Джурахон Маматов - Памирские рассказы
Находившийся рядом куст смородины только-только как начал цвести, поэтому был слышен гул пчёл, круживших вокруг него. Выпив водички из источника, Мехриддин соорудил из рюкзака подушечку и прилёг. Я тоже последовал его примеру. Высоко в небе светило яркое солнце, цвела смородина, гудели пчёлы, пахло травой – идиллия.
Я взглянул на дорогу, по которой мы поднимались. Как и все горные тропы, она сурово красива и непредсказуема. В любой момент камнепад («тарма» по-таджикски – прим. автора) может разрушить её, и кишлак окажется надолго отрезан от внешнего мира: другого пути нет. В старину так и бывало – запасались едой летом, а потом люди всю зиму жили в совершенной изоляции до весны.
Глядя на эту дорогу, я вспомнил случай, прочитанный в книге востоковеда и этнографа Михаила Андреева «Таджики долины Хуф». Расскажу вкратце, своими словами.
Это было давным-давно, то ли в конце девятнадцатого, то ли в начале двадцатого века.
Стоял жаркий августовский день. Около дюжины всадников-афганцев быстро, украдкой поднимались по дороге в Хуф. Эта была та же самая дорога, по которой мы совершали восхождение с Мехриддином. Руководил этой группой известный афганский бай Саидбек. Он ехал на рыжем коне впереди группы и, оглядываясь назад, часто повторял: «Не шумите, болваны».
Всадники поутихли: они побаивались своего предводителя. Саидбек был свиреп и безжалостен. Он был одет в черный шерстяной зипун. На голове – небольшой тюрбан темно красного цвета. Чёрная густая борода ниспадала на грудь. От постоянного курения банга белки его глаз всегда были покрасневшими. Когда Саидбек разговаривал, можно было заметить, что у него не хватало двух передних зубов.
Приблизившись к кишлаку, всадники спешились и повели своих лошадей за уздечки, чтобы их не заметили из селения.
– Даврон, держи мою лошадь, – злобно крикнул Саидбек худому длиннолицему парню лет двадцати пяти, который постоянно находился рядом.
– Музаффар идёт со мной – остальные остаются здесь и без моей команды не двигаются, – свирепо добавил он.
– Итоат Соиб, итоат Соиб (Слушаюсь хозяин, слушаюсь хозяин – язык дари), – послышались тихие и робкие голоса афганцев и они, переговариваясь шёпотом, присели у своих лошадей.
Саидбек и Музаффар (парень с обритой наголо головой), пригнувшись и прижавшись к склону горы, воровато направились в сторону кишлака.
Саидбек – старый волк – хорошо знал, что сейчас в кишлаке мужчин нет. В это время, в середине августа, все они были на сенокосе. Спрятавшись за небольшой горный выступ и прищурив свои красноватые глаза, он стал изучать селение, как волк, выискивая себе добычу.
На крыше ближайшего дома какая-то старуха перебирала сушеные ягоды тута. Во дворе плакала маленькая девочка. В небогатом огороде к яблоне была привязана белая коза с полным выменем молока. На крики плачущего ребенка из чида (дома) выбежала красивая женщина на вид лет тридцати пяти. Она, видимо, куховарила, так как держала в руках деревянный половник. Из-под памирской тюбетейки выбивались огненно рыжие волосы.
У Саидбека загорелись глаза. Мысленно он уже наметил себе цель и составил свой злодейский план. Он обратил внимание, что все дома располагались далеко друг от друга, и почти в каждом дворе была на привязи домашняя скотина. Вокруг можно было увидеть лишь женщин и молодых девушек. Мужчин не было видно совсем, если только не считать седого старика, сидевшего на бревне у дальнего дома и ножом вырезавшего деревянные ложки.
Саидбек взглянул на Музаффара и плетью указал на дальние дома, а затем той же плетью указал на него, что означало: «Эти дома твои». Парень молча кивнул.
– Назад, – тихо проговорил Саидбек. Музаффар подобострастно повиновался ему.
Когда они вернулись к группе, главарь быстро раздал всем указания. Разбойники оседлали лошадей и по команде Саидбека с дикими криками неожиданно налетели на кишлак. Своими действиями афганцы чем-то напоминали беспощадные татаро-монгольские орды.
В селении поднялся неистовый крик и плач женщин. Налётчики, как волки, сновали между домами и своими саблями разрубали верёвки, державшие на привязи скотину. Они хватали молодых девушек и всё, что попадалось им под руки: казаны, посуду, мешки с мукой и сушеными фруктами. Самой ценной добычей считались деревянные кадки с топлёным сливочным маслом.
Старика, сидевшего на бревне, кто-то пнул. Он упал и не мог подняться на ноги, а лишь приговаривал: «Э мардум, гас макинаф (О, люди, не делайте этого – хуф. диал.)!» – и слёзы катились по его морщинистым щекам. Но на него никто не обращал внимания.
