Татьяна Шипошина - Подготовительные курсы
Мне было стыдно.
— Не сотвори себе кумира, — откуда-то из недр памяти извлёк я.
— Хорошо. Четыре. Не лжесвидетельствуй. Не завидуй. О родителях вспомни.
— Да! Почитай отца и мать…
— И да продлятся дни твои на земли, — закончил за меня священник.
Нависшая пауза была для меня мучительна. Священник вздохнул.
— Вот, берите этот перечень. Учите.
— Да это же невозможно, — тихо протянул я.
— А Вы просите Божьей помощи. Если Ваше желание — не сиюминутная прихоть, готовьтесь, и приезжайте на следующий год. С Богом — всё возможно. Люди нам нужны.
Священник помолчал, и поправился.
— Люди нужны для служения Богу.
— А зачем нужны десять заповедей? — вырвалось у меня.
Священник ещё раз посмотрел на меня, как будто решая, отвечать мне или нет.
— Они нужны для того, чтоб по ним жить.
— Но это же невозможно!
– Господь — и намерение целует. «Горе имеем сердца…»
— Что?
– Не знаешь? На литургиии был, хоть раз? На Богослужении?
— Нет…
— Нет… Что же привело тебя сюда, юноша?
Я промолчал.
Если бы я знал, что меня привело, я бы ответил.
— А у вас есть какие-нибудь подготовительные курсы? — спросил я.
— Нет у нас курсов. Главные курсы — жизнь…
Я вышел из административного корпуса…на эти курсы…
На эти, бесплатные курсы, открытые для всех.
Мне хотелось есть. Мне хотелось пить. И тут я увидел такую беседочку, весело раскрашенную, как бы увитую виноградом со спелыми кистями. Народ стоял в небольшой очереди, держа разные посудины и бутылки.
«Ну, хоть попью, — подумал я, и пристроился в хвост очереди. — Надо же, как раскрашена эта беседочка! Такая радостная стоит. Удивительно даже…»
Беседочка была построена над источником преподобного Сергия. Я прочёл это, когда подошёл поближе.
Моя очередь уже продвинулась ко входу в источник, когда двое молодых парней в серых рясах прибежали с вёдрами, и немного оттеснили меня в сторонку. Один из них поставил вёдро под небольшой краник, торчащий внизу. Струя воды с шумом ударилась о дно ведра.
И так весело, так радостно она стучала об ведро… Один из парней поднёс руку к крану и брызнул водой в другого. Вода полетела, разбиваясь на сотни маленьких радуг.
Парни смеялись, улыбались люди в очереди.
Мне тоже хотелось побрызгаться этой водой. Тут подошла моя очередь, и мне налили воды в большую железную кружку.
Вода была холодна и чиста. Она ломила зубы. Я пил эту воду мелкими глоточками, потом умыл этой водой лицо и руки.
Вода из источника стекала по моему лицу. Или я заплакал…
Странное состояние не отпускало мою душу. Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. И ещё мне хотелось, чтобы это не заканчивалось никогда.
Но всё на свете заканчивается.
Я покинул ворота Троице-Сергиевой лавры и тихо побрёл в направлении железнодорожной станции.
Прокатить под дурачка не получилось.
Глава 14
Денег практически не было. Институт (и не один) помахал ручкой. Тётя Вера пока ещё терпела меня, но полы в её квартире уже жгли мои пятки.
Сын тёти Веры работал экономистом в какой-то фирме. Однажды, когда он навещал мать, тётя Вера завела разговор обо мне.
Сын тёти Веры почесал затылок, и предложил пристроить меня курьером к ним на фирму.
Это, может быть, было и неплохо, но зарплаты курьера на съёмную квартиру всё равно не хватило бы. Что мне оставалось делать?
Варианта имелось два. Первый — вернуться домой. Скорее всего, ещё не подзно подать документы в пед. Там у нас — вечный недобор.
Второй вариант — пройтись к тому адресу, где когда-то проживал мой отец. Этот вариант являлся почти безнадёжным.
Этот вариант казался ещё хуже, чем возвращения домой. И всё же…
А что мне оставалось делать? Идти — или не идти? Вот в чём вопрос?
В глубине души-то я знал, что нехватка денег, облом по всем институтам, и прочее — всё это — только отговорки. Я бы пошёл по этому адресу, даже если у меня всё было в порядке с деньгами и с жильём.
Меня так и тянуло пойти. Так и тянуло, так и подмывало…
Через пару дней после неудачной попытки сдать документы в Духовную Семинарию я отправился по заветному адресу.
Хотел на местности сориентироваться…
Да что там! Я найти его хотел! В глаза ему посмотреть!
