Натиг Расулзаде - Жизнь и смерть Кашмара Маштагаллы
Заур ничего не ответил, оставил машину, не до конца припарковав её на свое место, и молча пошел к подъезду.
Кашмар смотрел ему вслед.
— Сынок, — окликнул он Заура негромко.
Заур обернулся в ожидание, глядя на отца напряженным взглядом.
— Ты не запер машину, — сказал Кашмар.
Несколько дней Кашмар не ночевал дома, но принимал активное участие в подготовке к свадьбе вместе со своими новыми родственниками. Магазин он тоже аккуратно посещал и решал все возникавшие проблемы и порой ловил на себе любопытные взгляды своего работника и его сына, особенно его молодого сына. Это ему не нравилось, он хмурился, отворачивался, даже подумывал — не уволить ли?..
Свадьба Заура прошла великолепно, как говорится, на самом высоком уровне, в одном из самых престижных и дорогих ресторанов города; пели такие же дорогие, под стать блюдам и напиткам в ресторане, певцы и певички, часто мелькавшие на различных телеканалах, тамадой пригласили популярного поэта, который так и норовил произносить тосты в рифму, но после третьего рифмованного тоста, отец невесты тихо одернул расходившегося поэта — надо и меру знать, тут тебе не вечер поэзии; со стороны невесты было несколько именитых гостей — депутаты, банкиры, даже один министр — одним словом, пели, ели, пили, танцевали, говорили тосты, прославляли жениха и невесту, осыпали цветами… Наргиз ходила от стола к столу с приклеенной улыбкой, Кашмар тоже ходил. Иногда они сходились возле какого-то стола. Тогда машинально улыбались друг другу, так же как и всем гостям. На него поглядывали с любопытством.
До свадьбы утрясали с новыми родственниками вопрос квартиры для молодых.
— У нас есть для них квартира, Гашгай-муаллим, — сказал отец невесты, — в хорошем тихом, престижном, экологически чистом районе, десятый этаж высотки, подземный гараж, все как надо…
— И отлично обставлена, — прибавила мать невесты, обращаясь к Наргиз. — Только позавчера мебель завезли, установили, румынская, оригинал, компьютеры, домашний кинотеатр, все как надо… — закончила она словами мужа и с видимым сожалением: было заметно, как хотелось ей, гордясь, все перечислить вплоть до постельного белья.
— Так что, с жильем нет проблем, — докончил отец невесты.
— Тогда разрешите мне отдать вам половину суммы, — сказал Кашмар.
— Разрешите мне вам этого не разрешить, — пошутил отец невесты, и все немного посмеялись. Жена его смеялась деланно, через силу.
Но в итоге сумма была названа, поделена пополам, и половина суммы была принята отцом невесты от Кашмара.
Через месяц после свадьбы Кашмар и Наргиз подали в ЗАГС заявление о разводе. Он уже не приходил домой, и только когда дочь, Нармина предупреждала его, что должны придти новые родственники, или молодожены, он являлся точно в назначенное время. Порой появлялось щемящее чувство, когда он, особенно по ночам вспоминал их с Наргиз молодые годы, первое время после женитьбы, он чувствовал, что перегнул, перестарался со своей запоздавшей свободой, но чувство исчезало, так же как и появлялось, а Кашмар оставался в постели с чужой женщиной, порой — случайной.
Магазин он навещал периодически, контролировал, как прежде все товары, выручку, и каждую неделю с мальчиком, сыном своего продавца, посылал домой, Наргиз кругленькую сумму, оставляя себе незначительную часть дохода от торговли, так как от расточительной любовницы давно избавился и необходимости в больших деньгах не испытывал. Зачем ему большие деньги? На карнавале в Бразилии он уже побывал… на карнавале жизни… так что…
Наргиз поначалу пыталась возвращать деньги, но потом быстро поняла, что одной с девятнадцатилетней дочерью на свою зарплату сотрудницы проектного института она не проживет.
У Кашмара была своя однокомнатная квартирка далеко от центра города, которую он купил, когда решено было окунуться в разгульную жизнь. Там он и жил тихо мирно, пока не пришла ему в голову идея поехать в тот самый бутик, где его бывшая любовница покупала сумку, куда можно было запихнуть целый рынок. Еще не совсем ясно сознавая, что делает, но уже смутно догадываясь и боясь признаться себе, он припарковал машину (пришлось довольно далеко от бутика, все места возле тротуара были заняты дорогими иномарками, город процветал, город становился городом миллионеров, о, горе беднякам!), вышел и, прогуливаясь направился к магазину.
