Джурахон Маматов - Памирские рассказы
– Лови и эту рыбку, – недолго раздумывая, крикнул Гулобшо, и, так же как и первую плотву, перекинул рыбёшку на тот берег. Мальчик с радостью положил и её в ведерко. Садбарг с улыбкой наблюдала всю эту возню. Наполнив бидоны водой, она присела у берега и стала дальше наблюдать за нами.
– А теперь всё что выловим, это для Садбарг! Хорошо, Абдул Ризо? – весело предупредил Гулобшо мальчика.
– Хорошо, – согласился он.
Чувствовалось, что сестру он любит. Присев у ведёрка, он разглядывал своих рыбёшек. Мы с Гулобшо забросили свои удочки и стали ждать.
Девочка сидела на берегу, обхватив руками коленки и соединив вместе босые ноги. Это отчетливо напомнило мне картину Васнецова «Алёнушка». Она и была похожа на ту самую Алёнушку со своими русыми волосами. Рыбка не ловилась.
– А правда, что у вас и мальчики, и девочки учатся вместе? – впервые за всё время встречи заговорила Садбарг.
– Да, это правда, – подтвердил я, насаживая наживку из сухого тутовника на крючок.
– А правда, что вы, шурави (советские – язык дари), не читаете молитвы-намазы и не верите в Бога? – задала следующий вопрос любопытная девочка.
– Нет, это неправда, – поправил я её. – Мы читаем намазы и верим в Бога. Алхамдулилла, мы – мусульмане.
– А почему вы красите свои дома в белый цвет? – не унималась Садбарг.
Я не знал, что и ответить на этот вопрос. На самом деле, в их кишлаке не было видно ни одного побеленного дома, а в нашем сплошь все дома были побелены.
Ещё много чего она спросила, пока Гулобшо наловил пару других рыбёшек. Девочка была смышленая. Она похвасталась, что знает несколько русских слов, и отчетливо их произнесла.
Мне попались ещё две рыбки. Естественно, весь улов мы отдали детям. Садбарг встала первой и, отряхнув своё коротенькое платьице, подошла к бидонам с водой и слегка поправила их.
– Худа хафиз, – попрощались они с нами и погнали своего серого ослика в сторону кишлака.
Мы с другом ещё порыбачили. Погода стояла прекрасная. Солнце находилось в зените. Было жарко, но у берега веяло прохладой.
Наши рыбалки вошли в привычку. Гулобшо чуть ли не каждое утро приходил ко мне с баночкой «пахсак» – это букашки такие, которые водятся в прозрачной ледяной воде под камнями, и на которые очень хорошо ловится рыба. Мой друг собирал их спозаранку в речке у своего дома.
Абдул Ризо и Садбарг тоже стали часто приходить к берегу за водой со своим симпатичным осликом, и это продолжалось почти месяц. Мы сдружились с детьми. Мы их всегда ждали.
В один из поздних августовских дней мы с Гулобшо сидели на берегу реки и, как обычно, рыбачили. На афганской стороне мы заметили небольшой караван, состоявший из одной лошади и нескольких ишаков с небогатой поклажей. В тот же вечер караван прошел по той же горной тропинке обратно. Садбарг и Абдул Ризо в этот день за водой не пришли. Не было их и в последующие три дня. Мы с Гулобшо продолжали рыбалку, но уже чего-то не хватало – не было прежнего веселья. Что-то разрушилось в установившемся кишлачном порядке.
То ли оттого, что не было Садбарг с Абдул Ризо, то ли оттого, что скоро заканчивался отпуск и мне нужно было возвращаться в шумный город, настроение было не очень весёлое.
Несколько дней спустя появился Абдул Ризо. Не стоит описывать ту радость, которую мы испытали с Гулобшо, увидев его. Мальчик невесело плёлся один за осликом, с теми же бидонами. Мы всё надеялись, что из-за его спины выскочит весёлая Садбарг, но её не было.
– Саломолек, – буркнул без особой радости Абдул Ризо.
Мы поздоровались.
– А где сестра? – осторожно спросил Гулобшо.
– Её выдали замуж, – грустно ответил он после недолгого молчания.
– Как?.. Ей же всего?.. – повис в воздухе наш недоуменный вопрос.
– Приехал какой-то наш родственник из города Султан-Ишкашима и забрал её к себе, – чуть не плача произнёс Абдул Ризо.
Потом он надолго замолчал. На его правом запястье я заметил то ли медный, то ли латунный браслет, который он нежно поглаживал.
Мы с Гулобшо невесело переглянулись. Мой друг медленно встал и молча перебросил всю попавшуюся в тот день рыбу на тот берег, но Абдул Ризо даже не обратил на неё внимания.
