Тьерри Коэн - Я выбрал бы жизнь
Жереми повиновался, ничего не понимая. Он не слышал, что говорила Виктория, но младенец угомонился. Глаза его, казалось, искали источник голоса. Он наконец умолк, еще судорожно всхлипывая, и багровое личико постепенно светлело.
Жереми снова взял телефон.
— Вот! — воскликнула Виктория удовлетворенно. — Голос мамочки его успокоил. Если он опять заплачет, возьми его на руки. Я вернусь через десять минут. С днем рождения, любимый.
Жереми показалось, что он сходит с ума. Виктория отключилась, а он так и стоял на еще непослушных ногах, не сводя глаз с телефонной трубки.
«Опять тот же кошмар. Я просыпаюсь в день моего рождения, и часть моей жизни мне незнакома. На этот раз я женат, у меня ребенок. Это какой-то фарс!»
Младенец снова заплакал, оторвав Жереми от его мыслей. Этот рев раздражал его, мешал спокойно обмозговать это новое потрясение. Взять ребенка на руки он не решался.
— На кой черт мне этот сосунок? — проворчал он вслух и тут же пожалел о своей агрессивности. — Я ведь даже не знаю, как взять младенца.
Он приподнял ребенка. Крошечная головка резко откинулась назад. Вспомнив советы, которые когда-то слышал, он подложил ладонь под его затылок, поддерживая. Прислонил его к своему плечу, чувствуя пальцами, как маленькое тельце напрягается с каждым криком. Нерешительным шагом он прошел несколько метров, отделявшие кроватку от ванной. Ребенок успокоился. Тут Жереми вспомнил про электронный календарь и направился к стене. Фотографию Эс-Сувейры сменил вид склонов холма Круа-Русс в Лионе. Там он провел первые годы своей жизни, когда его родители покинули Марокко. Число и месяц были те же, но год другой. 8 мая 2004 года.
«Два года! Два года прошло с моей госпитализации! Два года, о которых я ничего не помню! Еще два года улетучились!»
Слезы потекли по его щекам, они брызнули сами собой, словно смывая ком, набухавший в желудке. В эту минуту в замке входной двери повернулся ключ. Вошла Виктория. Она изменилась. Волосы были короче, стрижка каре преобразила лицо. Она расцвела, стала более округлой, более женственной. И еще красивее, чем прежде.
— Привет, мои хорошие! — весело поздоровалась она.
Жереми отвернулся и вытер глаза краем распашонки.
Виктория подошла и поцеловала ребенка в лобик.
— Что с тобой? Ты что, плакал?
Надо ли говорить ей о новом приступе? Ему показалось, что разумнее будет подождать, попытаться самому понять, что с ним происходит.
Он слабо улыбнулся.
— Я не плачу. Это… малыш. Слезами намочил мне щеки.
Виктория выразила свое удивление легкой гримаской. Потом перевела взгляд на ребенка и преобразилась.
— Ну что, сердечко мое, ты звал мамочку?
Она взяла младенца на руки и нежно прижала к груди.
— Так-то ты поздравляешь с днем рождения своего папочку?
Она повернулась к Жереми, протянула ему губы.
— С днем рождения, любимый.
И тут же снова принялась тетешкать сына.
Жереми умилился. Виктория — такая славная мамочка. Его жена. У них родился ребенок. Сын. Он больше не мальчишка, потерявший голову от любви, но муж и отец. Ситуация пока не укладывалась у него в голове, но такая действительность ему подходила.
«Если я болен, то вылечусь», — убеждал он себя.
— Сейчас папочка покормит тебя молочком. А я пойду готовить обед для наших гостей.
Она, не спрашивая, передала ему ребенка и протянула бутылочку с соской. Хрупкость этого крошечного существа взволновала его. Малыш был такой легкий, такой уязвимый. От прикосновения маленького тельца потеплело на душе. Он поднес соску к ротику ребенка.
— Какой ты неловкий, Жереми! — сказала Виктория, поправляя его руку. Наклони бутылочку, вот так, и поверни соску, не то он захлебнется. Можно подумать, ты в первый раз его кормишь! Ты не находишь, что он становится все больше похож на тебя? — добавила она и ушла в кухню.
Жереми смотрел, как ребенок жадно сосет молоко: светлые глазки, точеные черты, тонкий носик. Он походил скорее на Викторию.
Мысль о том, что у него есть сын, глубоко всколыхнула его. Он чувствовал себя таким молодым. Всего несколько дней назад он сам был только сыном…
Жереми подумал о своих родителях. Он не видел их, с тех пор как… так давно.
Виктория окликнула его из кухни, прервав его размышления:
— Он поел?
Да, ребенок высосал всю бутылочку и, наевшись, задремал.
Жереми не отвечал, и Виктория появилась в дверях гостиной.
— Дай его мне теперь, я его уложу.
Несколько раз поцеловав малыша в лобик, она уложила его в корзину и заботливо укрыла.
— Я на кухню. Поможешь мне?
Он с любопытством последовал за ней.
— Когда выпьешь кофе, помоги мне чистить овощи. Я приготовлю только закуску. Остальное заказала на дом из ресторана.
— Да, конечно, — ответил Жереми.
Простота этой сцены тронула его. Он начал испытывать известное удовлетворение, вот так запросто войдя в быт, где у него были место и роль, жена и ребенок. Он был счастлив оказаться в этой домашней обстановке, в этой кухне, где пахло стряпней и кофе. Он смотрел на разложенные на столе овощи, на дымящуюся чашку, початый батон, открытую пачку масла. Ему вдруг сильно захотелось есть. Ощущение колоссальной пустоты, сосущее и какое-то лихорадочное, распространялось из желудка по всему телу теплыми волнами и легкими содроганиями. Он вспомнил, что уже испытывал такое, когда был моложе. Чувство утраты равновесия, потери контроля, с примесью предвкушения, когда он знал, что беспокойство скоро вытеснит удовольствие от обильной, горячей и сладкой еды.
Он взял хлеб, отрезал кусок, густо намазал маслом и жадно укусил. Затем отхлебнул обжигающего, сладкого кофе и, проглотив, зажмурился от наслаждения.
Виктория рассмеялась.
— Ты так сильно проголодался? Можно подумать, ты не ел уже…
«Два года», — захотелось ему ответить, но он удержался и снова откусил от бутерброда.
Утолив первый голод, он решился приступить к расспросам:
— Кто придет к обеду?
— А ты уже не помнишь?
Он смутился.
«Она намекает на мою болезнь? Неужели мне часто случается забывать?»
— Ну, к обеду будут Пьер и Клотильда. Потом, конечно, на кофе пожалует твой босс, он придет после гольфа, да, его светлость играет в гольф. Ты очень хотел его пригласить, что ж, это твой день рождения… А вечером… как насчет ужина влюбленных, только вдвоем?
— Да… конечно… отличная мысль, — выдавил из себя Жереми.
— Мне бы хотелось куда-нибудь пойти, в ресторан, но я еще не готова доверить Тома постороннему человеку. Мы еще успеем попраздновать. А пока будем ответственными родителями! — улыбнулась она.