И как раз из дверей с покупками в руках вышла Марьям-ханум, и как ни в чем ни бывало уставилась на него, будто знала заранее, что он придет, и что она повстречает его здесь. Она так и сказала.
— А я знала, что встречу тебя сегодня здесь, Кашмар, — проговорила она, буднично передавая ему пакеты с покупками, будто своему слуге. — Отнеси в машину.
— Я тоже на машине, — попробовал возразить он. — Может, на моей?..
— Нет, — отрезала она.
Он посмотрел на нее и ему показалось, что с тех пор, как он видел её в последний раз она еще больше помолодела, сейчас ей можно было дать лет сорок и выглядела она роскошно, словно только что после массажа в сауне, отдохнувшая, пышная… Белое, полное, но сбитое, как у молодой тело, от которого трудно было отвести взгляд.
— Садись, — велела она, указывая на машину, оставленную именно там, где парковаться было запрещено.
— Вам сколько лет? — спросил он в машине, как только они отъехали от магазина.
— А ты не видишь? — спросила она загадочно.
Помолчали. Ездила она рискованно, постоянно превышала дозволенную в городе скорость, но никто её не останавливал, хотя посты дорожной полиции были на каждом шагу в ожидание проезда приглашенных в страну высокопоставленных гостей.
— Ну, как мой порошочек, помог? — спросила, ухмыляясь, Марьям-ханум.
— Помог… Как же, — хмыкнул Кашмар. — После вашего порошочка у меня вся жизнь перевернулась.
— А разве это плохо? Время от времени просто необходимо переворачивать свою жизнь, — сказала она.
— Я был почти при смерти, — настаивал он.
— Не понравилось?
Он не сразу нашелся, что сказать. Вдруг вспомнил яркие радужные круги, что возвращали его в детство, вспомнил свою меме и отца, умершего брата, вспомнил сельские улочки своего детства, когда он был маленьким Кашмариком и боялся мясника с топором, вспомнил ломоть хлеба с маслом, посыпанный сахаром… И так и не ответил, раздумывая.
— Приехали, — сквозь свои смутные мысли услышал он.
Он донес покупки до квартиры Марьям-ханум, потоптался на пороге нерешительно.
— Ну, я пойду, — сказал Кашмар.
— Не говори глупости, — сказала Марьям-ханум. — Проходи в спальню.
Что-то непривычно кольнуло его в сердце. Тем не менее, он снял в прихожей туфли, влез в тапочки, которые оказались ему впору, будто для него купленные и прошел туда, куда предлагалось.
Марьям-ханум в сексе оказалось очень деловой: прежде всего довела его пенис до рабочего состояния, и кажется, осталась довольна, потом, не снимая черных, ажурных чулок, долго в полутьме спальни, удивляя его гибкостью своего тела, принимала различные позы на широченной кровати с зеркальным балдахином, не подпуская его близко и не позволяя трогать себя руками… Он, затаив дыхание смотрел, и теперь ей нельзя было дать даже тридцати лет, и он подумал, что пока дойдет до дела она может стать девочкой… Может, этого и добивалась?.. Но скоро, поуспокоившись, она легла, медленно раздвигая гладкие, белые, будто из мрамора высеченные ноги… Тогда он подошел, и она снова взглянула на него высокомерно своими залитыми желанием глазами, взглянула, как на слугу и протянула руку для поцелуя. Он поцеловал…
Когда она, утомившись и утомив его, крепко заснула, он прошел на кухню, плотно прикрыл за собой дверь и, не включая света, позвонил на телефон Наргиз. Он сейчас вспомнил её, хотя по-настоящему никогда и не забывал, вспомнил, как они любили друг друга по вечерам перед сном и как она, словно нехотя, каждый раз бледнея, уступала его желаниям; конечно, секс с ней ни в какое сравнение не шел с изощренным, почти профессиональным сексом Марьям-ханум, но, тем не менее, надо признать, что ему было хорошо с женой. Вспомнил даже периодические приступы её хронического словоизвержения, когда её невозможно было перебить, и как он отмахивался от безудержного торопливого потока слов. Даже этого, казалось, ему теперь не хватало.
Он прижал телефон к уху.
«Извините, — странным, вовсе не извиняющимся голосом, произнес автомат. — Абонент временно вне досягаемости. Телефон или отключен, или же абонент трахается».
Кашмар, не веря своим ушам, подозрительно посмотрел на свой мобильник, почему-то встряхнул его, будто в него набилась вода, и позвонил повторно. На этот раз телефон Наргиз молчал как каменный. Он, уже нервничая, позвонил на домашний.
— Это я, — сказал он, с забившимся сердцем услышав её голос.