Злодеи, боясь, что мужчины могут вернуться с сенокоса, трусливо оглядываясь в сторону гор, спешили побыстрее убраться.
– Назад, вниз, – послышался грозный голос Саидбека, который плетью начал стегать своих же сотоварищей. Поперёк его коня лежали набитые добычей мешки. К стремени он привязал ту самую рыжеволосую женщину, выбежавшую на крик плачущей девочки. Другие налётчики тоже вели на привязи молодых девушек и женщин, среди которых были и десяти-двенадцатилетние девочки. Они горько плакали, приговаривая: «Моди, моди, па, па» (мама, папа). Но бессердечные налётчики не проявляли ни малейшей жалости к бедным хуфцам. Они плетью, как стадо овец, погнали пленниц вниз.
– Едем в Вамар, – крикнул своим беззубым ртом Саидбек. – Гургбачча, Шикамба, – позвал он двух мужиков с ружьями в руках. – Останетесь здесь на полчаса на случай, если будет погоня за нами. Затем возвращайтесь в Вамар. Мы будем в доме у Мирзобека, у речки.
И вся свора воров-налётчиков направилась вниз, погоняя коров и коз вместе с бедными, горько плачущими пленницами. Громче всех рыдала рыжеволосая женщина.
– У меня остались маленькие дети, пожалуйста, отпустите меня, – умоляла она. Но вместо сожаления получила лишь удар плетью по спине.
Группа всё дальше и дальше удалялась от кишлака. Плач утихал. Погони не было.
С вашего позволения, дорогие мои читатели, я остановлюсь на этом месте, и мы вернёмся в опустошённый кишлак Хуф.
У старика высохли слёзы, хотя он продолжал беззвучно всхлипывать. Недоструганные ложки были разбросаны вокруг. Плачущие старушки и маленькие детки столпились вокруг него, как цыплята возле курицы, когда возникает опасность. Старик пытался всех утешить, понимая, какое ужасное горе настигло его односельчан.
– Зафар биц, – подозвал он к себе белобрысого мальчишку лет восьми, – беги наверх, позови мужиков.
Косцы добрались до кишлака только к вечеру и некоторые из них, издали заметив следы набега, побежали к своим разграбленным жилищам.
Я не буду описывать, что происходило в их сердцах. Видеть безутешно плачущих мужчин – это очень печальная картина…
Среди них особенно выделялся молодой крепкий парень с огненно-рыжими волосами. Его звали Садриддин. Оказалось, та рыжеволосая женщина, которую увёз за собою сам Саидбек, была его матерью, а седая старушка, перебиравшая тутовник на крыше дома, была его бабушкой.
– Моди! – ворвался он в дом и застал там трёх плакавших младших сестричек, самой старшей из которых было лишь пять лет. Они, онемевшие от страха, не могли выдавить и слова, а лишь указывали своими маленькими ручонками в сторону дороги, ведущей вниз. И только старшая из них приговаривала: «Моди, моди…».
Старушка безучастно сидела у кицора (очаг в доме-чиде) и что-то шептала себе под нос. Разум её помутнел от случившегося.
Садриддин тоже присел к кицору и горько заплакал. Сестрёнки, с мокрыми от слез лицами и растрёпанными белокурыми волосами, прижались к нему. Парень не знал как их утешить. Девочки всегда верили, что их брат – самый сильный и смелый человек на свете. Они с мольбой заглядывали ему в глаза, как бы прося: «Ты ведь сильный, пожалуйста, верни маму». Сердце Садриддина сжималось от жалости и отчаяния, но вдруг, лицо его изменилось, глаза засверкали, и он вскочил на ноги.
– Гулчин, присмотри за сестрёнками, – обратился он к старшей и, резко встав, выбежал из дому.
Узнав, что налётчики ушли в сторону Вамара, он, не слушая никого, побежал по дороге вниз. Он бежал долго. Поздней ночью Садриддин наконец-то добрался до селения и разыскал дом Мирзобека у речки. Это было легко, так как ещё издали было слышно, что там идёт пир горой. До него доносились крики и песни под удары бубна.
У ворот дома стояли два наукара с саблями и ружьями.
– Пустите меня внутрь, – обратился он к ним.
– Мальчишка, да ты хоть знаешь, кто в этом доме отдыхает сейчас? Сам Саидбек из Султан-Ишкашима – гроза округи! Если тебе дорога твоя голова, убирайся отсюда да побыстрее.
– Именно он мне и нужен, его я и ищу, – смело ответил парень.
– Кто там так шумит? – послышался голос со двора. Из темноты появился хозяин дома, Мирзобек.
Охранники, завидев его, вытянулись по струнке и доложили о странном парне, требующем самого Саидбека. Мирзобек, предвкушая, как Саидбек расправится с этим жалким выскочкой, приказал его пропустить. Садриддин шагнул во двор.