– Ладно, не грусти, она ведь приедет к тебе в гости, правда? – попытался успокоить мальчика Гулобшо. Паренёк молча наполнил бидоны водой и, махнув в нашу сторону рукой, направился со своим осликом в сторону кишлака, как будто попавшего на левый берег Пянджа из средневековья и до сих пор сохранившего свои средневековые устои. Впрочем, оно так и есть.
Мы собрали удочки и тоже направились в свой кишлак с побеленными домами. Из селения шел запах жареного лука: кто-то готовил ужин. В первом же доме, точнее во дворе дома, в тени грушевых деревьев мы увидели девочек, наверное, ровесниц Садбарг, весело и беззаботно прыгающих через параллельно натянутые резинки (не знаю, как называется эта игра). Глядя на них, я вспомнил Садбарг и подумал, как странно всё бывает в жизни. И как удивительно судьба распорядилась с одним и тем же народом, проведя границу по реке, разделив их на два государства. Находясь на этом стыке, невольно задумываешься о тайнах пространства и времени…
Вот так закончился один из моих отпусков в далёком памирском кишлаке.
Эпилог
Гораздо позже этих событий один из моих памирских друзей рассказал историю о русском парне, якобы попавшем в плен во время афганской войны ещё в советские времена, а позже принявшем Ислам и оставшемся жить в Афганистане. Ходили слухи, что проживал он в одном из прибрежных кишлаков. И мне подумалось, а не могла ли Садбарг быть его дочерью? Ведь у неё были совершенно русые волосы, и она хвасталась знанием нескольких русских слов, которые произносила безупречно. Впрочем, это уже мои догадки.
30 мая 2009 года
Мудрецы уходят в горы
Свежий воздух гор слегка пьянил меня. Я поднимался всё выше и выше по горной тропе. Недавно прошедший дождь освежил всю природу: трава стала ярче, воздух – прозрачнее, а небо – ещё голубее. Дышалось свободно.
Город с его нудной суматохой и притворной жизнью остался далеко позади. Во всяком случае, до ближайшего было не менее семисот километров. И мне казалось, что я попал в другой мир, в мир естественный. Оно так и было. Меня окружали тутовые деревья с их янтарными ягодами. Живо и весело журчали свежие горные ручьи с талой водой. Паслись стада коров, и я уверенно мог сказать, что их вымя было наполнено не пастеризованным молоком, а самым, что ни есть натуральным. Я шёл и наслаждался первозданной красотой Памира.
К полудню я достиг горного плато, расположенного на высоте около трёх тысяч метров. Остановился у небольшого родника отдохнуть. Кусок домашней лепёшки, козьего сыра и свежий помидор показались мне лучше всяких деликатесов из изысканных ресторанов. После еды меня начало клонить ко сну, и я, соорудив из рюкзака подушку, прилег на короткую травку рядом с родником.
Проснулся я оттого, что услышал фырканье ослика. На ослике сидел седой, благообразный старик, по одежде похожий на дервиша. Поравнявшись со мной, он спешился, подошёл к роднику и пригоршнями медленно стал пить воду.
– Саламалейкум, друг! Наверное, я тебя разбудил. Извини, – ласково произнёс старик.
Он был похож на тех древних мудрецов, изображения которых нам встречались в школьных учебниках по персоязычной поэзии. Я имею в виду Джалалуддина Руми, Омара Хайяма, Абу Али ибн Сина и всю ту плеяду гигантов Востока.
– Ваалейкум ассалам! Да нет, я лишь вздремнул немного.
– Наверное, с нижнего пастбища поднялся сюда, – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнёс старик.
– Нет, я из города, из Душанбе. Решил провести свой отпуск в горах.
– Замечательно придумал. А я вот давным-давно покинул город и нисколько об этом не жалею, – добавил он. – В первый же год войны я взял свою жену, детей и привёз их сюда. Не хотелось оставаться среди сумасшедших людей. Воюют только ненормальные.
– И как же, не трудно жить в горах? – осторожно спросил я его.
– Поверь мне, друг, я никогда не был более счастлив, чем здесь.
– Ну, а как же без электричества, без газа, без докторов, по крайней мере…
– И без всего этого можно прожить. И без докторов тоже. Поверь, за всё то время, что я живу в горах ни я сам, ни члены моей семьи ни разу не болели. Именно здесь, среди горных вершин, многие вещи прояснились для меня. В городе много суеты, бессмысленной суеты. Там мы зависим от абсолютно глупых вещей: начальник, зарплата, то же электричество, газ… Ты не волен делать то, чего больше всего хочешь, – спокойно завершил старик свою долгую речь и внимательно посмотрел мне в глаза, как бы убеждаясь, понимаю ли я его. И, видимо, удовлетворившись явно выраженным любопытством на моём лице, продолжил:
– А больше всего человеку хочется быть самим собой. Ты вот, кто по профессии? – неожиданно спросил он меня.
