаная жилетка, задорная стрижка в разный цвет крашеных волос — и белые, и рыжие, и пегие прядки. Ногти короткие, но с черным лаком, крупное кольцо. Я присмотрелась — нет, не с черепом, конечно, как мне показалось вначале. С каким-то восточным символом. А что тогда разговаривает со мной, как будто инструкцию по противопожарной безопасности, написанную в пятьдесят восьмом году, читает вслух?
Я вежливо ответила:
— Нет, муж не женат. Он воспитывает наших детей.
— А… — Она несколько растерянно посмотрела на мои руки. — А вы… замужем?
Ого, ничего себе. Я на работу поступаю или в услужение? Я должна буду впредь отвечать на подобные вопросы? Это не территория моей личной жизни? Не территория. Директор должна знать о сотрудниках многое, чтобы… Наверно, зачем-то должна.
— Я не замужем. Ни официально, никак. Я тоже воспитываю наших детей.
— Ясно. — Директор еще напряженнее стала вглядываться в меня. — Говорите, никогда не работали учителем…
— Не работала.
— А почему решили прийти в школу?
— Захотелось работать. Активно, много. Общаться.
— Веселья особого не обещаю, — сдержанно заметила директор. — Можно взглянуть на остальные документы? Вы заполнили анкету?
— Не был, не состоял, не участвовал. — Я протянула ей анкету. — Папа — Данилевич, я — тоже. Дети — Воробьевы, как их отец. Мама — Синицына. Была.
Директор взглянула на меня так, как будто я говорила какие-то непристойности.
Кажется, я ей не нравлюсь. Полагаю, это ерунда. Я же не с ней собираюсь работать. С детьми. Или я чего-то не понимаю? Я должна понравиться работодателю? Но меня, например, ненавидел хозяин и директор журнала, в котором я работала одно время ответственным редактором. Но я была очень хорошим редактором. Мне было скучновато. А работала я быстро, с фантазией — ее, правда, приложить в техническом информационном издании было трудновато, но я старалась. Искала самые сенсационные в научном смысле материалы, удачно компоновала их, заставляла художника интересно оформлять, сама переписывала на понятном языке, чтобы могли прочитать не только двое-трое узких специалистов. И директор-хозяин, скрепя сердце, назначил меня главным редактором. Но я не вовремя для карьеры забеременела и ушла рожать, растить, кормить, так и не побывав главным редактором.
— У вас по зарубежной литературе средних веков была тройка? — вдруг спросила директор, внимательно читавшая вкладыш к диплому.
— Это как-то повлияет на мое трудоустройство?
— Мне не кажется, что мы сможем найти с вами общий язык, — ответила директор и вернула мне вкладыш с отметками, диплом и анкету, которую я накануне старательно заполняла, разборчиво и подробно. — У вас плохой характер. Вы не сработаетесь с коллективом.
— Мне всегда казалось, что учитель работает с детьми. Он должен любить и понимать детей. Не так?
— А вы любите и понимаете детей?
— Своих — да. С чужими — не пробовала.
— Вряд ли у вас получится, — ответила мне директор. — Благодарю вас. Простите, у меня скоро совещание в городе, мне нужно еще подготовиться.
— Вы мне говорите «нет»? — уточнила я.
Директор лишь улыбнулась и покачала головой. Видимо, я очень сильно нарушила законы, пошла напролом. Вот лыжня, по ней все без труда скользят. Вот тропинка на худой конец, топай себе на здоровье, если на лыжах не умеешь или не хочешь. Зачем лезть в чащобу, в заросли, по пояс в сугробах? Так короче и смешнее?
— Всего доброго, — попрощалась я как можно доброжелательнее.
— И вам не хворать! — ответила мне директор.
Может быть, я ошиблась насчет ее чувства юмора?
Вернуться и сказать, что она — классная тетка, только сама этого не знает, и я смогу с ней работать? Вряд ли она это оценит.
— Андрюшка, меня не взяли на работу! — позвонила я брату часа через два, чуть отойдя от совершенно неожиданного для меня фиаско.
— Это хорошо или плохо? Не пойму по твоему голосу.
— Плохо.
— Я же говорил тебе — костюмчик давай тебе купим, нормальный, приличный, дорогой…
— Что это изменит?
Как иначе — Андрюшка будет утешать меня моими же шутками. Шутим мы похоже, друг друга понимаем хорошо, но не все люди слышат то, что слышим мы.
— Пока будут разглядывать, думать, настоящий ли, фирменный ли, сколько стоит, пойдет ли им, толстым и самым красивым, такой фасон, ты все свои вольности и глупости быстро скажешь, замолчишь, и все увидят, какая ты милая, контактная, здоровая, умненькая.
— Я — глупая, Андрюшка. Я только рядом с твоим другом Игоряшей умная. А так — глупая. И я устала от технических переводов. И правда хочу в школу. А меня не взяли.
— Слушай, а в институт не хочешь? Я подумал, наверно, смогу тебя устроить. В областной пед бывший, а, как?
— Нет, я хочу с детьми. Вот хочу как-то, и всё, мне интересно.
— Это до первого убитого тобой дебила, Нюська. Но раз уж ты хочешь, спорить бесполезно. Хоти. Иди в другую школу.
— В другую не хочу, хочу в эту.
— Почему?
— У меня тут подружки. С пионерских времен.
— Вспомнила! — засмеялся Андрюшка. — Еще бы царя Гороха вспомнила!
— Я при царе Горохе не жила, я же не такая старая, как ты. А в пионерское время у меня были подружки. Мы вместе в городском пионерском штабе занимались.
— Ну да, я помню. У тебя даже рубашка особая была. Изо льна, с шеврончиками. И пилотка. И что?
— Они, оказывается, в этой школе работают.
— Ты что, раньше не знала?
— Нет! Настька и Никитос в отдельном здании для малышей учатся. А подружки — одна биологию преподает, другая математику, что ли, я не поняла. Случайно встретила, когда пришла.
— Что, сразу обеих? — недоверчиво спросил Андрюшка.
— Сразу обеих, представляешь! Они из столовой шли!
— Хорошо пахнет из столовой?
— Ужасно!
— Всё, тогда не ходи в эту школу.
— Андрюш… И директрису я тоже знаю. Только она немного старше.
— Ты ей сказала?
— О чем? Что она старше?
— Да нет, — засмеялся Андрюшка. — О том, что ты ее помнишь!
— Так и она меня помнит! Она мне сказала, что помнит. Я ей книжку свою с подписью подарила — «в память о пионерском детстве».
— И она тебя не взяла?
— Нет.
— Почему?
— Я слишком вольно с ней разговаривала, высмеивала всё, шутила без остановки…
— Ясно. Должности такой в школе нет.
— А разве плохо, если учитель остроумный?
— Детям, наверно, хорошо, а коллегам — не уверен. Ладно. Ну что, пиши книжки дальше. И немцев переводи. Я люблю твои переводы читать. Ничего не понятно, но ужасно интересно, слог такой отличный.