Отец оставил нас с матерью, когда мне было десять лет. Мать никогда не говорила о нём плохо. Мать вообще предпочитала не говорить о нём.
Когда мне исполнилось лет шестнадцать, я начал досаждать матери своими расспросами. Мать, посадив меня перед собой на кухне, рассказала нехитрую историю, которая так и осела во мне, как краска на сырой штукатурке.
Жили-были двое. Она — студентка пед. института, он — студент политеха, будущий инженер. Познакомились на танцах в пед. институте. Влюбились друг в друга сразу, и поженились уже через пару месяцев.
Я — дитя любви.
Родители жили в общаге. Потом умерли родители матери, и молодые перебрались в ту самую, бабушкину квартиру, в которой мы с матерью сейчас и проживаем.
А потом наступили девяностые годы. Мы, то есть наша семья, оказались в такой нищете, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Матери зарплату задерживали, завод отца вообще закрылся, и был разворован по винтику. Тогда отец поехал в Москуву — искать счастья.
Первый раз съездил — вернулся, денег привёз.
Второй раз съездил, денег привёз, но уже вёл себя, как чужой.
Третий раз поехал — и не вернулся.
— Там он нашёл женщину… — говорила мать, — там он нашёл женщину, которая лучше меня.
— Неправда! — отвечал я. — Ты лучше всех!
Мать гладила меня по голове.
— Ну, сынок… — говорила мать. — Поверь… бывают хорошие женщины… Но вот ты, сынок — ты у него один! Самый лучший!
Мать несколько лет подряд делала мне подарочки ко дню рождения и к Новому году — якобы, от отца. Пока я не раскрыл её нехитрый обман, найдя подарок недели за две до нового года. В письменном столе матери.
Даже в шестнадцать лет она мне не сказала, что у отца появилась дочь, а у меня — сестра.
Сказала только сейчас, пред моим отъездом.
— Ма, может он не понимал, что делает? — пытал я мать.
— Твой отец никогда не был дураком.
— Так как же…
— Человек свободен в своём выборе. Это его право — по рождению. Это — его неотменяемая привиллегия.
— Почему же он решил… так неправильно?
— Он решил так, как было нужно ему.
— Как же….
— Знаешь ли ты, чем взрослый отличается от ребёнка?
— У…
— Только не говори, что усами!
Мы посмеялись.
— Взрослый сознательно выбирает, а затем принимает на свои плечи груз ответственности за свой выбор, — заключила мать. — Только и всего. А усы здесь ни при чём.
Мать была права. Но я не успокаивался.
— Ма, а почему ты не боролась за него? — приставал я к матери. — Почему не поехала в эту Москву, да глаза не выцарапала этой хорошей женщине, которая уводит чужих мужей?
— А ему… а Сергею… ему тоже глаза выцарапать? А потом так и жить с ним, с выцарапаными глазами?
Да, мать, видимо, так же, как и я, шутила только про себя. Но я понял её шутку. Потихоньку я перестал приставать к матери и расспрашивать её.
Действительно, грустно так жить. Когда у мужа выцарапаны глаза.
Отец начал заниматься бизнесом. С той самой женщиной, с которой он стал жить в Москве. Бизнес пошёл у него удачно. Бизнес был связан с торговлей продуктами, с какими-то кафе и ресторанами. Мы с матерью ничего об этом не знали. Лет через семь после отъезда отца алименты перестали приходить.
Остался только адрес, который был указан на корешках последних почтовых переводов. По которым приходили алименты.
Глава 15
Улица, где жил отец, располагалась поблизости от одной из кольцевых станций метро. Это был престижный московский район.
Для своего визита я выбрал воскресный день, и обеденное время, рассудив, что именно так я смогу застать отца дома.
Я быстро нашёл улицу и дом.
Сердце моё колотилось то сильнее, то слабее. Я всё не решался войти.
Наконец, я подкараулил момент, когда в подъезд входил пожилой мужчина, и проник на лестничную площадку вслед за ним.
Поднялся на лифте. Тут уж моё сердце готово было вообще из груди выпрыгнуть. Я нажал на кнопку звонка.
За дверью послышались шаги.
Конечно, я думал о том, что отец может не узнать меня. Конечно, я много раз прокручивал в голове, как увижу его… как он увидит меня… может, он даже обнимет меня…
А я? Что я скажу? Спрошу, почему ты забыл про меня? Как ты мог? Плюну ему в лицо, повернусь, и уйду? Или брошусь ему на шею, разрыдаюсь, и всё прощу, ещё не долетев до его груди? Эх, папка. Знал бы ты…
Дверь открылась.
На пороге стояла женщина. Я сразу её узнал. Несомненно, это была именно та женщина, к которой ушёл отец. Моложе матери, ухоженней и… совсем иная, не похожая на мать…
